Едва мать и отец успели снять с себя дорожные шубы, как в зале раздался свежий и громкий голос: «Да где же они? давайте их сюда!» Двери из залы растворились, мы вошли, и я увидел высокого роста женщину, в волосах с проседью, которая с живостью протянула руки навстречу моей матери и весело сказала: «Насилу я дождалась тебя!» Мать после мне говорила, что Прасковья Ивановна так дружески, с таким чувством ее обняла, что она ту же минуту
всею душою полюбила нашу общую благодетельницу и без памяти обрадовалась, что может согласить благодарность с сердечною любовью.
Неточные совпадения
Сердце мое почувствовало, что моя Сергеевка не крепкая, и я не ошибся [
Вся Сергеевская земля до сих пор находится в споре, и тридцать
душ крестьян, на ней поселенных, имеют землю в общем владении с деревнями Киишки и Старым Тимкиным.
«Да как же мы поедем зимой, — думал я, — ведь мы с сестрицей маленькие, ведь мы замерзнем?»
Все такие мысли крепко осадили мою голову, и я, встревоженный и огорченный до глубины
души, сидел молча, предаваясь печальным картинам моего горячего воображения, которое разыгрывалось у меня час от часу более.
Стоя на стуле и смотря в окошко, я плакал от глубины
души, исполненной искренного чувства любви и умиления к моему дедушке, так горячо любимому
всеми.
Наконец
все мало-помалу утихло, и прежде
всего я увидел, что в комнате ярко светло от утренней зари, а потом понял, что маменька жива, будет здорова, — и чувство невыразимого счастия наполнило мою
душу!
«Как переменилась матушка после кончины батюшки, — говорила моя мать, — она даже ростом стала как будто меньше; ничем от
души не занимается,
все ей стало словно чужое; беспрестанно поминает покойника, даже об сестрице Татьяне Степановне мало заботится.
Без образования, без просвещения, она не могла быть во
всем выше своего века и не сознавала своих обязанностей и отношений к 1200
душ подвластных ей людей.
Знаю только, что воспоминание об этом времени во
всю мою жизнь разливало тихую радость в
душе моей.
Бабушка же и тетушка ко мне не очень благоволили, а сестрицу мою любили; они напевали ей в уши, что она нелюбимая дочь, что мать глядит мне в глаза и делает
все, что мне угодно, что «братец —
все, а она — ничего»; но
все такие вредные внушения не производили никакого впечатления на любящее сердце моей сестры, и никакое чувство зависти или негодования и на одну минуту никогда не омрачали светлую доброту ее прекрасной
души.
Ничего не говоришь и в окошко не смотришь?» Я отвечал, что мне жалко Багрова, — и высказал
все, что у меня было на
душе.
Проснулся купец, а вдруг опомниться не может:
всю ночь видел он во сне дочерей своих любезныих, хорошиих и пригожиих, и видел он дочерей своих старшиих: старшую и середнюю, что они веселым-веселехоньки, а печальна одна дочь меньшая, любимая; что у старшей и середней дочери есть женихи богатые и что сбираются они выйти замуж, не дождавшись его благословения отцовского; меньшая же дочь любимая, красавица писаная, о женихах и слышать не хочет, покуда не воротится ее родимый батюшка; и стало у него на
душе и радошно и не радошно.
Я от такого дива еще в себя не приду, только боюсь и почивать одна; во
всех твоих палатах высокиих нет ни
души человеческой».
Появилися на стене словеса огненные: «Не бойся, моя госпожа прекрасная: не будешь ты почивать одна, дожидается тебя твоя девушка сенная, верная и любимая; и много в палатах
душ человеческих, а только ты их не видишь и не слышишь, и
все они вместе со мною берегут тебя и день и ночь: не дадим мы на тебя ветру венути, не дадим и пылинке сесть».
Много ли, мало ли времени она лежала без памяти — не ведаю; только, очнувшись, видит она себя во палате высокой беломраморной, сидит она на золотом престоле со каменьями драгоценными, и обнимает ее принц молодой, красавец писаный, на голове со короною царскою, в одежде златокованной, перед ним стоит отец с сестрами, а кругом на коленях стоит свита великая,
все одеты в парчах золотых, серебряных; и возговорит к ней молодой принц, красавец писаный, на голове со короною царскою: «Полюбила ты меня, красавица ненаглядная, в образе чудища безобразного, за мою добрую
душу и любовь к тебе; полюби же меня теперь в образе человеческом, будь моей невестою желанною.
Бог их знает какого нет еще! и жесткий, и мягкий, и даже совсем томный, или, как иные говорят, в неге, или без неги, но пуще, нежели в неге — так вот зацепит за сердце, да и поведет по
всей душе, как будто смычком.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ну вот, уж целый час дожидаемся, а
все ты с своим глупым жеманством: совершенно оделась, нет, еще нужно копаться… Было бы не слушать ее вовсе. Экая досада! как нарочно, ни
души! как будто бы вымерло
все.
Городничий. Ну, уж вы — женщины!
Все кончено, одного этого слова достаточно! Вам
всё — финтирлюшки! Вдруг брякнут ни из того ни из другого словцо. Вас посекут, да и только, а мужа и поминай как звали. Ты,
душа моя, обращалась с ним так свободно, как будто с каким-нибудь Добчинским.
Глеб — он жаден был — соблазняется: // Завещание сожигается! // На десятки лет, до недавних дней // Восемь тысяч
душ закрепил злодей, // С родом, с племенем; что народу-то! // Что народу-то! с камнем в воду-то! //
Все прощает Бог, а Иудин грех // Не прощается. // Ой мужик! мужик! ты грешнее
всех, // И за то тебе вечно маяться!
Ну, мы не долго думали, // Шесть тысяч
душ,
всей вотчиной // Кричим: — Ермилу Гирина!
— Филипп на Благовещенье // Ушел, а на Казанскую // Я сына родила. // Как писаный был Демушка! // Краса взята у солнышка, // У снегу белизна, // У маку губы алые, // Бровь черная у соболя, // У соболя сибирского, // У сокола глаза! //
Весь гнев с
души красавец мой // Согнал улыбкой ангельской, // Как солнышко весеннее // Сгоняет снег с полей… // Не стала я тревожиться, // Что ни велят — работаю, // Как ни бранят — молчу.