Неточные совпадения
— Да, может
быть, — отвечал Еспер Иваныч, разводя в каком-то раздумьи руками. — А вы как ваше время
проводите? — прибавил он с возвратившеюся ему на минуту любезностью.
— Нет-с! — отвечал Ванька решительно, хотя, перед тем как переехать Павлу к Крестовникову, к нему собрались все семиклассники и перепились до неистовства; и даже сам Ванька,
проводив господ, в сенях шлепнулся и проспал там всю ночь. — Наш барин, — продолжал он, — все более в книжку читал… Что ни
есть и я, Михайло Поликарпыч, так грамоте теперь умею; в какую только должность прикажете, пойду!
— Когда лучше узнаю историю, то и обсужу это! — отвечал Павел тоже сухо и ушел; но куда
было девать оставшиеся несколько часов до ночи? Павлу пришла в голову мысль сходить в дом к Есперу Иванычу и посмотреть на те места, где он так счастливо и безмятежно
провел около года, а вместе с тем узнать, нет ли каких известий и от Имплевых.
Полковник, начавший последнее время почти притрухивать сына, на это покачал только головой и вздохнул; и когда потом
проводил, наконец, далеко еще не оправившегося Павла в Москву, то горести его пределов не
было: ему казалось, что у него нет уже больше сына, что тот умер и ненавидит его!.. Искаженное лицо солдата беспрестанно мелькало перед глазами старика.
Ванька вынул, что ему
было сказано, а потом,
проводив барина и нисколько не прибрав разбросанных из чемодана вещей, сейчас же отправился на свою осоку, улегся на ней и мгновенно захрапел.
— Вот это и я всегда говорю! — подхватил вдруг полковник, желавший на что бы нибудь
свести разговор с театра или с этого благованья, как называл он сие не любимое им искусство. — Александра Ивановича хоть в серый армяк наряди, а все
будет видно, что барин!
— Вот-с, как это
было, — начал Михаил Поликарпович, — не полковник, а майор подошел к ней, и только
было наклонился, чтобы руку ей подать и
отвести в карету, она выхватила из-под фартука кинжал да и пырнула им его.
— А это вот — угольная, или чайная, как ее прежде называли, — продолжала хозяйка,
проводя Павла через коридор в очень уютную и совершенно в стороне находящуюся комнату. — Смотрите, какие славные диваны идут кругом. Это любимая комната
была покойного отца мужа. Я здесь
буду вас ожидать! — прибавила она совершенно тихо и скороговоркой.
— Совершенно справедливо, все они — дрянь! — подтвердил Павел и вскоре после того, по поводу своей новой, как сам он выражался, религии, имел довольно продолжительный спор с Неведомовым, которого прежде того он считал
было совершенно на своей стороне. Он зашел к нему однажды и нарочно
завел с ним разговор об этом предмете.
Нас в первый раз
водили посмотреть кабинет редкостей, где, между прочим,
были статуи…
— Я, душа моя, с приятелями хочу повидаться, — сказал он ей однажды, — но так как ты меня к ним не пустишь, потому что тебе скучно
будет проводить вечер одной, то я позову их к себе!
— Нет, и никогда не возвращу! — произнесла Клеопатра Петровна с ударением. — А то, что он
будет писать к генерал-губернатору — это решительный вздор! Он и тогда, как в Петербург я от него уехала, писал тоже к генерал-губернатору; но Постен очень покойно
свез меня в канцелярию генерал-губернатора; я рассказала там, что приехала в Петербург лечиться и что муж мой требует меня, потому что домогается отнять у меня вексель. Мне сейчас же выдали какой-то билет и написали что-то такое к предводителю.
Тарантас поехал. Павел вышел за ворота
проводить его. День
был ясный и совершенно сухой; тарантас вскоре исчез, повернув в переулок. Домой Вихров
был не в состоянии возвратиться и поэтому велел Ивану подать себе фуражку и вышел на Петровский бульвар. Тихая грусть, как змея, сосала ему душу.
Нельзя сказать, чтоб полученное Вихровым от отца состояние не подействовало на него несколько одуряющим образом: он сейчас же нанял очень хорошую квартиру, меблировал ее всю заново; сам оделся совершеннейшим франтом; Ивана он тоже обмундировал с головы до ног. Хвастанью последнего, по этому поводу, пределов не
было. Горничную Клеопатры Петровны он, разумеется, сию же минуту выкинул из головы и стал подумывать, как бы ему жениться на купчихе и лавку с ней
завести.
В тот же день после обеда Вихров решился ехать к Фатеевой. Петр повез его тройкой гусем в крытых санях. Иван в наказание не
был взят, а брать кого-нибудь из других людей Вихров не хотел затем, чтобы не
было большой болтовни о том, как он
будет проводить время у Фатеевой.
