Неточные совпадения
Полковник был от
души рад отъезду последнего, потому что мальчик этот, в самом деле, оказался ужасным шалуном: несмотря
на то, что все-таки был не дома, а в гостях, он успел уже слазить
на все крыши, отломил у коляски дверцы, избил маленького крестьянского мальчишку и, наконец, обжег себе в кузнице страшно руку.
Анна Гавриловна, — всегда обыкновенно переезжавшая и жившая с Еспером Иванычем в городе, и видевши, что он почти каждый вечер ездил к князю, — тоже, кажется, разделяла это мнение, и один только ум и высокие качества сердца удерживали ее в этом случае: с достодолжным смирением она сознала, что не могла же собою наполнять всю жизнь Еспера Иваныча, что, рано или поздно, он должен был полюбить женщину, равную ему по положению и по воспитанию, — и как некогда принесла ему в жертву свое материнское чувство, так и теперь
задушила в себе чувство ревности, и (что бы там
на сердце ни было) по-прежнему была весела, разговорчива и услужлива, хотя впрочем, ей и огорчаться было не от чего…
— Ужасно скучаю, Еспер Иваныч; только и отдохнула
душой немного, когда была у вас в деревне, а тут бог знает как живу!.. — При этих словах у m-me Фатеевой как будто бы даже навернулись слезы
на глазах.
Павел, по необходимости, уселся
на довольно отдаленной дерновой скамейке; тихая печаль начала снедать его
душу.
— Это
на вашей
душе грех! — прибавила Фатеева.
Душа его, видно, была открыта
на этот раз для всех возвышенных стремлений человеческих.
Анна Ивановна была дочь одного бедного чиновника, и приехала в Москву с тем, чтобы держать в университете экзамен
на гувернантку. Она почти без копейки денег поселилась в номерах у m-me Гартунг и сделалась какою-то дочерью второго полка студентов: они все почти были в нее влюблены, оберегали ее честь и целомудрие, и почти
на общий счет содержали ее, и не позволяли себе не только с ней, по даже при ней никакой неприличной шутки: сама-то была она уж очень чиста и невинна
душою!
Вихров, через несколько месяцев, тоже уехал в деревню — и уехал с большим удовольствием. Во-первых, ему очень хотелось видеть отца, потом — посмотреть
на поля и
на луга; и, наконец, не совсем нравственная обстановка городской жизни начинала его
душить и тяготить!
— Нет-с, это — не та мысль; тут мысль побольше и поглубже: тут блудница приведена
на суд, но только не к Христу, а к фарисею, к аристократишке; тот, разумеется, и
задушил ее. Припомните надпись из Дантова «Ада», которую мальчишка, сынишка Лукреции, написал: «Lasciate ogni speranza, voi che entrate» [«Оставь надежду навсегда каждый, кто сюда входит» (итал.).]. Она прекрасно характеризует этот мирок нравственных палачей и душителей.
— Дайте мне воды; меня
душит вот тут!.. — проговорила она, показывая
на горло.
— И теперь она, — продолжал Вихров, — всей
душой хочет обратиться к вам; она писала уж вам об этом, но вы даже не ответили ей ничего
на это письмо.
Тарантас поехал. Павел вышел за ворота проводить его. День был ясный и совершенно сухой; тарантас вскоре исчез, повернув в переулок. Домой Вихров был не в состоянии возвратиться и поэтому велел Ивану подать себе фуражку и вышел
на Петровский бульвар. Тихая грусть, как змея, сосала ему
душу.
«P.S. Бедный страдалец — муж мой завтра или послезавтра умрет. Он оставил мне духовную
на все имение… Я теперь поэтому помещица двухсот
душ».
На своих служебных местах они, разумеется, не бог знает что делали; но положительно можно сказать, что были полезнее разных умников-дельцов уж тем, что не хапали себе в карман и не
душили народ.
—
На это можно сказать только одну пословицу: «Chaque baron a sa fantasie!» [«У каждого барона своя фантазия!» (франц.).] — прибавил он, начиная уже модничать и в
душе, как видно, несколько обиженный. Вихрову, наконец, уж наскучил этот их разговор об литературе.
Злоба в
душе героя моего между тем все еще продолжалась, и он решился перенесть ее
на доктора.
С самой искренней досадой в
душе герой мой возвратился опять в кабинет и там увидел, что доктор не только не спал, но даже сидел
на своей постели.
— Нет, брат, не от
души ты все это говоришь, — произнес он, — и если ты так во всем ее оправдываешь, ну так женись
на ней, — прибавил он и сделал лукавый взгляд.
Человек вдруг, с его
душой и телом, отдан в полную власть другому человеку, и тот может им распоряжаться больше, чем сам царь, чем самый безусловный восточный властелин, потому что тот все-таки будет судить и распоряжаться
на основании каких-нибудь законов или обычаев; а тут вы можете к вашему крепостному рабу врываться в самые интимные, сердечные его отношения, признавать их или отвергать.
