Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ну вот, уж целый час дожидаемся, а
все ты с своим глупым жеманством: совершенно оделась, нет, еще нужно копаться… Было бы не слушать ее вовсе. Экая досада! как нарочно, ни
души! как будто бы вымерло
все.
Городничий. Ну, уж вы — женщины!
Все кончено, одного этого слова достаточно! Вам
всё — финтирлюшки! Вдруг брякнут ни из того ни из другого словцо. Вас посекут, да и только, а мужа и поминай как звали. Ты,
душа моя, обращалась с ним так свободно, как будто с каким-нибудь Добчинским.
Глеб — он жаден был — соблазняется:
Завещание сожигается!
На десятки лет, до недавних дней
Восемь тысяч
душ закрепил злодей,
С родом, с племенем; что народу-то!
Что народу-то! с камнем в воду-то!
Все прощает Бог, а Иудин грех
Не прощается.
Ой мужик! мужик! ты грешнее
всех,
И за то тебе вечно маяться!
Ну, мы не долго думали,
Шесть тысяч
душ,
всей вотчиной
Кричим: — Ермилу Гирина!
— Филипп на Благовещенье
Ушел, а на Казанскую
Я сына родила.
Как писаный был Демушка!
Краса взята у солнышка,
У снегу белизна,
У маку губы алые,
Бровь черная у соболя,
У соболя сибирского,
У сокола глаза!
Весь гнев с
души красавец мой
Согнал улыбкой ангельской,
Как солнышко весеннее
Сгоняет снег с полей…
Не стала я тревожиться,
Что ни велят — работаю,
Как ни бранят — молчу.
Всю ночь я шла, не встретила
Живой
души.
Влас был
душа добрейшая,
Болел за
всю вахлачину —
Не за одну семью.
У каждого крестьянина
Душа что туча черная —
Гневна, грозна, — и надо бы
Громам греметь оттудова,
Кровавым лить дождям,
А
все вином кончается.
Пошла по жилам чарочка —
И рассмеялась добрая
Крестьянская
душа!
Не горевать тут надобно,
Гляди кругом — возрадуйся!
Ай парни, ай молодушки,
Умеют погулять!
Повымахали косточки,
Повымотали душеньку,
А удаль молодецкую
Про случай сберегли!..
Милон.
Душа благородная!.. Нет… не могу скрывать более моего сердечного чувства… Нет. Добродетель твоя извлекает силою своею
все таинство
души моей. Если мое сердце добродетельно, если стоит оно быть счастливо, от тебя зависит сделать его счастье. Я полагаю его в том, чтоб иметь женою любезную племянницу вашу. Взаимная наша склонность…
Стародум(с важным чистосердечием). Ты теперь в тех летах, в которых
душа наслаждаться хочет
всем бытием своим, разум хочет знать, а сердце чувствовать. Ты входишь теперь в свет, где первый шаг решит часто судьбу целой жизни, где
всего чаще первая встреча бывает: умы, развращенные в своих понятиях, сердца, развращенные в своих чувствиях. О мой друг! Умей различить, умей остановиться с теми, которых дружба к тебе была б надежною порукою за твой разум и сердце.
Мне кажется, храбрость сердца доказывается в час сражения, а неустрашимость
души во
всех испытаниях, во
всех положениях жизни.
Стародум(целуя сам ее руки). Она в твоей
душе. Благодарю Бога, что в самой тебе нахожу твердое основание твоего счастия. Оно не будет зависеть ни от знатности, ни от богатства.
Все это прийти к тебе может; однако для тебя есть счастье
всего этого больше. Это то, чтоб чувствовать себя достойною
всех благ, которыми ты можешь наслаждаться…
Стародум. В одном. Отец мой непрестанно мне твердил одно и то же: имей сердце, имей
душу, и будешь человек во всякое время. На
все прочее мода: на умы мода, на знания мода, как на пряжки, на пуговицы.
Стародум. Слушай, друг мой! Великий государь есть государь премудрый. Его дело показать людям прямое их благо. Слава премудрости его та, чтоб править людьми, потому что управляться с истуканами нет премудрости. Крестьянин, который плоше
всех в деревне, выбирается обыкновенно пасти стадо, потому что немного надобно ума пасти скотину. Достойный престола государь стремится возвысить
души своих подданных. Мы это видим своими глазами.
Скотинин. Митрофан! Ты теперь от смерти на волоску. Скажи
всю правду; если б я греха не побоялся, я бы те, не говоря еще ни слова, за ноги да об угол. Да не хочу губить
души, не найдя виноватого.
