Неточные совпадения
Вся картина, которая рождается при этом в воображении автора, носит
на себе чисто уж исторический характер: от деревянного, во вкусе итальянских вилл, дома остались теперь одни только развалины; вместо сада, в котором некогда были и подстриженные деревья, и гладко убитые дорожки, вам представляются группы бестолково растущих деревьев; в левой
стороне сада, самой поэтической, где прежде устроен был «Парнас», в последнее время один аферист построил винный завод; но и аферист уж этот лопнул, и завод его стоял без окон и без дверей — словом, все, что было делом рук человеческих, в настоящее время или полуразрушилось, или совершенно было уничтожено, и один только созданный богом вид
на подгородное озеро,
на самый городок,
на идущие по другую
сторону озера луга, —
на которых, говорят, охотился Шемяка, — оставался по-прежнему прелестен.
Серьезное лицо Александры Григорьевны приняло еще более серьезное выражение. Она
стороной слышала, что у полковника были деньжонки, но что он, как человек, добывавший каждую копейку кровавым трудом, был страшно
на них скуп. Она вознамерилась,
на этот предмет, дать ему маленький урок и блеснуть перед ним собственным великодушием.
— Не смею входить в ваши расчеты, — начала она с расстановкою и ударением, — но, с своей
стороны, могу сказать только одно, что дружба, по-моему, не должна выражаться
на одних словах, а доказываться и
на деле: если вы действительно не в состоянии будете поддерживать вашего сына в гвардии, то я буду его содержать, — не роскошно, конечно, но прилично!.. Умру я, сыну моему будет поставлено это в первом пункте моего завещания.
На обратном пути в Новоселки мальчишки завладевали и линейкой: кто помещался у ней сзади, кто садился
на другую
сторону от бар, кто рядом с кучером, а кто — и вместе с барями.
— Василий Мелентьич, давайте теперь рассчитаемте, что все будет это стоить: во-первых, надобно поднять сцену и сделать рамки для декораций, положим хоть штук четырнадцать;
на одной
стороне будет нарисована лесная, а
на другой — комнатная; понимаешь?
Для этого он велел ему одну
сторону оконного переплета обводить краскою темною, а другую — посветлей, — филенки
на дверях разделывать таким образом, чтобы слегка их оттенять, проводя по сырому грунту сажею, — и выходило отлично!
Все переходили по недоделанному полу в комнату Мари, которая оказалась очень хорошенькой комнатой, довольно большою, с итальянским окном, выходившим
на сток двух рек; из него по обе
стороны виднелись и суда, и мачты, и паруса, и плашкотный мост, и наконец противоположный берег,
на склоне которого размещался монастырь, окаймленный оградою с стоявшими при ней угловыми башнями, крытыми черепицею, далее за оградой кельи и службы, тоже крытые черепицей, и среди их церкви и колокольни с серебряными главами и крестами.
Александра Григорьевна взглянула
на Павла. С одной
стороны, ей понравилась речь его, потому что она услышала в ней несколько витиеватых слов, а с другой — она ей показалась по тону, по крайней мере, несколько дерзкою от мальчика таких лет.
— Потому что вы описываете жизнь, которой еще не знаете; вы можете написать теперь сочинение из книг, — наконец, описать ваши собственные ощущения, — но никак не роман и не повесть!
На меня, признаюсь, ваше произведение сделало очень, очень неприятное впечатление; в нем выразилась или весьма дурно направленная фантазия, если вы все выдумали, что писали… А если же нет, то это, с другой
стороны, дурно рекомендует вашу нравственность!
Неведомов, после того, взглянул
на прочих лиц, помещавшихся за табльдотом, и увидел, что Анна Ивановна сидит с Саловым и, наклонившись несколько в его
сторону, что-то такое слушает не без внимания, что Салов ей говорит.
— Нельзя, братец, все-таки генерал! — сказал он ему по этому поводу, — и презамечательный
на это, бестия!.. Даром что глядит по
сторонам, все в человеке высмотрит.
В мире все имеет смешную и великую
сторону, а он там, каналья, навараксал каких-то карикатур
на чиновников и помещиков, и мой друг, Степан Петрович Шевырев, уверяет, что это поэма, и что тут вся Россия!
