Неточные совпадения
Уходя от Тараса Семеныча, Колобов тяжело вздохнул. Говорили по
душе, а главного-то он все-таки не сказал. Что болтать прежде времени? Он шел опять по Хлебной улице и думал о том, как здесь
все переменится через несколько лет и что главною причиной перемены будет он, Михей Зотыч Колобов.
Анфуса Гавриловна
все это слышала из пятого в десятое, но только отмахивалась обеими руками: она хорошо знала цену этим расстройным свадебным речам. Не одно хорошее дело рассыпалось вот из-за таких бабьих шепотов. Лично ей жених очень нравился, хотя она многого и не понимала в его поведении. А главное, очень уж пришелся он по
душе невесте. Чего же еще надо? Серафимочка точно помолодела лет на пять и была совершенно счастлива.
Из
всей этой малыгинской родни и сборных гостей Галактиону ближе
всех пришелся по
душе будущий родственник, немец Штофф. Это был небольшого роста господин, немного припадавший на левую ногу. Лицо у немца было совсем русское и даже обросло по-русски какою-то мочальною бороденкой. Знакомство состоялось как-то сразу, и будущие зятья полюбились друг другу.
А вот с Харитиной он мог бы и поговорить по
душе, и посоветоваться, и
все пополам разделить.
Солдат никак не мог примириться с этой теорией спасения
души, но покорялся по солдатской привычке, —
все равно нужно же кому-нибудь служить. Он очень скоро подпал под влияние своего нового хозяина, который расшевелил его крестьянские мысли. И как ловко старичонко умел наговаривать, так одно слово к другому и лепит, да так складно.
Она опять обняла его и целовала, вернее —
душила своими поцелуями, лицо, шею, даже руки целовала. Галактион чувствовал только, как у него
вся комната завертелась перед глазами, а эти золотые волосы щекотали ему лицо и шею.
Дальше писарь узнал, как богато живет Стабровский и какие порядки заведены у него в доме.
Все женщины от
души жалели Устеньку Луковникову, отец которой сошел с ума и отдал дочь полякам.
— Вы уж как там знаете, а я не могу, — упрямо повторял Полуянов на
все увещания следователя. — Судите меня одного, а другие сами про себя знают… да. Моя песенка спета, зачем же лишний грех на
душу брать? Относительно себя ничего не утаю.
— А вы не сердитесь на нашу деревенскую простоту, Харитина Харитоновна, потому как у нас
все по
душам… А я-то так кругом обязан Ильей Фирсычем, по гроб жизни. Да и так люди не чужие… Ежели, напримерно, вам насчет денежных средств, так с нашим удовольствием. Конешно, расписочку там на всякий случай выдадите, — это так, для порядку, а только несумлевайтесь.
Весь перед вами, в там роде, как свеча горю.
— Так, так, сынок… Это точно, неволи нет. А я-то вот по уезду шатаюсь, так
все вижу: которые были запасы,
все на базар свезены.
Все теперь на деньги пошло, а деньги пошли в кабак, да на самовары, да на ситцы, да на трень-брень… Какая тут неволя? Бога за вас благодарят мужички… Прежде-то
все свое домашнее было, а теперь
все с рынка везут. Главное, хлебушко
всем мешает… Ох, горе
душам нашим!
Отец и сын на этот раз расстались мирно. Галактион даже съездил в Прорыв, чтобы повидаться с Емельяном, который не мог приехать в Суслон, потому что его Арина Матвеевна была больна, — она в отсутствие грозного тестя перебралась на мельницу. Михей Зотыч делал вид, что ничего не знает о ее присутствии. Этот обман тяготил
всех, и Галактион от
души пожалел молчавшего, по обыкновению, Емельяна.
