Неточные совпадения
— Да тут, я
у Александры Григорьевны Абреевой квартирку в доме ее внизу
взял!.. Оставлю при нем человека!.. — отвечал тот.
Для этой цели она напросилась
у мужа, чтобы он
взял ее с собою, когда поедет на ревизию, — заехала будто случайно в деревню, где рос ребенок, — взглянула там на девочку; потом, возвратясь в губернский город, написала какое-то странное письмо к Есперу Иванычу, потом — еще страннее, наконец, просила его приехать к ней.
— Я желала бы
взять ее на воспитание к себе; надеюсь, добрый друг, вы не откажете мне в этом, — поспешила прибавить княгиня;
у нее уж и дыхание прервалось и слезы выступили из глаз.
—
Возьмите и меня, господа, с собою, — сказал Павел.
У него уже и глаза горели и грудь волновалась.
— Меня-то теперь, главное, беспокоит, — начала вдруг Фатеева, — разные тетушки и кумушки кричат на весь околоток, зачем я с мужа
взяла вексель и не возвращаю ему его, но
у меня его нет: он
у Постена, и тот мне его не отдает.
Павел, нечего делать,
взял и горячо поцеловал
у отца руку.
—
У меня написана басня-с, — продолжал он, исключительно уже обращаясь к нему, — что одного лацароне [Лацароне (итальян.) — нищий, босяк.] подкупили в Риме англичанина убить; он раз встречает его ночью в глухом переулке и говорит ему: «Послушай, я
взял деньги, чтобы тебя убить, но завтра день святого Амвросия, а патер наш мне на исповеди строго запретил людей под праздник резать, а потому будь так добр, зарежься сам, а ножик
у меня вострый, не намает уж никак!..» Ну, как вы думаете — наш мужик русский побоялся ли бы патера, или нет?..
— Что уж, какое дело, — произнес тот невеселым голосом, —
возьмите покамест
у меня оброчные деньги; а я напишу, что еще прежде, до получения письма от папеньки, выдал их вам.
— Да потому, что если
взять того же батарейного командира, конечно, он получает довольно… но ведь он всех офицеров в батарее содержит на свой счет: они
у него и пьют и едят, только не ночуют, — в кармане-то в итоге ничего и не осталось.
— Но где ж я его
возьму, — он
у Троицы, — говорил Вихров, ходя взад и вперед по комнате.
— Вы видите! — отвечал тот, усиливаясь улыбнуться и показывая на свои мокрые щеки, по которым, помимо воли его, текли
у него слезы; потом он встал и,
взяв Павла за руку, поцеловал его.
—
У вас геркулесовская силища на это дело, — продолжал Салов и затем,
взяв фуражку, произнес: — А что, господа, пора уж и по домам.
«Ваше сиятельство, говорю,
у вас есть малярная работа?» — «
У меня, говорит, братец, она отдана другому подрядчику!» — «Смету, говорю, ваше сиятельство, видеть на ее можно?..» — «Можно, говорит, — вот, говорит, его расчет!» Показывает; я гляжу — дешево
взял!
Оклеить стены обоями он тоже
взял на себя и для этого пришел уже в старой синей рубахе и привел подсоблять себе жену и малого сынишку; те
у него заменяли совсем мастеровых, и по испуганным лицам их и по быстроте, с которой они исполняли все его приказания, видно было, что они страшно его боялись.
Вихров хотел для этого
взять какого-нибудь молоденького семинаристика от приходу, какового и поручил отыскать Кирьяну, но тот на другой же день, придя к нему, объявил, что мальчиков-семинаристов теперь нет
у прихода, потому что все они в училище учатся, а вот тут дьякон-расстрига берется переписывать.
Священник испугался, почесть на колена стал перед ними, и мало что тысячу, которую
взял у помещика, отдал, да и свою еще им приплатил!
— Ну, и грубили тоже немало, топором даже граживали, но все до случая как-то бог берег его; а тут, в последнее время, он
взял к себе девчорушечку что ни есть
у самой бедной вдовы-бобылки, и девчурка-то действительно плакала очень сильно; ну, а мать-то попервоначалу говорила: «Что, говорит, за важность: продержит, да и отпустит же когда-нибудь!»
У этого же самого барина была еще и другая повадка: любил он, чтобы ему крестьяне носили все, что
у кого хорошее какое есть: капуста там
у мужика хороша уродилась, сейчас кочень капусты ему несут на поклон; пирог ли
у кого хорошо испекся, пирога ему середки две несут, — все это кушать изволит и похваливает.
Тетка стала требовать ее
у него; он не пускает — пишет: «Какие хотите деньги
возьмите, только оставьте ее
у меня».
— Отлично! — подхватил Вихров, и, не откладывая в дальний ящик, они сейчас же отправились на озеро,
взяв с собой только еды и ни капли питья, наняли там
у рыбаков лодку и поехали.
Дом блестящего полковника Абреева находился на Литейной; он
взял его за женой, урожденной княжной Тумалахановой. Дом прежде имел какое то старинное и азиатское убранство; полковник все это выкинул и убрал дом по-европейски. Жена
у него, говорят, была недальняя, но красавица. Эту прекрасную партию отыскала для сына еще Александра Григорьевна и вскоре затем умерла. Абреев за женой, говорят, получил миллион состояния.
