Всемогущество

Всемогущество — неисчерпаемая сила, не имеющая никаких мыслимых ограничений, другими словами, сила, имеющая безграничные возможности. Монотеистические религии обычно приписывают всемогущество только Богу.

В философии большинства западных монотеистических религий всемогущество является одной из многих отличительных черт Бога, таких как всеведение, вездесущность и благость.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

Для экзистенциальной диалектики божественного и человеческого очень важен Лютер, который связан с германской мистикой, хотя сам мистиком не может быть назван. Особенный интерес представляет его книга «De servo arbitrio», направленная против Эразма. Это очень острая книга. Парадокс в том, что в борьбе за свободу христианина против власти авторитета над совестью Лютер совершенно отрицает свободу человека и утверждает исключительное действие Бога и Божьей благодати в религиозной жизни. Единственное, что должно исходить от человека, это вера. Спасает только вера, которая тоже от благодати, это и представлялось Лютеру освобождением от власти авторитета. Человек не имеет никакой самостоятельности в отношении к Богу, в отношении к Богу может быть лишь вера. Но при этом в мире человек может быть очень активен. Традиционное же католическое учение о свободе воли с вытекающими из него добрыми делами, необходимыми для спасения, представлялось Лютеру почти кощунственным, посягающим на всемогущество и величие Бога. Он отрицал не только свободу воли, но и человеческий разум признавал дьяволом. Он обвинял католичество в пелагианстве. Лютеровское учение о рабстве воли часто грубо понималось, и совсем не видели, какая глубокая и сложная метафизическая диалектика из него вытекает. Трудно было предвидеть, что в дальнейшем отсюда получится германская метафизика начала XIX века. Божественное поглощает человеческое. Это внутренний процесс, в котором человеческое не насилуется извне. Но тайна богочеловечности исчезает, как исчезает она у Экхардта.

Николай Бердяев, Экзистенциальная диалектика божественного и человеческого

Негативная, отрицательная теология Экхарта выходит за «рамки» канона: строго говоря, даже нельзя сказать, что есть Творец и творение. У него божественное начало возникает вместе с миром и пронизывает его. Поскольку Бог растворен в природе (позже такое учение стало называться пантеизмом – греч. pan – все, theos – бог), постольку он абсолютно безлик; Бог здесь – «колодец без дна», это «божественное ничто», которое можно постичь в отрешенном созерцании, в уединенном молчании. Результатом такого познания, по Экхарту, становится ощущение тождественности себя с Богом. Если, не идеализируя человека, вспомнить о его «греховных помыслах», которые почти всегда он носит в себе, т. е. «искус» воли к власти, к всемогуществу «земного бога», – тогда в определенной мере будет понятен и объясним революционизирующий эффект идей Экхарта на народные массы. Если «я – бог», значит, не нужны не только церкви, ритуалы, традиции, но и какие-либо социальные установления вообще… «Я – бог», значит, все позволено. Такова в пределе логика мистического пантеизма Экхарта, завершившая себя во множестве ересей и восстаний в рамках религиозного движения XIII–XIV вв.

Г. Г. Кириленко, Философия, 2009

Объективация человечности в религиях очевидна. Бог и боги – носители экстремализованных человеческих качеств. Бог есть любовь, всемогущество, милосердие, всеведение, справедливость и пр. Почему же так похоже? Да потому, что не Бог похож на нас, а мы на Него, ибо сотворены по Его образу и подобию, – изящно преодолевает затруднение религия. Были, правда, в истории религиозной мысли попытки вырваться из этого антропоморфного заколдованного круга «кто же кому подобен», который во все времена смущал наиболее последовательно мыслящие умы. Апофатическая теология справедливо утверждала о невозможности позитивной (т. е. человеческой) предикации Бога и возможности в отношении Его лишь негативных характеристик (неизречен, нематериален, непостижим, необъятен и пр.). Большинству людей, однако, всегда ближе непоследовательное себялюбивое мышление и нужен соразмерный им, антропоморфный Бог, если и не в прямой человеческой телесности, то непременно в человеческих социальных функциях: отца, начальника, судьи и т. п.