— Уж это што говорить — заступа… Позавидовал плешивый лысому. По-твоему хочу сделать: разделить сыновей. Хорошие ноне детки. Ох-хо-хо!.. А
все суета, Харитон Артемьич… Деток вон мы с тобой судим и рядим, а о своей
душе не печалуемся. Только бы мне с своим делом развязаться… В скиты пора уходить. Вот вместе и пойдем.
— Что, Галактион Михеич, худо?.. То-то вот и есть. И сказал себе человек: наполню житницы, накоплю сокровища. Пей,
душа, веселись!.. Так я говорю? Эх, Галактион Михеич! Ведь вот умные люди, до
всего, кажется, дошли, а этого не понимают.
Стабровского приятно поразило то внимание, с каким ухаживала за ним Дидя. Она ходила за ним, как настоящая сиделка. Стабровский не ожидал такой нежности от холодной по натуре дочери и был растроган до глубины
души. И потом Дидя делала
все так спокойно, уверенно, как совсем взрослая опытная женщина.
Девушка посмотрела на отца почти с улыбкой сожаления, от которой у него защемило на
душе. У него в голове мелькнула первая тень подозрения. Начато не обещало ничего хорошего. Прежде
всего его обезоруживало насмешливое спокойствие дочери.
Разорение ушло далеко в степь. Киргиз Шахма держался только банком, Сашка Горохов разорился и спился, винокур Прохоров, хотя и держался, но тоже был в худых
душах. У банка была какая-то задача систематически разорять
всех.
— Тятенька любезный,
все мы под богом ходим и дадим ответ на страшном пришествии, а вам действительно пора бы насчет
души соображать. Другие-то старички вон каждодневно, например, в церковь, а вы, прямо сказать, только сквернословите.
Стоило Устеньке закрыть глаза, как она сейчас видела себя женой Галактиона. Да, именно жена, то, из чего складывается нераздельный организм. О, как хорошо она умела бы любить эту упрямую голову, заполненную такими смелыми планами! Сильная мужская воля направлялась бы любящею женскою рукой, и
все делалось бы, как прекрасно говорили старинные русские люди, по
душе.
Все по
душе, по глубоким внутренним тяготениям к правде, к общенародной совести.
— Около того. Душу-то спасал, а тут вдруг захотел сибирского дешевого хлебца отведать… да. Сынок Галактион Михеич
всех, сказывают, удоволил.
Все виноваты, а
все от
души.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ну вот, уж целый час дожидаемся, а
все ты с своим глупым жеманством: совершенно оделась, нет, еще нужно копаться… Было бы не слушать ее вовсе. Экая досада! как нарочно, ни
души! как будто бы вымерло
все.
Городничий. Ну, уж вы — женщины!
Все кончено, одного этого слова достаточно! Вам
всё — финтирлюшки! Вдруг брякнут ни из того ни из другого словцо. Вас посекут, да и только, а мужа и поминай как звали. Ты,
душа моя, обращалась с ним так свободно, как будто с каким-нибудь Добчинским.
Глеб — он жаден был — соблазняется: // Завещание сожигается! // На десятки лет, до недавних дней // Восемь тысяч
душ закрепил злодей, // С родом, с племенем; что народу-то! // Что народу-то! с камнем в воду-то! //
Все прощает Бог, а Иудин грех // Не прощается. // Ой мужик! мужик! ты грешнее
всех, // И за то тебе вечно маяться!
Ну, мы не долго думали, // Шесть тысяч
душ,
всей вотчиной // Кричим: — Ермилу Гирина!
— Филипп на Благовещенье // Ушел, а на Казанскую // Я сына родила. // Как писаный был Демушка! // Краса взята у солнышка, // У снегу белизна, // У маку губы алые, // Бровь черная у соболя, // У соболя сибирского, // У сокола глаза! //
Весь гнев с
души красавец мой // Согнал улыбкой ангельской, // Как солнышко весеннее // Сгоняет снег с полей… // Не стала я тревожиться, // Что ни велят — работаю, // Как ни бранят — молчу.