Поддерживаемый буржуазией, 2 декабря 1852 года совершил государственный переворот и объявил себя императором.], то он с удовольствием объявил, что тот, наконец, восторжествовал и объявил себя императором, и когда я воскликнул, что Наполеон этот будет тот же губернатор наш, что весь род Наполеонов надобно сослать
на остров Елену, чтобы никому из них никогда не удалось царствовать, потому что все они в
душе тираны и душители мысли и, наконец, люди в высшей степени антихудожественные, — он совершенно не понял моих слов.
Вдруг тебе придется, например, выражать
душу г. Кони [Кони Федор Алексеевич (1809—1879) — писатель-водевилист, историк театра, издатель журнала «Пантеон».] или ум г. Каратыгина [Каратыгин Петр Андреевич (1805—1879) — известный водевилист и актер, брат знаменитого трагика.]; я бы умерла, кажется, с горя, если бы увидела когда-нибудь тебя
на сцене в таких пьесах.
— А кто же, злодей, это с ней сделал? — вскричал вдруг Вихров бешеным голосом, вскочив перед парнем и показывая рукой себе
на горло — как
душат человека.
— Убил, ваше благородие, как легли мы с ней спать, я и стал ее бранить, пошто она мне лошадь не подсобила отпрячь; она молчит; я ударил ее по щеке, она заплакала навзрыд. Это мне еще пуще досадней стало; я взял да стал ей ухо рвать; она вырвалась и убежала от меня
на двор, я нагнал ее, сшиб с ног и начал ее
душить.
Оставшись один, герой мой предался печальным размышлениям об этом мерзейшем внешнем русском образовании, которое только дает человеку лоск сверху, а внутри, в
душе у него оставляет готовность
на всякую гнусность и безобразие, — и вместе с тем он послал сказать смотрителю, что приедет сейчас в острог произвести дознание о происшедших там беспорядках.
Только один этот впереди мужчинища идет, как теперь гляжу
на него, плешивый эдакой, здоровый черт, как махнул его прямо с плеча дубиной по голове, так барин только проохнул и тут же богу
душу отдал.
— Это как вы знаете, кто вам объяснил это? — возразила ему становая насмешливо, —
на исповеди, что ли, кто вам открыл про то!.. Так вам самому язык за это вытянут, коли вы рассказываете, что
на духу вам говорят; вот они все тут налицо, — прибавила она, махнув головой
на раскольников. — Когда вас муж захватывал и обирал по рублю с
души? — обратилась она к тем.
Конечно, ее внезапный отъезд из Москвы, почти нежное свидание с ним в Петербурге, ее письма, дышащие нежностью, давали ему много надежды
на взаимность, но все-таки это были одни только надежды — и если она не питает к нему ничего, кроме дружбы, так лучше вырвать из
души и свое чувство и жениться хоть
на той же Юлии, которая, как он видел очень хорошо, всю жизнь будет боготворить его!
«Отпусти, говорит,
душу на покаяние!» Я говорю: «Покайся, это твое дело, а живого уж не отпущу».
Понятно, что Клеопатра Петровна о всех своих сердечных отношениях говорила совершенно свободно — и вряд ли в глубине
души своей не сознавала, что для нее все уже кончено
на свете, и если предавалась иногда материальным заботам, то в этом случае в ней чисто говорил один только животный инстинкт всякого живого существа, желающего и стремящегося сохранить и обеспечить свое существование.
Мари, оставшись одна, распустила ленты у дорожного чепца, расстегнула даже у горла платье, и
на глазах ее показались слезы; видно было, что рыдания
душили ее в эти минуты; сынок ее, усевшийся против нее, смотрел
на нее как бы с некоторым удивлением.
Молодой человек с явным восторгом сел за фортепиано и сейчас же запел сочиненную около того времени песенку: «Долго нас помещики
душили!» [«Долго нас помещики
душили!» — песня
на слова, приписываемые поэту В.С.Курочкину (1831—1875).
Мари видела, что он любит ее в эти минуты до безумия, до сумасшествия; она сама пылала к нему не меньшею страстью и готова была броситься к нему
на шею и
задушить его в своих объятиях; но по свойству ли русской женщины или по личной врожденной стыдливости своей, ничего этого не сделала и устремила только горящий нежностью взор
на Вихрова и проговорила...
— Но вы забываете, что все это делается публично, — возразил ему Вихров, — а
на глазах публики кривить
душой не совсем удобно.
Я помню, например, как наш почтенный Виктор Петрович Замин, сам бедняк и почти без пристанища, всей
душой своей только и болел, что о русском крестьянине, как Николай Петрович Живин, служа стряпчим, ничего в мире не произносил с таким ожесточением, как известную фразу в студенческой песне: «Pereat justitia!», как Всеволод Никандрыч, компрометируя себя, вероятно,
на своем служебном посту, ненавидел и возмущался крепостным правом!..