Мари поняла наконец, что слишком далеко зашла, отняла руку, утерла слезы, и старалась принять более спокойный вид, и
взяла только с Вихрова слово, чтоб он обедал
у них и провел с нею весь день. Павел согласился. Когда самому Эйсмонду за обедом сказали, какой проступок учинил Вихров и какое ему последовало за это наказание, он пожал плечами, сделал двусмысленную мину и только, кажется, из боязни жены не заметил, что так и следовало.
— И он ужасы рассказывал; что если, говорит, вы опять не
возьмете его к себе и не жените на какой-то девушке Груше, что ли, которая живет
у вас, так он что-то такое еще донесет на вас, и вас тогда непременно сошлют.
Вихров для раскапывания могилы велел позвать именно тех понятых, которые подписывались к обыску при первом деле. Сошлось человек двенадцать разных мужиков: рыжих, белокурых, черных, худых и плотноватых, и лица
у всех были невеселые и непокойные. Вихров велел им
взять заступы и лопаты и пошел с ними в село, где похоронена была убитая. Оно отстояло от деревни всего с версту. Доктор тоже изъявил желание сходить с ними.
Парфен и родные его, кажется, привыкли уже к этой мысли; он, со своей стороны, довольно равнодушно оделся в старый свой кафтан, а новый
взял в руки; те довольно равнодушно простились с ним, и одна только работница сидела
у окна и плакала; за себя ли она боялась, чтобы ей чего не было, парня ли ей было жаль — неизвестно; но между собой они даже и не простились.
Священники-то как ушли, меня в церкви-то они и заперли-с, а
у спасителя перед иконой лампадка горела; я пошел — сначала три камешка отковырнул
у богородицы, потом сосуды-то взял-с, крест, потом и ризу с Николая угодника, золотая была,
взял все это на палатцы-то и унес, — гляжу-с, все местные-то иконы и выходят из мест-то своих и по церкви-то идут ко мне.
Кучер и писарь сейчас же
взяли у стоявших около них раскольников топоры, которые те послушно им отдали, — и взлезли за Вихровым на моленную. Втроем они стали катать бревно за бревном. Раскольники все стояли около, и ни один из них не уходил, кроме только головы, который куда-то пропал. Он боялся, кажется, что Вихров что-нибудь заставит его сделать, а сделать — он своих опасался.
Когда он встал на ноги, то оказалось (Вихров до этого видел его только сидящим)… оказалось, что он был необыкновенно худой, высокий, в какой-то длинной-предлинной ваточной шинели, надетой в рукава и подпоясанной шерстяным шарфом; уши
у него были тоже подвязаны, а на руках надеты зеленые замшевые перчатки; фамилия этого молодого человека была Мелков; он был маменькин сынок, поучился немного в корпусе, оттуда она по расстроенному здоровью его
взяла назад, потом он жил
у нее все в деревне — и в последнюю баллотировку его почти из жалости выбрали в члены суда.
Вихров
взял ее
у него. В предписании было сказано...
Он сам Христом богом упрашивал мужа, чтобы тот
взял его с собою, — и когда Евгений Петрович согласился, то надобно было видеть восторг этого господина; об неприятеле он не может говорить без пены
у рта и говорит, что вся Россия должна вооружиться, чтобы не дать нанести себе позора, который задумала ей сделать Франция за двенадцатый год.
«Снаряжать ее похороны приезжайте завтра же и денег с собой
возьмите.
У нее всего осталось 5 рублей в бумажнике. Хорошо, что вас, ангела-хранителя, бог послал, а то я уж одна потерялась бы!
— А, так вот это кто и что!.. — заревел вдруг Вихров, оставляя Грушу и выходя на средину комнаты: ему пришло в голову, что Иван нарочно из мести и ревности выстрелил в Грушу. — Ну, так погоди же, постой, я и с тобой рассчитаюсь! — кричал Вихров и
взял одно из ружей. — Стой вот тут
у притолка, я тебя сейчас самого застрелю; пусть меня сошлют в Сибирь, но кровь за кровь, злодей ты этакий!
— Нельзя ей сейчас сюда! — возразила Катишь урезонивающим тоном. — Во-первых, она сама с дороги переодевается и отдыхает; а потом, вы и себя-то приведите хоть сколько-нибудь в порядок, — смотрите, какой
у вас хаос! — продолжала Катишь и начала прибирать на столе, складывать в одно место раскиданное платье; наконец,
взяла гребенку и подала ее Вихрову, непременно требуя, чтобы он причесался.
— Не могу я этого сделать, — отвечал Абреев, — потому что я все-таки
взял его из Петербурга и завез сюда, а потом кем я заменю его? Прежних взяточников я брать не хочу, а молодежь, — вот видели
у меня старушку, которая жаловалась мне, что сын ее только что не бьет ее и требует
у ней состояния, говоря, что все имения должны быть общие: все они в таком же роде; но сами согласитесь, что с такими господами делать какое-нибудь серьезное дело — невозможно!
— Нет, это никак не личные впечатления, — продолжал Абреев, краснея даже в лице, — это самым строгим логическим путем можно доказать из примера Англии, которая ясно показала, что хлебопашество, как и всякое торговое предприятие, может совершенствоваться только знанием и капиталом. Но где же наш крестьянин
возьмет все это? Землю он знает пахать, как пахал ее, я думаю, еще Адам; капитала
у него нет для покупки машин.