Неточные совпадения
Вскоре
после того Павел услышал, что в комнатах завыла и заголосила скотница. Он вошел и увидел, что она стояла перед полковником,
вся промокшая, с лицом истощенным, с ногами, окровавленными от хождения по лесу.
Весь этот разговор родителей старший сын Захаревских, возвратившийся вместе с ними,
после проводов Абреевой, в гостиную, выслушал с величайшим вниманием.
—
Все говорят, мой милый Февей-царевич, что мы с тобой лежебоки; давай-ка, не будем сегодня лежать
после обеда, и поедем рыбу ловить… Угодно вам, полковник, с нами? — обратился он к Михайлу Поликарпычу.
— Герои романа французской писательницы Мари Коттен (1770—1807): «Матильда или Воспоминания, касающиеся истории Крестовых походов».], о странном трепете Жозефины, когда она, бесчувственная, лежала на руках адъютанта, уносившего ее
после объявления ей Наполеоном развода; но так как во
всем этом весьма мало осязаемого, а женщины, вряд ли еще не более мужчин, склонны в чем бы то ни было реализировать свое чувство (ну, хоть подушку шерстями начнет вышивать для милого), — так и княгиня наконец начала чувствовать необходимую потребность наполнить чем-нибудь эту пустоту.
Вышел Видостан, в бархатном кафтане, обшитом позументами, и в шапочке набекрень.
После него выбежали Тарабар и Кифар.
Все эти лица мало заняли Павла. Может быть, врожденное эстетическое чувство говорило в нем, что самые роли были чепуха великая, а исполнители их — еще и хуже того. Тарабар и Кифар были именно те самые драчуны, которым
после представления предстояло отправиться в часть. Есть ли возможность при подобных обстоятельствах весело играть!
Результатом этого разговора было то, что, когда вскоре
после того губернатор и полицеймейстер проезжали мимо гимназии, Павел подговорил товарищей, и
все они в один голос закричали в открытое окно: «Воры, воры!», так что те даже обернулись, но слов этих, конечно, на свой счет не приняли.
Мари, Вихров и m-me Фатеева в самом деле начали видаться почти каждый день, и между ними мало-помалу стало образовываться самое тесное и дружественное знакомство. Павел обыкновенно приходил к Имплевым часу в восьмом; около этого же времени всегда приезжала и m-me Фатеева. Сначала
все сидели в комнате Еспера Иваныча и пили чай, а потом он вскоре
после того кивал им приветливо головой и говорил...
После заутрени стали
все знакомые и незнакомые христосоваться и целоваться друг с другом.
— Так что же вы говорите, я
после этого уж и не понимаю! А знаете ли вы то, что в Демидовском студенты имеют единственное развлечение для себя — ходить в Семеновский трактир и пить там? Большая разница Москва-с, где — превосходный театр, разнообразное общество, множество библиотек, так что, помимо ученья, самая жизнь будет развивать меня, а потому стеснять вам в этом случае волю мою и лишать меня, может быть, счастья
всей моей будущей жизни — безбожно и жестоко с вашей стороны!
Павел поклонился ей и, нимало не медля затем, с опущенными в землю глазами, подошел под благословение к отцу-настоятелю:
после жизни у Крестовниковых он очень стал уважать
всех духовных особ. Настоятель попривстал немного и благословил его.
После обеда
все молодые люди вышли на знакомый нам балкон и расселись на уступах его. В позе этой молодой Абреев оказался почти красавцем.
Разъехались
все уже
после ужина.
— Да, порядочная, но она нам заменяет горы; а горы, вы знаете, полезны для развития дыхательных органов, — ответил Неведомов. — Вот свободные нумера: один, другой, третий! — прибавил он, показывая на пустые комнаты, в которые Павел во
все заглянул; и они ему,
после квартиры Макара Григорьева, показались очень нарядными и чистыми.
— Это совсем другое! — произнес Неведомов, как бы даже удивленный этим сравнением. — Виктор Гюго больше
всего обязан своей славой тому, что явился тотчас
после бесцветной, вялой послереволюционной литературы и, действительно, в этом бедном французском языке отыскал новые и весьма сильные краски.
Герой мой вышел от профессора сильно опешенный. «В самом деле мне, может быть, рано еще писать!» — подумал он сам с собой и решился пока учиться и учиться!..
