Неточные совпадения
«Ах, боже мой!» — думаю себе и так обрадовалась,
что говорю мужу: «Послушай, Луканчик, вот какое
счастие Анне Андреевне!» «Ну, — думаю себе, — слава богу!» И говорю ему: «Я так восхищена,
что сгораю нетерпением изъявить лично Анне Андреевне…» «Ах, боже мой! — думаю себе.
Хлестаков. Возле вас стоять уже есть
счастие; впрочем, если вы так уже непременно хотите, я сяду. Как я счастлив,
что наконец сижу возле вас.
—
Чего вы тут расхвастались
Своим мужицким
счастием?
Пришел дьячок уволенный,
Тощой, как спичка серная,
И лясы распустил,
Что счастие не в пажитях,
Не в соболях, не в золоте,
Не в дорогих камнях.
«А в
чем же?»
— В благодушестве!
Пределы есть владениям
Господ, вельмож, царей земных,
А мудрого владение —
Весь вертоград Христов!
Коль обогреет солнышко
Да пропущу косушечку,
Так вот и счастлив я! —
«А где возьмешь косушечку?»
— Да вы же дать сулилися…
Попа уж мы доведали,
Доведали помещика,
Да прямо мы к тебе!
Чем нам искать чиновника,
Купца, министра царского,
Царя (еще допустит ли
Нас, мужичонков, царь?) —
Освободи нас, выручи!
Молва идет всесветная,
Что ты вольготно, счастливо
Живешь… Скажи по-божески
В
чем счастие твое...
Пришел солдат с медалями,
Чуть жив, а выпить хочется:
— Я счастлив! — говорит.
«Ну, открывай, старинушка,
В
чем счастие солдатское?
Да не таись, смотри!»
— А в том, во-первых,
счастие,
Что в двадцати сражениях
Я был, а не убит!
А во-вторых, важней того,
Я и во время мирное
Ходил ни сыт ни голоден,
А смерти не дался!
А в-третьих — за провинности,
Великие и малые,
Нещадно бит я палками,
А хоть пощупай — жив!
«Налить? Да где ж тут
счастие?
Мы потчуем счастливого,
А ты
что рассказал...
— В
чем счастие, по вашему?
Покой, богатство, честь —
Не так ли, други милые?
«Да в
чем же ваше
счастие?»
Смекнули наши странники,
Что даром водку тратили,
Да кстати и ведерочку
Конец. «Ну, будет с вас!
Эй,
счастие мужицкое!
Дырявое с заплатами,
Горбатое с мозолями,
Проваливай домой...
Имел он все,
что надобно
Для
счастья: и спокойствие,
И деньги, и почет,
Почет завидный, истинный,
Не купленный ни деньгами,
Ни страхом: строгой правдою,
Умом и добротой!
Софья. Дядюшка! Истинное мое
счастье то,
что ты у меня есть. Я знаю цену…
Правдин. Если вы приказываете. (Читает.) «Любезная племянница! Дела мои принудили меня жить несколько лет в разлуке с моими ближними; а дальность лишила меня удовольствия иметь о вас известии. Я теперь в Москве, прожив несколько лет в Сибири. Я могу служить примером,
что трудами и честностию состояние свое сделать можно. Сими средствами, с помощию
счастия, нажил я десять тысяч рублей доходу…»
Стародум. И надобно, чтоб разум его был не прямой разум, когда он полагает свое
счастье не в том, в
чем надобно.
Стародум(c нежнейшею горячностию). И мое восхищается, видя твою чувствительность. От тебя зависит твое
счастье. Бог дал тебе все приятности твоего пола. Вижу в тебе сердце честного человека. Ты, мой сердечный друг, ты соединяешь в себе обоих полов совершенства. Ласкаюсь,
что горячность моя меня не обманывает,
что добродетель…
Стародум. Благодарение Богу,
что человечество найти защиту может! Поверь мне, друг мой, где государь мыслит, где знает он, в
чем его истинная слава, там человечеству не могут не возвращаться его права. Там все скоро ощутят,
что каждый должен искать своего
счастья и выгод в том одном,
что законно… и
что угнетать рабством себе подобных беззаконно.
