Неточные совпадения
Вся картина, которая рождается при этом в воображении автора, носит на себе чисто уж исторический характер: от деревянного, во вкусе итальянских вилл, дома остались теперь одни только развалины; вместо сада, в котором некогда были и подстриженные деревья, и гладко убитые дорожки, вам представляются группы бестолково растущих деревьев; в левой стороне сада, самой поэтической, где прежде устроен был «Парнас», в последнее
время один аферист построил винный завод; но и аферист уж этот лопнул, и завод его стоял без окон и без дверей — словом,
все, что было делом рук человеческих, в настоящее
время или полуразрушилось, или совершенно было уничтожено, и один только созданный богом вид на подгородное озеро, на самый городок, на идущие по другую сторону озера луга, — на которых, говорят, охотился Шемяка, — оставался по-прежнему прелестен.
— Прощай, мой ангел! — обратилась она потом к Паше. — Дай я тебя перекрещу, как перекрестила бы тебя родная мать; не меньше ее желаю тебе счастья. Вот, Сергей, завещаю тебе отныне и навсегда, что ежели когда-нибудь этот мальчик, который со
временем будет большой, обратится к тебе (по службе ли, с денежной ли нуждой), не смей ни минуты ему отказывать и сделай
все, что будет в твоей возможности, — это приказывает тебе твоя мать.
Во
все это
время Сережа до неистовства зевал, так что у него покраснели даже его красивые глаза.
«Tout le grand monde a ete chez madame la princesse… [«
Все светское общество было у княгини… (франц.).] Государь ей прислал милостивый рескрипт…
Все удивляются ее доброте: она самыми искренними слезами оплакивает смерть человека, отравившего
всю жизнь ее и, последнее
время, более двух лет, не дававшего ей ни минуты покоя своими капризами и страданиями».
Только на обеспеченной
всем и ничего не делающей русской дворянской почве мог вырасти такой прекрасный и в то же
время столь малодействующий плод.
Павел во
всю жизнь свою, кроме одной скрипки и плохих фортепьян, не слыхивал никаких инструментов; но теперь, при звуках довольно большого оркестра, у него как бы
вся кровь пришла к сердцу; ему хотелось в одно и то же
время подпрыгивать и плакать.
Плавин
все это
время разговаривал с Видостаном и, должно быть, о чем-то совещался с ним или просил его.
Павел,
все это
время ходивший по коридору и повторявший умственно и, если можно так выразиться, нравственно свою роль, вдруг услышал плач в женской уборной. Он вошел туда и увидел, что на диване сидел, развалясь, полураздетый из женского костюма Разумов, а на креслах маленький Шишмарев, совсем еще не одетый для Маруси. Последний заливался горькими слезами.
Зрителей во
все это
время утешал, наигрывая на скрипке печальнейшие арии, актер Видостан, составлявший своею особою
весь оркестр.
Павел
все это
время стоял бледный у дверей залы: он
всего более боялся, что если его выгонят, так это очень огорчит старика-отца.
Мари, Вихров и m-me Фатеева в самом деле начали видаться почти каждый день, и между ними мало-помалу стало образовываться самое тесное и дружественное знакомство. Павел обыкновенно приходил к Имплевым часу в восьмом; около этого же
времени всегда приезжала и m-me Фатеева. Сначала
все сидели в комнате Еспера Иваныча и пили чай, а потом он вскоре после того кивал им приветливо головой и говорил...
Особенно на Павла подействовало в преждеосвященной обедне то, когда на средину церкви вышли двое, хорошеньких, как ангелы, дискантов и начали петь: «Да исправится молитва моя, яко кадило пред тобою!» В это
время то одна половина молящихся, то другая становится на колени; а дисканты
все продолжают петь.
Все, в страхе — зреть святыню, падают ниц; несколько
времени продолжается слегка только трепетное молчание; но хор певчих снова запел, и
все, как отпущенные грешники, поднимаются.