М-me Фатеева между тем села с Павлом несколько в
стороне на диване. Он был почти в лихорадке: пожатие прелестной ручки m-me Фатеевой пронзило как бы электрическими иглами все тело его.
Выйдя
на двор, гостьи и молодой хозяин сначала направились в яровое поле, прошли его, зашли в луга, прошли все луга, зашли в небольшой перелесок и тот весь прошли. В продолжение всего этого времени, m-lle Прыхина беспрестанно уходила то в одну
сторону, то в другую, видимо, желая оставлять Павла с m-me Фатеевой наедине. Та вряд ли даже, в этом случае, делала ей какие-либо особенные откровенности, но она сама догадалась о многом: о, в этом случае m-lle Прыхина была преопытная и предальновидная!
— Совершенно справедливо, все они — дрянь! — подтвердил Павел и вскоре после того, по поводу своей новой, как сам он выражался, религии, имел довольно продолжительный спор с Неведомовым, которого прежде того он считал было совершенно
на своей
стороне. Он зашел к нему однажды и нарочно завел с ним разговор об этом предмете.
И она привела Павла в спальную Еспера Иваныча, окна которой были закрыты спущенными зелеными шторами, так что в комнате царствовал полумрак.
На одном кресле Павел увидел сидящую Мари в парадном платье, приехавшую, как видно, поздравить новорожденного. Она похудела очень и заметно была страшно утомлена. Еспер Иваныч лежал, вытянувшись, вверх лицом
на постели; глаза его как-то бессмысленно блуждали по
сторонам; самое лицо было налившееся, широкое и еще более покосившееся.
Он только взглянул
на него ненадолго, а потом и отвел от него в
сторону свои глаза.
Вскоре раздалось довольно нестройное пение священников. Павла точно ножом кольнуло в сердце. Он взглянул
на Мари; она стояла с полными слез глазами, но ему и это показалось притворством с ее
стороны.
Вечером он садился составлять лекции или читал что-нибудь. Клеопатра Петровна помещалась против него и по целым часам не спускала с него глаз. Такого рода жизнь барина и Ивану, как кажется, нравилась; и он, с своей
стороны, тоже продолжал строить куры горничной Фатеевой и в этом случае нисколько даже не стеснялся; он громко
на все комнаты шутил с нею, толкал ее… Павел однажды, застав его в этих упражнениях, сказал ему...
— Болхов-город… озеро там, брат, будет в длину верст двадцать… ну, а
на нагорной-то
стороне у него — монастырь Болоховской!..
— Ну, что же делать, очень жаль! — говорил Павел, находя и со своей
стороны совершенно невозможным, чтобы она в этом положении появилась
на сцене. — До свиданья! — сказал он и ушел опять к Анне Ивановне, которая была уже в шляпке. Он посадил ее
на нарочно взятого лихача, и они понеслись
на Никитскую. Фатееву Павел в эту минуту совершенно забыл. Впереди у него было искусство и мысль о том, как бы хорошенько выучить Анну Ивановну сыграть роль Юлии.
— А я за вами петушком, петушком! — сказал Петин, чтобы посмешить ее, но Клеопатра Петровна не смеялась, и таким образом обе пары разъехались в разные
стороны: Вихров с Анною Ивановною
на Тверскую, а Клеопатра Петровна с Заминым
на Петровку. Неведомов побрел домой один, потупив голову.
— Я умру, Вихров, непременно, — продолжала она в пятой фигуре, перейдя с ним совсем
на другую
сторону.
— С моей
стороны очень просто вышло, — отвечал Салов, пожимая плечами, — я очутился тогда, как Ир, в совершенном безденежье; а там слух прошел, что вот один из этих же свиней-миллионеров племянницу свою, которая очутилась от него, вероятно, в известном положении, выдает замуж с тем только, чтобы
на ней обвенчаться и возвратить это сокровище ему назад… Я и хотел подняться
на эту штуку…
— А черт его знает! — отвечал тот. — И вот тоже дворовая эта шаварда, — продолжал он, показывая головой в ту
сторону, куда ушел Иван, — все завидует теперь, что нам, мужикам, жизнь хороша, а им — нет. «Вы, говорит, живете как вольные, а мы — как каторжные». — «Да есть ли, говорю, у вас разум-то
на воле жить: — ежели, говорю, лошадь-то с рожденья своего взнуздана была, так, по-моему, ей взнузданной и околевать приходится».