Владимир Красиков, Озарение трансценденцией, 2014

Итак, мы можем противопоставить два совершенно разных вида плюрализма, которые расподобляются изначально и развиваются в разных направлениях, будучи несводимыми друг к другу. Первый определяется «величайшим неподобием» между свободным Богом и свободным человеком («analogia entis») и ставит Бога на недосягаемо высокое место. Второй зиждется на законе (выводимом из секуляризованной христологии, введенной в оборот людьми) диалектического отношения Бога и мира, по которому Единое и Многое становятся двумя сторонами одного и того же бытия (чистая «логика» – и подвижная «диалектика»). Правда, если событие Креста – это последнее – и свободное – выражение общего отношения между греховным миром и примирившимся с ним Богом, то «язык» Креста не может быть абсолютно чужд миру: все мировые языки (как формы выражения человеческой экзистенции) должны быть так устроены, чтобы укладываться в это последнее всеохватывающее слово. Но не так, чтобы некий всеобщий диалектический закон («спекулятивной страстной пятницы») давал объяснение Христову Кресту. В структуре мира и бытия должно содержаться нечто вроде наброска, эскиза, инкоативной формы Креста, проективного плана, созданного Богом, который знает о близящемся грехе свободного человека и держит его в уме – но это не означает, что этот как бы пунктиром намеченный Крест может быть угадан человеком в качестве мирового закона, обведен сплошной чертой и взят им себе в пользование[4]. Реализация плана зависит единственно от всемогущества Бога, который только потому и может низводить в ад, что обладает силой вывести оттуда грешников (Втор 32, 39; 1 Цар 2, 6; Тов 13, 2; Прем 16, 13): воскресение мертвых – это не спекулятивное, но совершенно реальное событие.

Ханс (Ганс) Урс фон Бальтазар, Истина симфонична, 1972

Несмотря на совсем другую содержательную установку, в «Православной догматике» Думитру Станилое мы все же видим построение, зависящее от образцов православного школьного богословия, особенно от «Догматики» Христоса Андруцоса. Это привело к тому, что и у Станилое отсутствует изложение учения св. Григория Паламы об энергиях, хотя роль апофатического богословия он всячески подчеркивает. Учение о свойствах Божиих поначалу у Станилое представляется совсем традиционным, автор, как обычно бывает, перечисляет отдельные Божии свойства, такие как всемогущество, бесконечность, вечность, благость, а затем указывает, что Бог превосходит все эти понятия и что важно «понять, что по ту сторону всегда нового богатства, постигаемого нами, есть источник, из которого это богатство вытекает, а он-то лежит за пределами нашего опыта»[124]. Отец Думитру Станилое широко цитирует святых отцов – тех самых, на которых опирался и св. Григорий Палама: Григория Нисского, Дионисия Ареопагита, Максима Исповедника, Симеона Нового Богослова, но тем не менее имя самого Григория Паламы у него отсутствует, хотя содержатся намеки на его учение об энергиях и есть перекличка с Григорием относительно постижимого[125]. Если бы Станилое хотя бы кратко изложил точку зрения Григория Паламы, то он еще радикальнее отошел бы от своих «неосхоластических» предшественников и успешнее разъяснил свою позицию. Тем более что взгляды Григория Паламы у Станилое так или иначе представлены, когда он указывает, что Бог и в своей открытости человеку все равно остается «совсем-иным» и что Его, следовательно, невозможно втиснуть в узкие человеческие понятия[126].