— А о чем же? — возразил в свою очередь Павел. — Я, кажется, — продолжал он грустно-насмешливым голосом, — учился в гимназии, не жалея для этого ни
времени, ни здоровья — не за тем, чтобы потом
все забыть?
— Тут
все дело в ревности, — начал Постен с прежней улыбкой и, по-видимому, стараясь придать
всему разговору несколько легкий оттенок. — Когда Клеопатра Петровна переехала в деревню, я тоже в это
время был в своем имении и, разумеется, как сосед, бывал у нее; она так была больна, так скучала…
— Всегда к вашим услугам, — отвечал ей Павел и поспешил уйти. В голове у него
все еще шумело и трещало; в глазах мелькали зеленые пятна; ноги едва двигались. Придя к себе на квартиру, которая была по-прежнему в доме Александры Григорьевны, он лег и так пролежал до самого утра, с открытыми глазами, не спав и в то же
время как бы ничего не понимая, ничего не соображая и даже ничего не чувствуя.
— Я вот велю у вас
все книги обобрать, — заключила старушка и погрозила ему своим маленьким пальцем, а сама в это
время мельком взглянула на Павла.
Все, что он на этот раз встретил у Еспера Иваныча, явилось ему далеко не в прежнем привлекательном виде: эта княгиня, чуть живая, едущая на вечер к генерал-губернатору, Еспер Иваныч, забавляющийся игрушками, Анна Гавриловна, почему-то начавшая вдруг говорить о нравственности, и наконец эта дрянная Мари, думавшая выйти замуж за другого и в то же
время, как справедливо говорит Фатеева, кокетничавшая с ним.
Павел велел дать себе умываться и одеваться в самое лучшее платье. Он решился съездить к Мари с утренним визитом, и его в настоящее
время уже не любовь, а скорее ненависть влекла к этой женщине.
Всю дорогу от Кисловки до Садовой, где жила Мари, он обдумывал разные дерзкие и укоряющие фразы, которые намерен был сказать ей.
Через несколько
времени профессор словесности уничтожил перед своими слушателями
все проходимые ими прежде риторики, говоря: «Милостивые государи!
«Что-то он скажет мне, и в каких выражениях станет хвалить меня?» — думал он
все остальное
время до вечера: в похвале от профессора он почти уже не сомневался.
Герой мой вышел от профессора сильно опешенный. «В самом деле мне, может быть, рано еще писать!» — подумал он сам с собой и решился пока учиться и учиться!..
Всю эту проделку с своим сочинением Вихров тщательнейшим образом скрыл от Неведомова и для этого даже не видался с ним долгое
время. Он почти предчувствовал, что тот тоже не похвалит его творения, но как только этот вопрос для него, после беседы с профессором, решился, так он сейчас же и отправился к приятелю.
— Некогда
все! — отвечал Салов, в одно и то же
время ухмыляясь и нахмуриваясь. Он никогда почти не ходил в университет и
все был на первом курсе, без всякой, кажется, надежды перейти на второй.
Павел, как мы видели, несколько срезавшийся в этом споре,
все остальное
время сидел нахмурившись и насупившись; сердце его гораздо более склонялось к тому, что говорил Неведомов; ум же, — должен он был к досаде своей сознаться, — был больше на стороне Салова.
И Салов, делая явно при
всех гримасу, ходил к ней, а потом, возвращаясь и садясь, снова повторял эту гримасу и в то же
время не забывал показывать головой Павлу на Неведомова и на его юную подругу и лукаво подмигивать.
Во
все это
время Анна Ивановна, остававшаяся одна, по
временам взглядывала то на Павла, то на Неведомова. Не принимая, конечно, никакого участия в этом разговоре, она собиралась было уйти к себе в комнату; но вдруг, услышав шум и голоса у дверей, радостно воскликнула...
Из изящных собственно предметов он, в это
время, изучил Шекспира, о котором с ним беспрестанно толковал Неведомов, и еще Шиллера [Шиллер Фридрих (1759—1805) — великий немецкий поэт.], за которого он принялся, чтобы выучиться немецкому языку, столь необходимому для естественных наук, и который сразу увлек его, как поэт человечности, цивилизации и
всех юношеских порывов.