— Что же все! — возразил Макар Григорьев. — Никогда он не мог делать того, чтобы летать
на птице верхом. Вот в нашей деревенской
стороне, сударь, поговорка есть: что сказка — враль, а песня — быль, и точно: в песне вот поют, что «во саду ли, в огороде девушка гуляла», — это быль: в огородах девушки гуляют; а сказка про какую-нибудь Бабу-ягу или Царь-девицу — враки.
— Отчего ты
на чужой
стороне не живешь? — спросил его Вихров.
Ванька вспомнил, что в лесу этом да и вообще в их
стороне волков много, и страшно струсил при этой мысли: сначала он все Богородицу читал, а потом стал гагайкать
на весь лес, да как будто бы человек десять кричали, и в то же время что есть духу гнал лошадь, и таким точно способом доехал до самой усадьбы; но тут сообразил, что Петр, пожалуй, увидит, что лошадь очень потна, — сам сейчас разложил ее и, поставив в конюшню, пошел к барину.
Чтобы объяснить эти слова Клеопатры Петровны, я должен сказать, что она имела довольно странный взгляд
на писателей; ей как-то казалось, что они непременно должны были быть или люди знатные, в больших чинах, близко стоящие к государю, или, по крайней мере, очень ученые, а тут Вихров, очень милый и дорогой для нее человек, но все-таки весьма обыкновенный, хочет сделаться писателем и пишет; это ей решительно казалось заблуждением с его
стороны, которое только может сделать его смешным, а она не хотела видеть его нигде и ни в чем смешным, а потому, по поводу этому, предполагала даже поговорить с ним серьезно.
Этого маленького разговора совершенно было достаточно, чтобы все ревнивое внимание Клеопатры Петровны с этой минуты устремилось
на маленький уездный город, и для этой цели она даже завела шпионку, старуху-сыромасленицу, которая, по ее приказаниям, почти каждую неделю шлялась из Перцова в Воздвиженское, расспрашивала
стороной всех людей, что там делается, и доносила все Клеопатре Петровне, за что и получала от нее масла и денег.
— Нет, я не умею, — отвечал он и, отойдя в
сторону, в продолжение всей кадрили как-то ласково смотрел
на Павла.
Он очень хорошо понял, что это была штука со
стороны Клеопатры Петровны, и страшно
на нее рассердился.
Доктор ничего ей
на это не сказал, а только поднял вверх свои черные брови и думал; вряд ли он не соображал в эти минуты, с какой бы еще
стороны тронуть эту даму, чтобы вызнать ее суть.
— Выпьемте, а то обидится, — шепнул Миротворский Вихрову. Тот согласился. Вошли уже собственно в избу к Ивану Кононову; оказалось, что это была почти комната, какие обыкновенно бывают у небогатых мещан; но что приятно удивило Вихрова, так это то, что в ней очень было все опрятно: чистая стояла в
стороне постель, чистая скатерть положена была
на столе, пол и подоконники были чисто вымыты, самовар не позеленелый, чашки не загрязненные.
Костюм Офелии Пиколова переменила, по крайней мере, раз пять и все совещалась об этом с Вихровым; наконец, он ее одел для последнего акта в белое платье, но совершенно без юбок, так что платье облегало около ее ног, вуаль был едва приколот, а цветы — белые камелии — спускались тоже не совсем в порядке
на одну
сторону.
Иларион Захаревский, впрочем, с удовольствием обещался приехать
на чтение; Виссарион тоже пожелал послушать и
на этот вечер нарочно даже остался дома. Здесь я считаю не лишним извиниться перед читателями, что по три и по четыре раза описываю театры и чтения, производимые моим героем. Но что делать?.. Очень уж в этом сущность его выражалась: как только жизнь хоть немного открывала ему клапан в эту
сторону, так он и кидался туда.
Потом Вихров через несколько минут осмелился взглянуть в
сторону могилы и увидел, что гроб уж был вынут, и мужики несли его. Он пошел за ними. Маленький доктор, все время стоявший с сложенными по-наполеоновски руками
на окраине могилы и любовавшийся окрестными видами, тоже последовал за ними.