Этого маленького разговора совершенно
было достаточно, чтобы все ревнивое внимание Клеопатры Петровны с этой минуты устремилось на маленький уездный город, и для этой цели она даже
завела шпионку, старуху-сыромасленицу, которая, по ее приказаниям, почти каждую неделю шлялась из Перцова в Воздвиженское, расспрашивала стороной всех людей, что там делается, и доносила все Клеопатре Петровне, за что и получала от нее масла и денег.
Цель, куда, собственно, они стремились,
были хороводы, которые
водили на городских валах мещанские девушки и молодые женщины.
После ужина их
отвели в гостиницу и каждому хотели
было дать по отдельной комнате; но богомольцы наши разместились так, что Захаревский с дочерью заняли маленькое отделение, а Живин и Вихров легли в одной комнате.
Стряпчий взял у него бумагу и ушел. Вихров остальной день
провел в тоске, проклиная и свою службу, и свою жизнь, и самого себя. Часов в одиннадцать у него в передней послышался шум шагов и бряцанье сабель и шпор, — это пришли к нему жандармы и полицейские солдаты; хорошо, что Ивана не
было, а то бы он умер со страху, но и Груша тоже испугалась. Войдя к барину с встревоженным лицом, она сказала...
— Мне опосля показалось, что она маленько все еще трепещет; я взял да через нее раз пять лошадь
провел; та, надо полагать, копытом-то и проломила это место, а лошадь-то
была кованая.
Вихров, разумеется, очень хорошо понимал, что со стороны высокого мужика
было одно только запирательство; но как его
было уличить: преступник сам от своих слов отказывался, из соседей никто против богача ничего не покажет, чиновники тоже не признаются, что брали от него взятки; а потому с сокрушенным сердцем Вихров отпустил его, девку-работницу сдал на поруки хозяевам дома, а Парфена велел сотскому и земскому
свезти в уездный город, в острог.
Вихрова
провел встретивший его голова: он на этот раз
был не в кафтане своем с галунами, а, как и прочие, в черном кафтане.
— Да-с, у меня этакая лодка большая
есть, парусная, я и
свезу в ней, а вам расписку дам на себя, что взялся справить это дело.
Староста и работник тоже
были выпущены. Последний, с явно сердитым лицом, прошел прямо на двор; а староста по-прежнему немного подсмеивался над священником. Вихров, священник и староста отправились, наконец, в свой поход. Иерей не без умысла, кажется,
провел Вихрова мимо единоверческой церкви и заставил его заглянуть даже туда: там не
было ни одного молящегося.
Поутру Петр Петрович так же радушно своих гостей
проводил, как и принял, — и обещался, как только
будет в городе,
быть у Вихрова.
Он все почти время
проводил один; из друзей его никого не
было в городе: Кнопов жил в деревне; прокурор вместе с совестным судьей (и вряд ли не затем, чтоб помочь тому подшибить губернатора) уехал в Петербург.
Гроб между тем подняли. Священники запели, запели и певчие, и все это пошло в соседнюю приходскую церковь. Шлепая по страшной грязи, Катишь шла по средине улицы и вела только что не за руку с собой и Вихрова; а потом, когда гроб поставлен
был в церковь, она отпустила его и велела приезжать ему на другой день часам к девяти на четверке, чтобы после службы
проводить гроб до деревни.
Кергель прибежал тоже посмотреть Грушу и, к ужасу своему, увидел, что рана у ней
была опасна, а потому сейчас же поспешил
свезти ее в своем экипаже в больницу; но там ей мало помогли: к утру Груша умерла, дав от себя показание, что Иван выстрелил в нее совершенно нечаянно.
— Я-то соскучусь, господи! — произнес Вихров, и голос его при этом как-то особенно прозвучал. — Но как же мы, однако,
будем проводить наше время? — продолжал он. — Мы, конечно,
будем с вами в карты играть, как в Петербурге собирались.
Точно по огню для Вихрова пробежали эти два-три месяца, которые он
провел потом в Воздвиженском с Мари: он с восторгом смотрел на нее, когда они поутру сходились чай
пить; с восторгом видел, как она, точно настоящая хозяйка, за обедом разливала горячее; с восторгом и подолгу взглядывал на нее, играя с ней по вечерам в карты.
— Не могу я этого сделать, — отвечал Абреев, — потому что я все-таки взял его из Петербурга и
завез сюда, а потом кем я заменю его? Прежних взяточников я брать не хочу, а молодежь, — вот видели у меня старушку, которая жаловалась мне, что сын ее только что не бьет ее и требует у ней состояния, говоря, что все имения должны
быть общие: все они в таком же роде; но сами согласитесь, что с такими господами делать какое-нибудь серьезное дело — невозможно!
Вместе с Вихровым стал прощаться и Замин с Плавиным. Обоих их хозяин
проводил до самой передней, и когда он возвратился в зало, то Пенин обратился
было к нему...
В одно утро Вихров прошел к Мари и застал у ней, сверх всякого ожидания, Абреева. Евгения Петровича, по обыкновению, дома не
было: шаловливый старик окончательно
проводил все время у своей капризной Эммы.