Ему и хотелось съездить к Коптину, но в то же
время немножко и страшно было: Коптин был генерал-майор в отставке и, вместе с тем, сочинитель. Во
всей губернии он слыл за большого вольнодумца, насмешника и даже богоотступника.
Выйдя на двор, гостьи и молодой хозяин сначала направились в яровое поле, прошли его, зашли в луга, прошли
все луга, зашли в небольшой перелесок и тот
весь прошли. В продолжение
всего этого
времени, m-lle Прыхина беспрестанно уходила то в одну сторону, то в другую, видимо, желая оставлять Павла с m-me Фатеевой наедине. Та вряд ли даже, в этом случае, делала ей какие-либо особенные откровенности, но она сама догадалась о многом: о, в этом случае m-lle Прыхина была преопытная и предальновидная!
Все повернули назад. В перелеске m-lle Прыхина опять с каким-то радостным визгом бросилась в сторону: ей, изволите видеть, надо было сорвать росший где-то вдали цветок, и она убежала за ним так далеко, что совсем скрылась из виду. M-me Фатеева и Павел, остановившись как бы затем, чтобы подождать ее, несколько
времени молча стояли друг против друга; потом, вдруг Павел зачем-то, и сам уже не отдавая себе в том отчета, протянул руку и проговорил...
А m-lle Прыхина, молча подавшая при его приходе ему руку, во
все это
время смотрела на него с таким выражением, которым как бы ясно говорила: «О, голубчик! Знаю я тебя; знаю, зачем ты сюда приехал!»
— Потому что еще покойная Сталь [Сталь Анна (1766—1817) — французская писательница, автор романов «Дельфина» и «Коринна или Италия». Жила некоторое
время в России, о которой пишет в книге «Десять лет изгнания».] говаривала, что она много знала женщин, у которых не было ни одного любовника, но не знала ни одной, у которой был бы
всего один любовник.
— Я заезжал к вам, — отнесся к нему и сам полковник, видимо, стараясь говорить тише, — но не застал вас дома; а потом мы уехали в Малороссию… Вы же, вероятно,
все ваше
время посвящаете занятиям.
Он, должно быть, в то
время, как я жила в гувернантках, подсматривал за мною и знал
все, что я делаю, потому что, когда у Салова мне начинало делаться нехорошо, я писала к Неведомову потихоньку письмецо и просила его возвратить мне его дружбу и уважение, но он мне даже и не отвечал ничего на это письмо…
Его самого интересовало посмотреть, что с Неведомовым происходит. Он застал того в самом деле не спящим, но сидящим на своем диване и читающим книгу. Вихров, занятый последнее
время все своей Клеопатрой Петровной, недели с две не видал приятеля и теперь заметил, что тот ужасно переменился: похудел и побледнел.
Придумывая, чтобы как-нибудь
все это поправить, Павел с месяц еще продолжал m-me Фатеевой рассказывать из грамматики, истории, географии; но, замечая наконец, что Клеопатра Петровна во
время этих уроков предается совершенно иным мыслям и, вероятно, каким-нибудь житейским соображениям, он сказал ей прямо...
— Хороши и противники-то их — западники, — сказал своим грустным голосом Неведомов. — Какое высокое дарование — Белинский, а и того совсем сбили с толку; последнее
время пишет
все это, видно, с чужого голоса, раскидался во
все стороны.
При прощании просили было Петина и Замина представить еще что-нибудь; но последний решительно отказался. Поглощенный своею любовью к народу, Замин последнее
время заметно начал солидничать. Петин тоже было отговаривался, что уже — некогда, и что он
все перезабыл; однако в передней не утерпел и вдруг схватился и повис на платяной вешалке.