Вихров, разумеется, очень хорошо понимал, что со
стороны высокого мужика было одно только запирательство; но как его было уличить: преступник сам от своих слов отказывался, из соседей никто против богача ничего не покажет, чиновники тоже не признаются, что брали от него взятки; а потому с сокрушенным сердцем Вихров отпустил его, девку-работницу сдал
на поруки хозяевам дома, а Парфена велел сотскому и земскому свезти в уездный город, в острог.
Село Учня стояло в страшной глуши. Ехать к нему надобно было тридцативерстным песчаным волоком, который начался верст через пять по выезде из города, и сразу же пошли по
сторонам вековые сосны, ели, березы, пихты, — и хоть всего еще был май месяц, но уже целые уймы комаров огромной величины садились
на лошадей и ездоков. Вихров сначала не обращал
на них большого внимания, но они так стали больно кусаться, что сейчас же после укуса их
на лице и
на руках выскакивали прыщи.
— И мне уж позвольте, — сказал кучер. Он был старик, но еще крепкий и довольно красивый из себя. — Не знаю, как вашего табаку, а нашего так они не любят, — продолжал он, выпуская изо рта клубы зеленоватого дыма, и комары действительно полетели от него в разные
стороны; он потом пустил струю и
на лошадей, и с тех комары слетели.
Это звонили
на моленье, и звонили в последний раз; Вихрову при этой мысли сделалось как-то невольно стыдно; он вышел и увидел, что со всех
сторон села идут мужики в черных кафтанах и черных поярковых шляпах, а женщины тоже в каких-то черных кафтанчиках с сборками назади и все почти повязанные черными платками с белыми каймами; моленная оказалась вроде деревянных церквей, какие прежде строились в селах, и только колокольни не было, а вместо ее стояла
на крыше
на четырех столбах вышка с одним колоколом, в который и звонили теперь; крыша была деревянная, но дерево
на ней было вырезано в виде черепицы; по карнизу тоже шла деревянная резьба; окна были с железными решетками.
— Как что? — произнес мрачно священник. — Ведь это обман, измена с их
стороны: они приняли единоверие — и будь единоверцами; они, значит, уклоняются от веры своей, — и что за перемену нашей веры
на другую бывает, то и им должно быть за то.
— Недалеко; вон село наше, — отвечал он, показывая
на стоящее несколько в
стороне село. — Вы уж у меня и остановиться извольте
на квартире, — прибавил он.
Я спросил дежурного чиновника: «Кто это такой?» Он говорит: «Это единоверческий священник!» Губернатор, как вышел, так сейчас же подошел к нему, и он при мне же стал ему жаловаться именно
на вас, что вы там послабляли, что ли, раскольникам… и какая-то становая собирала какие-то деньги для вас, — так что губернатор, видя, что тот что-то такое серьезное хочет ему донести, отвел его в
сторону от меня и стал с ним потихоньку разговаривать.
Выскочив из тарантаса, он побежал в деревню и только что появился в ней, как
на него со всех
сторон понеслись собаки.
Сход шел по небольшой лесенке; передняя стена комнаты вся уставлена была образами, перед которыми горели три лампады;
на правой
стороне на лавке сидел ветхий старик, а у левой стены стояла ветхая старушка.
Вихров затем, все еще продолжавший дрожать, взглянул
на правую
сторону около себя и увидел лежащий пистолет; он взял его и сейчас же разрядил, потом он взглянул в противоположную
сторону и там увидел невиннейшее зрелище: Мелков спокойнейшим и смиреннейшим образом сидел
на лавке и играл с маленьким котенком. Вихрова взбесило это.
Луна, поднимаясь вверх, действительно все светлей и светлей начала освещать окрестность. Стало видно прежде всего дорогу, потом — лесок по
сторонам; потом уж можно было различать поля и даже какой хлеб
на них рос. Лошади все веселей и веселей бежали, кучер только посвистывал
на них.
«Спешу, любезный Павел Михайлович, уведомить вас, что г-н Клыков находящееся у него в опекунском управлении имение купил в крепость себе и испросил у губернатора переследование,
на котором мужики, вероятно, заранее застращенные, дали совершенно противоположные показания тому, что вам показывали. Не найдете ли нужным принять с своей
стороны против этого какие-нибудь меры?»
— Monsieur Кергель занимал такое место,
на котором другие тысячи наживали, а у него сотни рублей не осталось, — произнесла m-lle Катишь и махнула при этом носом в
сторону.