Карл Христиан Фельми, Введение в современное православное богословие, 2014

Здесь стоит напомнить, что уже в богословии Фомы Аквинского появляются важные мотивы той же направленности, трактуемые, однако, с других позиций. Например, Фома выявляет существование тринитарного порядка (ordo) и как следствие, некоего начала (principium) в глубине самой божественной жизни[186]. Действительно, ангельский доктор утверждает, что божественные Лица, хотя и абсолютно едины по своей природе, соотносятся друг с другом согласно определенному порядку (ordo naturae), основанному исключительно на различной динамике Их действия и, следовательно, Их обладания единой божественной природой: Отец не получает ее ни от кого, Сын получает полностью от Отца, Дух – от Них Обоих[187]. Такой порядок помогает понять реальное различие и происхождение Лиц Троицы, не вводя понятия причинности, как это было бы необходимо в случае тварного мира[188]. Кроме того, существование этого тринитарного порядка позволяет Фоме Аквинскому утверждать, что общее действие Лиц Троицы осуществляется согласно этому же порядку: в деле творения у каждого Лица Троицы есть своя специфическая роль, которая, однако, не противоречит их общему действию ad extra. В этой перспективе приобретает значение традиционная формулировка, воспринятая доминиканским богословом: «Pater principium totius divinitatis» [ «Отец – начало всякой божественности» – Прим. пер.][189]. С идеей определенного приоритета Отца тема творческого Всемогущества, традиционно присваиваемого Отцу[190], приобретает объективное значение, поскольку основывается на месте, которое первое божественное Лицо занимает в ordo personarum. С другой стороны, понятие порядка позволяет прояснить proprium Сына и Святого Духа[191]. В свете этих замечаний понятен смысл обнаруженного Аквинатом прообразующего характера действий Лиц Троицы в отношении тварного мира, выраженного им в формуле: «processio personarum divinarum est causa et ratio processio creaturarum»[ «исхождение божественных Лиц есть причина и принцип исхождения тварей» – Прим. пер.][192].

А. Скола, Богословская антропология, 2000

И уже в "Бытии" мы видим начало извечного противостояния, взаимодополнения и взаимной нуждаемости (коэволюции) Бога и человека, начало той сюжетной линии, которая приведет к установлению новых отношений между ними, равно как и первые признаки ограничения Божественного всемогущества. Так, хотя Бог и сотворил земную реальность, однако, как следует из "Бытия", существуют и автономные от Бога источники Силы – дерево познания и дерево жизни. От первого Адам и Ева получают способность познавать (видеть и анализировать, сравнивать, самоанализировать – рефлексировать), что явно не входило в планы Бога ("Адам стал как один из Нас") и что явилось, собственно говоря, "первородным грехом" – за что была проклята вся земля. И как следует из фрагмента 22 третьей главы "Бытия", Бог опасался того, что человек вкусит еще и от дерева жизни и будет жить вечно, чего Бог не хотел (но предотвратить не мог, если бы человек остался в райском саду ?)

В. И. Красиков, Библия как реальность. Предельные значения библейских картин мира, -1

Единобожие автоматически снимает ряд недоумений, о которых говорилось выше и предполагает определенные свойства Бога – всемогущество, вездесущие, всевидение. Они взаимосвязаны и обуславливают друг друга. Всемогущество единого, одного Бога означает, что Он распространяет свою власть и влияние на весь мир и на то, что находится за его пределами. Вездесущее означает, что один Бог находится одновременно везде, во все полноте своей сущности. Всеведение значит полную осведомленность во все происходящем и знание всего существующего и несуществующего, знание, превосходящее человеческое.

И. В. Мельников, Православная версия происхождения зла, 2012

При доказательстве в защиту теизма, основанном на очевидной ценности космоса, Кедворт и Мор утверждают, что теизм предлагает нам лучшее объяснение появления в мире чувства и сознания. Как может материя в своем движении произвести чувство и мысль? В человеческом сознательном действии и размышлении мы обнаруживаем могучую познавательную способность и творческую активность, в то время как материя в движении лишена чувства, намерения и сознания. Таким образом, согласно Кедворту и Мору, более обоснованно отнести появление сознания в космосе к всеобъемлющему, высшему и самосознающему разуму, нежели, следуя атеистическому взгляду, приписать его материи. Хотя божественный разум с его всемогуществом, рациональностью и интеллектом может рационально объяснить мир, как же так получается, что наш мир с его творениями, наделенными разумом, интеллектом и чувствами может быть рационально объяснен исключительно материальными причинами? В своем диалоге Мор делает основной упор на то, что может быть названо проблемой происхождения в материалистической философии. Как может чувственная, рациональная, интеллектуальная жизнь произойти от того, что не имеет чувств, разума и интеллекта?

Чарльз Талиаферро, Доказательство и вера. Философия и религия с XVII века до наших дней, 2005

По Лютеру, свобода воли есть Божественное свойство, исключительная принадлежность Божественного величия. Приписать свободу какой-либо твари означало бы ограничить как всеведение, так и всемогущество Бога, что представляется ему кощунственным и недопустимым. Поэтому он настаивает на том, что Бог «действует в нас без нас, сотворённых и охраняемых Им для того, чтобы мы Ему содействовали»[145]. Само это содействие человека Богу рассматривается Лютером как факт, а не как плод человеческой свободы.