Несмотря на то что он не присутствовал на собраниях лично, он зорко следил за
всем, что там происходило. Скакание, кружение, чтение статей Страхова — ничто не укрылось от его проницательности. Но он ни словом, ни делом не выразил ни порицания, ни одобрения
всем этим действиям, а хладнокровно выжидал, покуда нарыв созреет. И вот эта вожделенная минута наконец наступила: ему попался в руки экземпляр сочиненной Грустиловым книги:"О восхищениях благочестивой
души"…
Но что весьма достойно примечания: как ни ужасны пытки и мучения, в изобилии по
всей картине рассеянные, и как ни удручают
душу кривлянья и судороги злодеев, для коих те муки приуготовлены, но каждому зрителю непременно сдается, что даже и сии страдания менее мучительны, нежели страдания сего подлинного изверга, который до того всякое естество в себе победил, что и на сии неслыханные истязания хладным и непонятливым оком взирать может".
Он чувствовал, что за это в
душе его поднималась чувство злобы, разрушавшее его спокойствие и
всю заслугу подвига.
Брат лег и ― спал или не спал ― но, как больной, ворочался, кашлял и, когда не мог откашляться, что-то ворчал. Иногда, когда он тяжело вздыхал, он говорил: «Ах, Боже мой» Иногда, когда мокрота
душила его, он с досадой выговаривал: «А! чорт!» Левин долго не спал, слушая его. Мысли Левина были самые разнообразные, но конец
всех мыслей был один: смерть.
— Я не буду судиться. Я никогда не зарежу, и мне этого нe нужно. Ну уж! — продолжал он, опять перескакивая к совершенно нейдущему к делу, — наши земские учреждения и
всё это — похоже на березки, которые мы натыкали, как в Троицын день, для того чтобы было похоже на лес, который сам вырос в Европе, и не могу я от
души поливать и верить в эти березки!
— Да, да, прощай! — проговорил Левин, задыхаясь от волнения и, повернувшись, взял свою палку и быстро пошел прочь к дому. При словах мужика о том, что Фоканыч живет для
души, по правде, по-Божью, неясные, но значительные мысли толпою как будто вырвались откуда-то иззаперти и,
все стремясь к одной цели, закружились в его голове, ослепляя его своим светом.
«Откуда взял я это? Разумом, что ли, дошел я до того, что надо любить ближнего и не
душить его? Мне сказали это в детстве, и я радостно поверил, потому что мне сказали то, что было у меня в
душе. А кто открыл это? Не разум. Разум открыл борьбу за существование и закон, требующий того, чтобы
душить всех, мешающих удовлетворению моих желаний. Это вывод разума. А любить другого не мог открыть разум, потому что это неразумно».
Она чувствовала, что в
душе ее
всё начинает двоиться, как двоятся иногда предметы в усталых глазах.
Получив письмо мужа, она знала уже в глубине
души, что
всё останется по-старому, что она не в силах будет пренебречь своим положением, бросить сына и соединиться с любовником.
После обычных вопросов о желании их вступить в брак, и не обещались ли они другим, и их странно для них самих звучавших ответов началась новая служба. Кити слушала слова молитвы, желая понять их смысл, но не могла. Чувство торжества и светлой радости по мере совершения обряда
всё больше и больше переполняло ее
душу и лишало ее возможности внимания.
Они не знают, как он восемь лет
душил мою жизнь,
душил всё, что было во мне живого, что он ни разу и не подумал о том, что я живая женщина, которой нужна любовь.
Но княгине не нравилось это излишество, и ещё более не нравилось то, что, она чувствовала, Кити не хотела открыть ей
всю свою
душу.
Она благодарна была отцу за то, что он ничего не сказал ей о встрече с Вронским; но она видела по особенной нежности его после визита, во время обычной прогулки, что он был доволен ею. Она сама была довольна собою. Она никак не ожидала, чтоб у нее нашлась эта сила задержать где-то в глубине
души все воспоминания прежнего чувства к Вронскому и не только казаться, но и быть к нему вполне равнодушною и спокойною.
— Простить я не могу, и не хочу, и считаю несправедливым. Я для этой женщины сделал
всё, и она затоптала
всё в грязь, которая ей свойственна. Я не злой человек, я никогда никого не ненавидел, но ее я ненавижу
всеми силами
души и не могу даже простить ее, потому что слишком ненавижу за
всё то зло, которое она сделала мне! — проговорил он со слезами злобы в голосе.
Но она была
всё та же, и вид ея
всё так же, физически оживляя, возбуждая и наполняя счастием его
душу, подействовал на него.
Туман, застилавший
всё в ее
душе, вдруг рассеялся. Вчерашние чувства с новой болью защемили больное сердце. Она не могла понять теперь, как она могла унизиться до того, чтобы пробыть целый день с ним в его доме. Она вошла к нему в кабинет, чтоб объявить ему свое решение.
Левин слушал молча, и, несмотря на
все усилия, которые он делал над собой, он никак не мог перенестись в
душу своего приятеля и понять его чувства и прелести изучения таких женщин.
И
все эти соображения о значении Славянского элемента во всемирной истории показались ему так ничтожны в сравнении с тем, что делалось в его
душе, что он мгновенно забыл
всё это и перенесся в то самое настроение, в котором был нынче утром.
И жалость в ее женской
душе произвела совсем не то чувство ужаса и гадливости, которое она произвела в ее муже, а потребность действовать, узнать
все подробности его состояния и помочь им.
