Неточные совпадения
— Ах, нет, подите! Бог с вами! — почти с, ужасом воскликнула та. — Я сыта по горло, да нам пора и
ехать. Вставай, Сережа! — обратилась она
к сыну.
— Все говорят, мой милый Февей-царевич, что мы с тобой лежебоки; давай-ка, не будем сегодня лежать после обеда, и
поедем рыбу ловить… Угодно вам, полковник, с нами? — обратился он
к Михайлу Поликарпычу.
Для этой цели она напросилась у мужа, чтобы он взял ее с собою, когда
поедет на ревизию, — заехала будто случайно в деревню, где рос ребенок, — взглянула там на девочку; потом, возвратясь в губернский город, написала какое-то странное письмо
к Есперу Иванычу, потом — еще страннее, наконец, просила его приехать
к ней.
— Ну так вот что, мой батюшка, господа мои милые, доложу вам, — начала старуха пунктуально, — раз мы, так уж сказать, извините,
поехали с Макаром Григорьичем чай пить. «Вот, говорит, тут лекарев учат, мертвых режут и им показывают!» Я, согрешила грешная, перекрестилась и отплюнулась. «Экое место!» — думаю; так, так сказать, оно оченно близко около нас, — иной раз ночью лежишь, и мнится: «Ну как мертвые-то скочут и
к нам в переулок прибегут!»
— Завтрашний день-с, — начал он, обращаясь
к Павлу и стараясь придать как можно более строгости своему голосу, — извольте со мной
ехать к Александре Григорьевне… Она мне все говорит: «Сколько, говорит, раз сын ваш бывает в деревне и ни разу у меня не был!» У нее сын ее теперь приехал, офицер уж!..
К исправнику тоже все дети его приехали; там пропасть теперь молодежи.
На другой день, когда
поехали к Абреевой, Павел выфрантился в новый штатский сюртук, атласный жилет, пестрые брюки и в круглую пуховую шляпу.
Когда сын, наконец, объявил еще раз и окончательно, что
поедет в Москву, он отнесся уж
к нему каким-то даже умоляющим голосом...
— А что, можно теперь
ехать к Есперу Иванычу?.. Отобедал он или нет? — как бы посоветовался Павел с Макаром Григорьевым.
— Вот кто! — произнесла добродушно княгиня и ласково посмотрела на Павла. — Я теперь
еду, друг мой, на вечер
к генерал-губернатору… Государя ждут… Естафет пришел.
Вообразите: мы вчера с братом
поехали к Сретенским воротам — понимаете?
Самое большое, чем он мог быть в этом отношении, это — пантеистом, но возвращение его в деревню, постоянное присутствие при том, как старик отец по целым почти ночам простаивал перед иконами, постоянное наблюдение над тем, как крестьянские и дворовые старушки с каким-то восторгом бегут
к приходу помолиться, — все это, если не раскрыло в нем религиозного чувства, то, по крайней мере, опять возбудило в нем охоту
к этому чувству; и в первое же воскресенье, когда отец
поехал к приходу, он решился съездить с ним и помолиться там посреди этого простого народа.
— Надеюсь и прошу вас! Вам совершенно мимо наших ворот домой
ехать, — прибавила она, обращаясь
к Павлу, уже с опущенными глазами.
После обеда, наконец, когда Павел вместе с полковником стали раскланиваться, чтобы
ехать домой, m-lle Прыхина вдруг обратилась
к нему...
— А что, не хочешь ли,
поедем к Александру Ивановичу Коптину?
— На этой же бы неделе был у вас, чтобы заплатить визит вам и вашему милому юноше, — говорил любезно Александр Иванович, — но — увы! —
еду в губернию
к преосвященному владыке.
— Конечно, сделаю! Вы позволите мне, совсем уже
ехавши, заехать
к вам?