Стародум(целуя сам ее руки). Она в твоей душе. Благодарю Бога,
что в самой тебе нахожу твердое основание твоего
счастия. Оно не будет зависеть ни от знатности, ни от богатства. Все это прийти к тебе может; однако для тебя есть
счастье всего этого больше. Это то, чтоб чувствовать себя достойною всех благ, которыми ты можешь наслаждаться…
Скотинин. Суженого конем не объедешь, душенька! Тебе на свое
счастье грех пенять. Ты будешь жить со мною припеваючи. Десять тысяч твоего доходу! Эко
счастье привалило; да я столько родясь и не видывал; да я на них всех свиней со бела света выкуплю; да я, слышь ты, то сделаю,
что все затрубят: в здешнем-де околотке и житье одним свиньям.
Стародум. Ты знаешь,
что я одной тобой привязан к жизни. Ты должна делать утешение моей старости, а мои попечении твое
счастье. Пошед в отставку, положил я основание твоему воспитанию, но не мог иначе основать твоего состояния, как разлучась с твоей матерью и с тобою.
Софья. Мне казалось, дядюшка,
что все люди согласились, в
чем полагать свое
счастье. Знатность, богатство…
Главное препятствие для его бессрочности представлял, конечно, недостаток продовольствия, как прямое следствие господствовавшего в то время аскетизма; но, с другой стороны, история Глупова примерами совершенно положительными удостоверяет нас,
что продовольствие совсем не столь необходимо для
счастия народов, как это кажется с первого взгляда.
Так, например, однажды он начал объяснять глуповцам права человека, но, к
счастью, кончил тем,
что объяснил права Бурбонов.
К
счастию, однако ж, на этот раз опасения оказались неосновательными. Через неделю прибыл из губернии новый градоначальник и превосходством принятых им административных мер заставил забыть всех старых градоначальников, а в том числе и Фердыщенку. Это был Василиск Семенович Бородавкин, с которого, собственно, и начинается золотой век Глупова. Страхи рассеялись, урожаи пошли за урожаями, комет не появлялось, а денег развелось такое множество,
что даже куры не клевали их… Потому
что это были ассигнации.
К
счастью, покушение было усмотрено вовремя, и заговор разрешился тем,
что самих же заговорщиков лишили на время установленной дачи требухи.
Сами нивеляторы отнюдь не подозревали,
что они — нивеляторы, а называли себя добрыми и благопопечительными устроителями, в мере усмотрения радеющими о
счастии подчиненных и подвластных им лиц…
Избалованные пятью последовательными градоначальничествами, доведенные почти до ожесточения грубою лестью квартальных, они возмечтали,
что счастье принадлежит им по праву и
что никто не в силах отнять его у них.
Когда мы мним,
что счастию нашему нет пределов,
что мудрые законы не про нас писаны, а действию немудрых мы не подлежим, тогда являются на помощь законы средние, которых роль в том и заключается, чтоб напоминать живущим,
что несть на земле дыхания, для которого не было бы своевременно написано хотя какого-нибудь закона.
В ту же ночь в бригадировом доме случился пожар, который, к
счастию, успели потушить в самом начале. Сгорел только архив, в котором временно откармливалась к праздникам свинья. Натурально, возникло подозрение в поджоге, и пало оно не на кого другого, а на Митьку. Узнали,
что Митька напоил на съезжей сторожей и ночью отлучился неведомо куда. Преступника изловили и стали допрашивать с пристрастием, но он, как отъявленный вор и злодей, от всего отпирался.
— О, да! — сказала Анна, сияя улыбкой
счастья и не понимая ни одного слова из того,
что говорила ей Бетси. Она перешла к большому столу и приняла участие в общем разговоре.
Быть женой такого человека, как Кознышев, после своего положения у госпожи Шталь представлялось ей верхом
счастья. Кроме того, она почти была уверена,
что она влюблена в него. И сейчас это должно было решиться. Ей страшно было. Страшно было и то,
что он скажет, и то,
что он не скажет.
Скажите мне вы сами,
что даст вам истинное
счастье и спокойствие вашей душе.
— Вы ничего не сказали; положим, я ничего и не требую, — говорил он, — но вы знаете,
что не дружба мне нужна, мне возможно одно
счастье в жизни, это слово, которого вы так не любите… да, любовь…
«Разумеется, я скажу,
что Бетси прислала меня спросить, приедет ли она на скачки. Разумеется, поеду», решил он сам с собой, поднимая голову от книги. И, живо представив себе
счастье увидать ее, он просиял лицом.