О. А. Николаева, Православие и свобода, 2002

Как же такое возможно? Как примирить различие между сущностями и соучастием способностей? Если могущество или сущность Бога может быть «развернута» конечной сущностью, то именно потому, что атрибуты суть общие формы в Боге, чью сущность они составляют, и в конечных вещах, чьи сущности они содержат. Могущество Бога делится или развертывается в каждом атрибуте согласно заключенной в этом атрибуте сущности. Именно в том смысле отношение целое-часть стремится смешаться с отношением атрибут-модус, субстанция-модификация. Конечные вещи суть части божественного могущества, ибо они – модусы атрибутов Бога. Но сведение «творений» к состоянию модусов – далекое от того, чтобы лишить их собственной способности, – показывает, напротив, как часть их способности возвращается к свойству, согласно их сущности. Тождество способности и сущности утверждается равным образом (под теми же условиями) модусами и субстанцией. Эти условия – атрибуты, благодаря которым субстанция обладает всемогуществом [toute-puissance], тождественным ее сущности, и под которыми модусы обладают частью такой способности, тождественной их сущности. Вот почему модусы, подразумевая эти же самые атрибуты, кои конституируют сущность Бога, как говорится, «развертывают» или «выражают» божественное могущество.[158] Сводить вещи к модусам уникальной субстанции – это не способ делать их только явлениями, фантомами, как полагал или притворялся, что полагает, Лейбниц, но, напротив, это единственный способ, согласно Спинозе, создавать из них «естественных» существ, наделенных силой или способностью.

Жиль Делёз, Спиноза и проблема выражения, 1968

Всемогущество Бога относится ко всему Триединству, поэтому Иисус говорил: «Дана Мне всякая власть на небе и на земле» (Мф. 28:18). Всемогущество Бога все же не означает, что Он делает все, что угодно, когда и как угодно. Он действует в соответствии со Своим характером, Своими решениями и целями, Своей волей, Своим Словом и Своими обещаниями.

Ульф Экман, Основы нашей веры, 1995

Мы понимаем, что, если единая Реальность способна представлять себя одновременно в разных аспектах, то вполне возможно сосуществование Вневременной Вечности и Временной Бесконечности. Это была бы одна и та же Вечность, воспринимающая себя с двух разных позиций, и поэтому одно не противоречило бы другому; две силы по-разному осознающей себя вечной и бесконечной Реальности – сила неподвижности и непроявленности и сила саморазвертывающегося действия, движения и проявления – были бы связаны и взаимодействовали бы между собой. Эта одновременность их существования, каким бы противоречивым и непримиримым это ни казалось нашему поверхностному конечному взгляду, была бы естественно и исконно присуща Майе или вечному самопознанию и всеведению Брахмана, вечному и бесконечному знанию и мудрому всемогуществу Ишвары, сознанию-силе самосущей Сатчитананды.

Шри Ауробиндо, Шри Ауробиндо. Жизнь Божественная – II, 2015

Всякое принудительное доказательство насилует человеческое сознание, подменяет веру простым знанием. Вот почему Бог ограничивает свое всемогущество, заключает себя в молчании страдающей любви, лишает всякого знамения, отказывается от всякого чуда, бросает тень на сияние Своего Лица. Именно на этот кеносис Бога и дает ответ сама сущность веры. Она хранит и всегда будет хранить то, что в ней есть сумеречного, распинающий мрак, простор, достаточный для того, чтобы сохранить свободу, чтобы сохранить возможность сказать в любой момент “нет” и сделать этот отказ своим фундаментом. Именно потому, что человек имеет возможность сказать “нет”, его “да” может достичь полного резонанса и его доверие оказывается не просто в согласии, но на том же головокружительном уровне свободного творчества, что и Доверие Бога.

Павел Евдокимов, Этапы духовной жизни. От отцов-пустынников до наших дней, 1995

В истории науки нередки случаи, когда те, кто честно и твердо придерживался этих правил «игры», подвергались гонениям, а то и казням. Так было, например, с выдающимся мыслителем XVI века Джордано Бруно, который доказывал, что Вселенная бесконечна и вечна, что существуют круговороты материи. Одно его утверждение особенно возмущало «святую» инквизицию. По мнению Бруно, Иисус Христос был магом, и чудеса его объясняются вовсе не сверхъестественной одаренностью, божественным всемогуществом. За такую ересь католическая церковь карала смертью.