У Павла, как всегда это с ним случалось во всех его увлечениях, мгновенно вспыхнувшая в нем любовь
к Фатеевой изгладила все другие чувствования; он безучастно стал смотреть на горесть отца от предстоящей с ним разлуки… У него одна только была мысль, чтобы как-нибудь поскорее прошли эти несносные два-три дня — и скорее
ехать в Перцово (усадьбу Фатеевой). Он по нескольку раз в день призывал
к себе кучера Петра и расспрашивал его, знает ли он дорогу в эту усадьбу.
Лесу, вместе с тем, как бы и конца не было, и,
к довершению всего, они подъехали
к такому месту, от которого шли две дороги, одинаково торные; куда надо было
ехать, направо или налево? Кучер Петр остановил лошадей и недоумевал.
— Ну, так я, ангел мой,
поеду домой, — сказал полковник тем же тихим голосом жене. — Вообразите, какое положение, — обратился он снова
к Павлу, уже почти шепотом, — дяденька, вы изволите видеть, каков; наверху княгиня тоже больна, с постели не поднимается; наконец у нас у самих ребенок в кори; так что мы целый день — то я дома, а Мари здесь, то я здесь, а Мари дома… Она сама-то измучилась; за нее опасаюсь, на что она похожа стала…
—
К матери в деревню хочу
ехать, — проговорила Фатеева, и на глазах у нее при этом выступили слезы.
— Сделайте милость! — сказал Павел, смотря с удовольствием на ее черные глаза, которые так и горели
к нему страстью. — Только зачем, друг мой, все эти мучения, вся эта ревность, для которой нет никакого повода? — сказал он, когда они
ехали домой.
— Ну-с, поэтому вы надевайте вашу шляпку, и мы сейчас же
поедем на считку в один дом, а я схожу
к Каролине Карловне, — и он пошел
к m-me Гартунг.
— Что же ты меня не подождал, когда
поехал? — спросила она Павла, проходя мимо него и садясь на один из ближайших
к нему стульев.
— А я-то как же, опять одна
поеду? — отнеслась Клеопатра Петровна
к нему.
Ехать к матери не было никакой возможности, так как та сама чуть не умирала с голоду; воротиться другой раз
к мужу — она совершенно не надеялась, чтобы он принял ее.
Павел вскоре после того ушел
к Неведомову, чтоб узнать от того, зачем он
едет к Троице, и чтоб поговорить с ним о собственных чувствованиях и отношениях
к m-me Фатеевой. В глубине души он все-таки чувствовал себя не совсем правым против нее.
Павел кончил курс кандидатом и посбирывался
ехать к отцу: ему очень хотелось увидеть старика, чтобы покончить возникшие с ним в последнее время неудовольствия; но одно обстоятельство останавливало его в этом случае: в тридцати верстах от их усадьбы жила Фатеева, и Павел очень хорошо знал, что ни он, ни она не утерпят, чтобы не повидаться, а это может узнать ее муж — и пойдет прежняя история.
— Завтра мы с тобой
поедем в Парк
к одной барыне-генеральше; смотри, не ударь себя лицом в грязь, — продолжал Вихров и назвал при этом и самую дачу.
Герой мой очень хорошо видел, что в сердце кузины дует гораздо более благоприятный для него ветер: все подробности прошедшего с Мари так живо воскресли в его воображении, что ему нетерпеливо захотелось опять увидеть ее, и он через три — четыре дня снова
поехал к Эйсмондам; но — увы! — там произошло то, чего никак он не ожидал.
Поедете вы, сударь, теперь в деревню, — отнесся Макар Григорьев опять
к Вихрову, — ждать строгости от вас нечего: строгого господина никогда из вас не будет, а тоже и поблажкой, сударь, можно все испортить дело.
— Ну, так вот, Иван, ты возьмешь лошадь и
поедешь с этим письмом
к Клеопатре Петровне, — говорил Вихров, отдавая Ивану письмо.