Он не считал себя премудрым, но не мог не знать, что он был умнее жены и Агафьи Михайловны, и не мог не знать того, что, когда он думал о смерти, он думал
всеми силами
души.
Заметив тот особенный поиск Ласки, когда она прижималась
вся к земле, как будто загребала большими шагами задними ногами и слегка раскрывала рот, Левин понял, что она тянула по дупелям, и, в
душе помолившись Богу, чтобы был успех, особенно на первую птицу, подбежал к ней.
Он, как доживший, не глупый и не больной человек, не верил в медицину и в
душе злился на
всю эту комедию, тем более, что едва ли не он один вполне понимал причину болезни Кити.
Ему хотелось, чтобы Левин был весел. Но Левин не то что был не весел, он был стеснен. С тем, что было у него в
душе, ему жутко и неловко было в трактире, между кабинетами, где обедали с дамами, среди этой беготни и суетни; эта обстановка бронз, зеркал, газа, Татар —
всё это было ему оскорбительно. Он боялся запачкать то, что переполняло его
душу.
Анна жадно оглядывала его; она видела, как он вырос и переменился в ее отсутствие. Она узнавала и не узнавала его голые, такие большие теперь ноги, выпроставшиеся из одеяла, узнавала эти похуделые щеки, эти обрезанные, короткие завитки волос на затылке, в который она так часто целовала его. Она ощупывала
всё это и не могла ничего говорить; слезы
душили ее.
Но и после, и на другой и на третий день, она не только не нашла слов, которыми бы она могла выразить
всю сложность этих чувств, но не находила и мыслей, которыми бы она сама с собой могла обдумать
всё, что было в ее
душе.
— Господи, помилуй! прости, помоги! — твердил он как-то вдруг неожиданно пришедшие на уста ему слова. И он, неверующий человек, повторял эти слова не одними устами. Теперь, в эту минуту, он знал, что
все не только сомнения его, но та невозможность по разуму верить, которую он знал в себе, нисколько не мешают ему обращаться к Богу.
Всё это теперь, как прах, слетело с его
души. К кому же ему было обращаться, как не к Тому, в Чьих руках он чувствовал себя, свою
душу и свою любовь?
Привычный жест крестного знамения вызвал в
душе ее целый ряд девичьих и детских воспоминаний, и вдруг мрак, покрывавший для нее
всё, разорвался, и жизнь предстала ей на мгновение со
всеми ее светлыми прошедшими радостями.
— Знаете, что я делал предложение и что мне отказано, — проговорил Левин, и
вся та нежность, которую минуту тому назад он чувствовал к Кити, заменилась в
душе его чувством злобы за оскорбление.
—
Весь город об этом говорит, — сказала она. — Это невозможное положение. Она тает и тает. Он не понимает, что она одна из тех женщин, которые не могут шутить своими чувствами. Одно из двух: или увези он ее, энергически поступи, или дай развод. А это
душит ее.
Зачем, когда в
душе у нее была буря, и она чувствовала, что стоит на повороте жизни, который может иметь ужасные последствия, зачем ей в эту минуту надо было притворяться пред чужим человеком, который рано или поздно узнает же
всё, — она не знала; но, тотчас же смирив в себе внутреннюю бурю, она села и стала говорить с гостем.
«Так же буду сердиться на Ивана кучера, так же буду спорить, буду некстати высказывать свои мысли, так же будет стена между святая святых моей
души и другими, даже женой моей, так же буду обвинять ее за свой страх и раскаиваться в этом, так же буду не понимать разумом, зачем я молюсь, и буду молиться, — но жизнь моя теперь,
вся моя жизнь, независимо от
всего, что может случиться со мной, каждая минута ее — не только не бессмысленна, как была прежде, но имеет несомненный смысл добра, который я властен вложить в нее!»
Но в глубине своей
души, чем старше он становился и чем ближе узнавал своего брата, тем чаще и чаще ему приходило в голову, что эта способность деятельности для общего блага, которой он чувствовал себя совершенно лишенным, может быть и не есть качество, а, напротив, недостаток чего-то — не недостаток добрых, честных, благородных желаний и вкусов, но недостаток силы жизни, того, что называют сердцем, того стремления, которое заставляет человека из
всех бесчисленных представляющихся путей жизни выбрать один и желать этого одного.
Но это говорили его вещи, другой же голос в
душе говорил, что не надо подчиняться прошедшему и что с собой сделать
всё возможно. И, слушаясь этого голоса, он подошел к углу, где у него стояли две пудовые гири, и стал гимнастически поднимать их, стараясь привести себя в состояние бодрости. За дверью заскрипели шаги. Он поспешно поставил гири.
Весь бал,
весь свет,
всё закрылось туманом в
душе Кити.
Только уж потом он вспомнил тишину ее дыханья и понял
всё, что происходило в ее дорогой, милой
душе в то время, как она, не шевелясь, в ожидании величайшего события в жизни женщины, лежала подле него.