Р. К. Баландин, Загадка Туринской Плащаницы, 2006

Хотя в дальнейшем философская традиция (особенно в лице Канта, Гегеля и, на особенных основаниях, Шопенгауэра) и разуверилась в блестящих способностях интеллектуальной интуиции, она одинаково разочаровалась и в мнимом всемогуществе разума (правота того же Канта в этом вопросе очевидна). Поэтому некоторые мыслители пытались придать новое измерение привычным уже intuitio и ratio. О «новой рациональности» я не буду слишком распространяться; о ней речь еще будет идти в этой книге. Скажу лишь, что, например, Шарль Пеги и впоследствии Морис Мерло-Понти связывают феномен «новой рациональности» с особенным, одухотворенным состоянием разума, к которому последний восходит в процессе самораскрытия и саморазвития[189].

Е. В. Ровенко, Время в философском и художественном мышлении. Анри Бергсон, Клод Дебюсси, Одилон Редон, 2015

Скажем несколько слов и на случай, если настоящую статью будет читать кто-то из адептов демонических культов, сатанистов (а это очень возможно). Прежде всего обратим внимание на жизненно важное обстоятельство: согласно учению и многовековому опыту Православия, их кумир – лжец и отец лжи (Ин. 8, 44). Обман для поклонников зла – самый распространенный прием, но в первую очередь они обманывают самих себя. И все, что могут сатанисты сказать или же услышать от своих лидеров, – ложь, какой бы правдоподобной она ни казалась. Ведь если одна из коварнейших уловок темной силы – это убедить людей в том, что ее нет, то есть от нее не надо защищаться, то жрецы сатанизма провозглашают еще более страшную ложь: они приписывают этой силе всемогущество, как бы утверждая, что защищаться от нее бесполезно.

Служители темных сил, 2012

С другой стороны, в эпоху императорского Рима, «эпоху, отмеченную господством гнетущего представления о всемогуществе Рока», в народных герметических сочинениях постоянно находит отклик идея о том, что присутствие божества было бы ответом на глубинную человеческую жажду познания и владычества над природой во имя лучшей жизни: «Поскольку речь идет о том, чтобы открыть всю сеть симпатий и антипатий, которые природа скрывает, как можно проникнуть в эту тайну без откровения божества?»[41]

Луиджи Джуссани, У истоков христианского притязания, 2001

Такова философия под Богом живущих и Бога отвергающих. В настоящее время все считают, что отвергать Бога, Его Бытие и Всемогущество никто и не пытается, что и небеса поведают славу Божию (Пс. 118, 2), и дух человека, подобный Богу, как конечный, условный, тварный, ограниченный, как дыхание Бога бесконечного, чувствует Бога. Душа богоподобна, но есть еще дух падший, богоборец. Он внушает людям отвергать Божественное начало, Единого Бога, благо, премудрость, истину, любовь, добро. Закон единства и борьбы противоположностей в жизни народов давно пытается войти в силу, торжествует сатанинский парацентризм.

Аноним, Человек – храм Божий, 2009

Почему произошло падение человека, любимого создания Божия и венца всех тварей земных? На этот вопрос можно ответить так: если бы не допускать человека до падения, то его не надобно было бы и создавать по образу и подобию Божию. Не надо было бы давать ему свободной воли, которая есть неотъемлемая черта образа Божия. Вместо этого – подчинить его закону необходимости подобно бездушным тварям – небу, солнцу, звездам, земному кругу и всем стихиям, или подобно бессловесным животным. Но тогда на земле не было бы царя земных тварей, разумного песнословца Божией благости, премудрости, творческого всемогущества и промышления; тогда человек не мог бы ничем доказать своей верности и преданности Творцу, своей самоотверженной любви. Тогда не было бы подвигов борьбы, заслуг и нетленных венцов за победу, не было бы блаженства вечного, которое есть награда за верность и преданность Богу и вечное упокоение после трудов и подвигов земного странствования.

Н. С. Посадский, Грехопадение первых людей, 2014