На
счастье Левина, старая княгиня прекратила его страдания тем,
что сама встала и посоветовала Кити итти спать. Но и тут не обошлось без нового страдания для Левина. Прощаясь с хозяйкой, Васенька опять хотел поцеловать ее руку, но Кити, покраснев, с наивною грубостью, за которую ей потом выговаривала мать, сказала, отстраняя руку...
И у кондитера, и у Фомина, и у Фульда он видел,
что его ждали,
что ему рады и торжествуют его
счастье так же, как и все, с кем он имел дело в эти дни.
То,
что он теперь, искупив пред мужем свою вину, должен был отказаться от нее и никогда не становиться впредь между ею с ее раскаянием и ее мужем, было твердо решено в его сердце; но он не мог вырвать из своего сердца сожаления о потере ее любви, не мог стереть в воспоминании те минуты
счастия, которые он знал с ней, которые так мало ценимы им были тогда и которые во всей своей прелести преследовали его теперь.
— Меня? Меня?
Что я? Сумасшедший!.. А тебя за
что? Это ужасно думать,
что всякий человек чужой может расстроить наше
счастье.
— Я не могу не помнить того,
что есть моя жизнь. За минуту этого
счастья…
Однако
счастье его было так велико,
что это признание не нарушило его, а придало ему только новый оттенок. Она простила его; но с тех пор он еще более считал себя недостойным ее, еще ниже нравственно склонялся пред нею и еще выше ценил свое незаслуженное
счастье.
— Костя! сведи меня к нему, нам легче будет вдвоем. Ты только сведи меня, сведи меня, пожалуйста, и уйди, — заговорила она. — Ты пойми,
что мне видеть тебя и не видеть его тяжелее гораздо. Там я могу быть, может быть, полезна тебе и ему. Пожалуйста, позволь! — умоляла она мужа, как будто
счастье жизни ее зависело от этого.
Он скоро почувствовал,
что осуществление его желания доставило ему только песчинку из той горы
счастия, которой он ожидал.
Во-первых, с этого дня он решил,
что не будет больше надеяться на необыкновенное
счастье, какое ему должна была дать женитьба, и вследствие этого не будет так пренебрегать настоящим.
Из театра Степан Аркадьич заехал в Охотный ряд, сам выбрал рыбу и спаржу к обеду и в 12 часов был уже у Дюссо, где ему нужно было быть у троих, как на его
счастье, стоявших в одной гостинице: у Левина, остановившегося тут и недавно приехавшего из-за границы, у нового своего начальника, только
что поступившего на это высшее место и ревизовавшего Москву, и у зятя Каренина, чтобы его непременно привезти обедать.
Тогда он считал себя несчастливым, но
счастье было впереди; теперь же он чувствовал,
что лучшее
счастье было уже назади.
— Очень рад, — сказал он и спросил про жену и про свояченицу. И по странной филиации мыслей, так как в его воображении мысль о свояченице Свияжского связывалась с браком, ему представилось,
что никому лучше нельзя рассказать своего
счастья, как жене и свояченице Свияжского, и он очень был рад ехать к ним.
— Да, но зато, как часто
счастье браков по рассудку разлетается как пыль именно оттого,
что появляется та самая страсть, которую не признавали, — сказал Вронский.
Событие рождения сына (он был уверен,
что будет сын), которое ему обещали, но в которое он всё-таки не мог верить, — так оно казалось необыкновенно, — представлялось ему с одной стороны столь огромным и потому невозможным
счастьем, с другой стороны — столь таинственным событием,
что это воображаемое знание того,
что будет, и вследствие того приготовление как к чему-то обыкновенному, людьми же производимому, казалось ему возмутительно и унизительно.
Он постоянно чувствовал,
что от него требуется многое,
чего он не знает, и он делал всё,
что ему говорили, и всё это доставляло ему
счастье.
С таким выражением на лице она была еще красивее,
чем прежде; но это выражение было новое; оно было вне того сияющего
счастьем и раздающего
счастье круга выражений, которые были уловлены художником на портрете.
— Хорошо, хорошо, поскорей, пожалуйста, — отвечал Левин, с трудом удерживая улыбку
счастья, выступавшую невольно на его лице. «Да, — думал он, — вот это жизнь, вот это
счастье! Вместе, сказала она, давайте кататься вместе. Сказать ей теперь? Но ведь я оттого и боюсь сказать,
что теперь я счастлив, счастлив хоть надеждой… А тогда?… Но надо же! надо, надо! Прочь слабость!»