— Раменка околела-с. Вчерашний день, Иван пришел и говорит: «Дай, говорит, мне лошадь самолучшую; барин велел мне
ехать проворней в Перцово!» Я ему дал-с; он, видно, без рассудку гнал-с ее, верст сорок в какие-нибудь часа три сделал; приехал тоже — слова не сказал, прямо поставил ее
к корму; она наелась, а сегодня и околела.
В тот же день после обеда Вихров решился
ехать к Фатеевой. Петр повез его тройкой гусем в крытых санях. Иван в наказание не был взят, а брать кого-нибудь из других людей Вихров не хотел затем, чтобы не было большой болтовни о том, как он будет проводить время у Фатеевой.
Вихров,
поехав к Клеопатре Петровне, выфрантился в свой тончайшего сукна сюртучок, бархатный жилет, клетчатые толстые английского сукна брюки. Клеопатра Петровна в последнее время видела все его одетым небрежно, буршем-студентом, в поношенном вицмундире и в широчайших, вытертых брюках, а тут явился
к ней франт столичный!
Юлия на это ей ничего не сказала, но Катишь очень хорошо видела, что она сильно ее заинтересовала Вихровым, а поэтому,
поехав через неделю опять
к Клеопатре Петровне, она и там не утерпела и сейчас же той отрапортовала...
— Мне есть повод съездить
к нему. Я продавал по поручению Александры Григорьевны Воздвиженское и кой-каких бумаг не передал его покойному отцу;
поеду теперь и передам самому.
К вечеру наконец Вихров вспомнил, что ему надобно было
ехать в собрание, и, чтобы одеть его туда, в первый еще раз позван был находившийся в опале и пребывавший в кухне — Иван.
Поутру Клеопатра Петровна предположила со всеми своими гостями
ехать в церковь
к обедне; запряжены были для этого четвероместные пошевни.
—
Поедем в Петров день
к нему — у него и во всех деревнях его праздник.
— Куда же вы?
К барышне, верно, какой-нибудь
едете, стихи свои читать? — спросил его Вихров.
— Да какой променаж, — сказал тот, приехав
к нему, —
поедем на охоту на озеро; я ружье и собаку с собой захватил.
— Тебе надобно
ехать к кому-нибудь и узнать поподробнее, — продолжала Мари.
—
К кому же мне
ехать, я совершенно не знаю! В редакцию, что ли?
—
К Абрееву разве
ехать? — продолжал Вихров.
— Кажется! — отвечал ей с грустною усмешкою Вихров. — Но, однако, когда же мне
ехать к Абрееву?
Вихров
ехал к Абрееву с весьма тяжелым и неприятным чувством. «Как-то примет меня этот барчонок?» — думал он.
— Далеко не шутка! — повторил и Абреев. — Мой совет, mon cher, вам теперь покориться вашей участи,
ехать, куда вас пошлют; заслужить, если это возможно будет, благорасположение губернатора, который пусть хоть раз в своем отчете упомянет, что вы от ваших заблуждений совершенно отказались и что примерным усердием
к службе стараетесь загладить вашу вину.
С печальными и тяжелыми мыслями вышел он от Абреевых и не в состоянии даже был
ехать к Эйсмондам.
«Чем же я займу себя, несчастный!» — восклицал я, и скука моя была так велика, что, несмотря на усталость, я сейчас же стал сбираться
ехать к Захаревским, чтобы хоть чем-нибудь себя занять.
Ночь была совершенно темная, а дорога страшная — гололедица. По выезде из города сейчас же надобно было
ехать проселком. Телега на каждом шагу готова была свернуться набок. Вихров почти желал, чтобы она кувырнулась и сломала бы руку или ногу стряпчему, который начал становиться невыносим ему своим усердием
к службе. В селении, отстоящем от города верстах в пяти, они, наконец, остановились. Солдаты неторопливо разместились у выходов хорошо знакомого им дома Ивана Кононова.