Неточные совпадения
Тот встал. Александра Григорьевна любезно расцеловалась с хозяйкой; дала поцеловать
свою руку Ардальону Васильичу и старшему его сыну и — пошла. Захаревские, с почтительно наклоненными головами, проводили ее до экипажа, и когда возвратились
в комнаты, то весь их наружный вид совершенно изменился: у Маремьяны Архиповны пропала вся ее суетливость и она тяжело опустилась на тот диван, на котором сидела Александра Григорьевна, а Ардальон Васильевич просто сделался гневен до ярости.
Затем отпер их и отворил перед Вихровыми дверь. Холодная, неприятная сырость пахнула на них. Стены
в комнатах были какого-то дикого и мрачного цвета; пол грязный и покоробившийся; но больше всего Павла удивили подоконники: они такие были широкие, что он на них мог почти улечься поперек; он никогда еще во всю жизнь
свою не бывал ни
в одном каменном доме.
Сначала молодые люди смеялись
своему положению, но, когда они проходили гостиную, Павлу показалось, что едва мерцающие фигуры на портретах шевелятся
в рамках.
В зале ему почудился какой-то шорох и как будто бы промелькнули какие-то белые тени. Павел очень был рад, когда все они трое спустились по каменной лестнице и вошли
в их уютную, освещенную
комнату. Плавин сейчас же опять принялся толковать с Симоновым.
У Еспера Иваныча
в городе был
свой дом, для которого тот же талантливый маэстро изготовил ему план и фасад; лет уже пятнадцать дом был срублен, покрыт крышей, рамы
в нем были вставлены, но — увы! — дальше этого не шло; внутри
в нем были отделаны только три — четыре
комнаты для приезда Еспера Иваныча, а
в остальных пол даже не был настлан.
Павел пробовал было хоть на минуту остаться с ней наедине, но решительно это было невозможно, потому что она то укладывала
свои ноты, книги, то разговаривала с прислугой; кроме того, тут же
в комнате сидела, не сходя с места, m-me Фатеева с прежним могильным выражением
в лице; и,
в заключение всего, пришла Анна Гавриловна и сказала моему герою: «Пожалуйте, батюшка, к барину; он один там у нас сидит и дожидается вас».
—
В Москву, — отвечал Павел совершенно покойно и, усевшись на
свое место, как бы ничего особенного
в начавшемся разговоре не заключалось, обратился к ключнице, разливавшей тут же
в комнате чай, и сказал: — Дай мне, пожалуйста, чаю, но только покрепче и погорячей!
— А что же вы не сказали того, что муж прежде всегда заставлял меня, чтоб я была любезна с вами? — проговорила она, не оборачивая лица
своего в комнату: вообще
в тоне ее голоса и во всех манерах было видно что-то раздраженное.
В комнате своей, тоже сильно пропитанной этим запахом, Павел, сверх всякого ожидания, застал Ваньку сидящим у дверей и исправнейшим образом дожидающимся его.
Павел, наконец, вырвался из отцовских объятий, разрыдался и убежал к себе
в комнату. Полковник, тоже всхлипывая, остался на
своем месте.
Вакация Павла приближалась к концу. У бедного полковника
в это время так разболелись ноги, что он и из
комнаты выходить не мог. Старик, привыкший целый день быть на воздухе, по необходимости ограничивался тем, что сидел у
своего любимого окошечка и посматривал на поля. Павел, по большей части, старался быть с отцом и развеселял его
своими разговорами и ласковостью. Однажды полковник, прищурив
свои старческие глаза и посмотрев вдаль, произнес...
После обеда, когда дамы вышли
в задние
комнаты поправить
свой туалет и пораспустить несколько
свои шнуровки, полковник заметил сыну...
Стоявшая тут же
в комнате, у ног больного, Анна Гавриловна ничем уже и не помогала Марье Николаевне и только какими-то окаменелыми глазами смотрела на
своего друга.
Вечером он садился составлять лекции или читал что-нибудь. Клеопатра Петровна помещалась против него и по целым часам не спускала с него глаз. Такого рода жизнь барина и Ивану, как кажется, нравилась; и он, с
своей стороны, тоже продолжал строить куры горничной Фатеевой и
в этом случае нисколько даже не стеснялся; он громко на все
комнаты шутил с нею, толкал ее… Павел однажды, застав его
в этих упражнениях, сказал ему...
В это время раздался звонок
в дверях, и вслед за тем послышался незнакомый голос какого-то мужчины, который разговаривал с Иваном. Павел поспешил выйти, притворив за собой дверь
в ту
комнату, где сидела Клеопатра Петровна.
В маленькой передней
своей он увидел высокого молодого человека, блондина, одетого
в щегольской вицмундир,
в лаковые сапоги,
в визитные черные перчатки и с круглой, глянцевитой шляпой
в руке.
В пьесе
своей он представлял купеческого сынка, которого один шулер учит светским манерам, а потом приходит к нему сваха, несколько напоминающая гоголевскую сваху. Все это было недурно скомбинировано. Вихров, продолжавший ходить по
комнате, первый воскликнул...
У Вихрова сердце замерло от восторга; через несколько минут он будет
в теплой
комнате, согреваемый ласковыми разговорами любящей женщины; потом он будет читать ей
свое произведение.