То, о чем m-me Фатеева, будучи гораздо опытнее моего героя, так мрачно иногда во
время уроков задумывалась, начало мало-помалу обнаруживаться. Прежде
всего было получено от полковника страшное, убийственное письмо, которое, по обыкновению, принес к Павлу Макар Григорьев. Подав письмо молодому барину, с полуулыбкою, Макар Григорьев
все как-то стал кругом осматриваться и оглядываться и даже на проходящую мимо горничную Клеопатры Петровны взглянул как-то насмешливо.
При этом
все невольно потупились, кроме, впрочем, Плавина, лицо которого ничего не выражало, как будто бы это нисколько и не касалось его. Впоследствии оказалось, что он даже и не заметил, какие штуки против него устраивались: он очень уж в это
время занят был мыслью о предстоящей поездке на бал к генерал-губернатору и тем, чтоб не измять и не испачкать свой костюм как-нибудь.
— Да, мне
время, — отвечал Плавин и, отдав
всем общий поклон, уехал.
Заинтересуйся в это
время Клеопатрой Петровной какой-нибудь господин с обеспеченным состоянием — она ни минуты бы не задумалась сделаться его любовницей и ушла бы к нему от Павла; но такого не случилось, а
время между тем, этот великий мастер разрубать
все гордиевы узлы человеческих отношений, решило этот вопрос гораздо проще и приличнее.
Разговор на несколько
времени приостановился. Павел стал глядеть на Москву и на виднеющиеся в ней, почти на каждом шагу, церкви и колокольни. По его кипучей и рвущейся еще к жизни натуре
все это как-то не имело теперь для него никакого значения; а между тем для Неведомова скоро будет
все в этом заключаться, и Павлу стало жаль приятеля.
«Стоило затевать
всю эту историю, так волноваться и страдать, чтобы
все это подобным образом кончилось!» — думал он. Надобно оказать, что вышедший около этого
времени роман Лермонтова «Герой нашего
времени» и вообще
все стихотворения этого поэта сильно увлекали университетскую молодежь. Павел тоже чрезвычайно искренне сочувствовал многим его лирическим мотивам и, по преимуществу, — мотиву разочарования. В настоящем случае он не утерпел и продекламировал известное стихотворение Лермонтова...
— Двадцать третьего числа-с, — отвечал Кирьян, — во
время обеденного стола; гостья у них-с была, старушка Катерина Гавриловна Плавина… и
все про сына ему рассказывала, который видеться, что ли, с вами изволил?
Все ничего, никакой помощи не было, но старушонка-лекарка полечила их последнее
время, только и
всего, — раны эти самые киноварью подкурила, так сразу и затянуло
все…
Чтобы кататься по Москве к Печкину, в театр, в клубы, Вихров нанял помесячно от Тверских ворот лихача, извозчика Якова, ездившего на чистокровных рысаках; наконец, Павлу захотелось съездить куда-нибудь и в семейный дом; но к кому же? Эйсмонды были единственные в этом роде его знакомые. Мари тоже очень разбогатела: к ней перешло
все состояние Еспера Иваныча и почти
все имение княгини. Муж ее был уже генерал, и они в настоящее
время жили в Парке, на красивой даче.
Павел, когда он был гимназистом, студентом,
все ей казался еще мальчиком, но теперь она слышала до мельчайших подробностей его историю с m-me Фатеевой и поэтому очень хорошо понимала, что он — не мальчик, и особенно, когда он явился в настоящий визит таким красивым, умным молодым человеком, — и в то же
время она вспомнила, что он был когда-то ее горячим поклонником, и ей стало невыносимо жаль этого
времени и ужасно захотелось заглянуть кузену в душу и посмотреть, что теперь там такое.
— Послушайте, кузина, — начал он, — мы столько лет с вами знакомы, и во
все это
время играем между собой какую-то притворную комедию.
Он тогда еще был очень красивый кирасирский офицер, в белом мундире, и я бог знает как обрадовалась этому сватанью и могу поклясться перед богом, что первое
время любила моего мужа со
всею горячностью души моей; и когда он вскоре после нашей свадьбы сделался болен, я, как собачонка, спала, или, лучше сказать, сторожила у его постели.