Вихров ничего ей не сказал, а только посмотрел на нее. Затем они пожали друг у друга руку и, даже не поцеловавшись на прощанье, разошлись по
своим комнатам. На другой день Клеопатра Петровна была с таким выражением
в лице, что краше
в гроб кладут, и все еще, по-видимому, надеялась, что Павел скажет ей что-нибудь
в отраду; но он ничего не сказал и, не оставшись даже обедать, уехал домой.
Часов
в восемь вечера обе девицы вышли из
своих комнат.
Мари некоторое время оставалась
в прежнем положении, но как только раздались голоса
в номере ее мужа, то она, как бы под влиянием непреодолимой ею силы, проворно встала с
своего кресла, подошла к двери, ведущей
в ту
комнату, и приложила ухо к замочной скважине.
— Что ж мудреного! — подхватил доктор. — Главное дело тут, впрочем, не
в том! — продолжал он, вставая с
своего места и начиная самым развязным образом ходить по
комнате. — Я вот ей самой сейчас говорил, что ей надобно, как это ни печально обыкновенно для супругов бывает, надобно отказаться во всю жизнь иметь детей!
Вихров начал снова
свое чтение. С наступлением пятой главы инженер снова взглянул на сестру и даже делал ей знак головой, но она как будто бы даже и не замечала этого.
В седьмой главе инженер сам, по крайней мере, вышел из
комнаты и все время ее чтения ходил по зале, желая перед сестрой показать, что он даже не
в состоянии был слушать того, что тут читалось. Прокурор же слушал довольно равнодушно. Ему только было скучно. Он вовсе не привык так помногу выслушивать чтения повестей.
Введя
в комнаты своего гостя, священник провел его
в заднюю половину, так чтобы на улице не увидели даже огня
в его окнах — и не рассмотрели бы сквозь них губернаторского чиновника.
С Вихровым священник (тоже, вероятно, из опасения, чтобы тот не разболтал кому-нибудь) лег спать
в одной
комнате и уступил даже ему
свою под пологом постель, а сам лег на голой лавке и подложил себе только под голову кожаную дорожную подушку.
Разбойники с
своими конвойными вышли вниз
в избу, а вместо их другие конвойные ввели Елизавету Петрову. Она весело и улыбаясь вошла
в комнату, занимаемую Вихровым; одета она была
в нанковую поддевку,
в башмаки; на голове у ней был новый, нарядный платок. Собой она была очень красивая брюнетка и стройна станом. Вихров велел солдату выйти и остался с ней наедине, чтобы она была откровеннее.
В комнату,
в самом деле, входил Кнопов, который, как только показался
в дверях, так сейчас же и запел
своим приятным густым басом...
— Он так слаб, что уж и не выходит из
своей комнаты, — отвечала она. — Вот так, одна-одинехонька и выхожу замуж, — прибавила она, и Вихров заметил, что у нее при этом как будто бы навернулись слезы.
В это время они шли уже вдвоем по зале.
Катишь держала себя у подруги
своей, как
в очень знакомом ей пепелище: осмотрела — все ли было
в комнате прибрано, переглядела все лекарства, затем ушла
в соседнюю заднюю
комнату и начала о чем-то продолжительно разговаривать с горничною Фатеевой.
Вихров сидел довольно долгое время, потом стал понемногу кусать себе губы: явно, что терпение его начинало истощаться; наконец он встал, прошелся каким-то большим шагом по
комнате и взялся за шляпу с целью уйти; но Мари
в это мгновение возвратилась, и Вихров остался на
своем месте, точно прикованный, шляпы
своей, однако, не выпускал еще из рук.
Неточные совпадения
— Но не лучше ли будет, ежели мы удалимся
в комнату более уединенную? — спросил он робко, как бы сам сомневаясь
в приличии
своего вопроса.
Анна, думавшая, что она так хорошо знает
своего мужа, была поражена его видом, когда он вошел к ней. Лоб его был нахмурен, и глаза мрачно смотрели вперед себя, избегая ее взгляда; рот был твердо и презрительно сжат.
В походке,
в движениях,
в звуке голоса его была решительность и твердость, каких жена никогда не видала
в нем. Он вошел
в комнату и, не поздоровавшись с нею, прямо направился к ее письменному столу и, взяв ключи, отворил ящик.
Не позаботясь даже о том, чтобы проводить от себя Бетси, забыв все
свои решения, не спрашивая, когда можно, где муж, Вронский тотчас же поехал к Карениным. Он вбежал на лестницу, никого и ничего не видя, и быстрым шагом, едва удерживаясь от бега, вошел
в ее
комнату. И не думая и не замечая того, есть кто
в комнате или нет, он обнял ее и стал покрывать поцелуями ее лицо, руки и шею.
Когда они вошли, девочка
в одной рубашечке сидела
в креслице у стола и обедала бульоном, которым она облила всю
свою грудку. Девочку кормила и, очевидно, с ней вместе сама ела девушка русская, прислуживавшая
в детской. Ни кормилицы, ни няни не было; они были
в соседней
комнате, и оттуда слышался их говор на странном французском языке, на котором они только и могли между собой изъясняться.
Легко ступая и беспрестанно взглядывая на мужа и показывая ему храброе и сочувственное лицо, она вошла
в комнату больного и, неторопливо повернувшись, бесшумно затворила дверь. Неслышными шагами она быстро подошла к одру больного и, зайдя так, чтоб ему не нужно было поворачивать головы, тотчас же взяла
в свою свежую молодую руку остов его огромной руки, пожала ее и с той, только женщинам свойственною, неоскорбляющею и сочувствующею тихою оживленностью начала говорить с ним.