Всю эту проделку с своим сочинением Вихров тщательнейшим образом скрыл от Неведомова и для этого даже не видался с ним долгое время. Он почти предчувствовал, что тот тоже не похвалит его творения, но как только этот вопрос для него,
после беседы с профессором, решился, так он сейчас же и отправился к приятелю.
— Что это хозяйка
все зовет к себе Салова? — спросил Павел
после обеда Неведомова.
Вскоре
после того Салов, видимо уже оставивший m-me Гартунг, переехал даже от нее на другую квартиру. Достойная немка перенесла эту утрату с твердостью, и, как кажется, более
всего самолюбие ее, в этом случае, было оскорблено.
Полковник
после этого зачем-то ушел к себе в спальню и что-то очень долго там возился, и потом, когда вышел оттуда, лицо его и вообще
вся фигура приняли какой-то торжественный вид.
Михаил Поликарпович
после того, подсел к сыну и — нет-нет, да и погладит его по голове.
Все эти нежности отца растрогали, наконец, Павла до глубины души. Он вдруг схватил и обнял старика, начал целовать его в грудь, лицо, щеки.
— Нет, не был! Со
всеми с ними дружен был, а тут как-то перед самым их заговором, на счастье свое, перессорился с ними! Когда государю подали список
всех этих злодеев, первое слово его было: «А Коптин — тут, в числе их?» — «Нет», — говорят. — «Ну, говорит, слава богу!» Любил, знаешь, его, дорожил им. Вскоре
после того в флигель-адъютанты было предложено ему — отказался: «Я, говорит, желаю служить отечеству, а не на паркете!» Его и послали на Кавказ: на, служи там отечеству!
— Разве вот что: приходите
после ужина, когда
все улягутся, посидеть в чайную; я буду там.
После такого осмотра дома, Павел возвратился в залу в очень веселом расположении духа и вздумал немного пошутить над становой за
все те мучения, которые она заставила его терпеть.
— Совершенно справедливо,
все они — дрянь! — подтвердил Павел и вскоре
после того, по поводу своей новой, как сам он выражался, религии, имел довольно продолжительный спор с Неведомовым, которого прежде того он считал было совершенно на своей стороне. Он зашел к нему однажды и нарочно завел с ним разговор об этом предмете.
Не сделаешь ты этого, ангельчик, у вас
все будет растащено, и если ты приедешь
после его смерти, ничего уж не найдешь.
— Научите вы меня, как мне
все мое именье устроить, чтобы
всем принадлежащим мне людям было хорошо и привольно; на волю я вас думал отпустить, но Макар Григорьев вот не советует… Что же мне делать
после того?
Он тогда еще был очень красивый кирасирский офицер, в белом мундире, и я бог знает как обрадовалась этому сватанью и могу поклясться перед богом, что первое время любила моего мужа со
всею горячностью души моей; и когда он вскоре
после нашей свадьбы сделался болен, я, как собачонка, спала, или, лучше сказать, сторожила у его постели.
В сущности письмо Клеопатры Петровны произвело странное впечатление на Вихрова; ему, пожалуй, немножко захотелось и видеться с ней, но больше
всего ему было жаль ее. Он почти не сомневался, что она до сих пор искренно и страстно любила его. «Но она так же, вероятно, любила и мужа, и Постена, это уж было только свойством ее темперамента», — примешивалась сейчас же к этому всеотравляющая мысль. Мари же между тем,
после последнего свидания, ужасно стала его интересовать.
Вскоре затем сели за стол. Обед этот Вихрову изготовил старый повар покойной княгини Весневой, который пришел к нему пьяненький, плакал и вспоминал
все Еспера Иваныча, и взялся приготовить обед на славу, — и действительно изготовил такой, что Салов, знаток в этом случае,
после каждого блюда восклицал совершенно искренно...
После обеда подали кофе; затопили камин. Вихров, еще более побледневший и заметно сильно взволнованный, похаживал только взад и вперед по комнате: ясно, что страх и авторское нетерпение сжигали его. Салов,
все это, разумеется, видевший, начал за него распоряжаться.
— Как же вы, однако,
после разбогатели? — спросил уже Замин, почти с благоговением
все время слушавший Макара Григорьева.
«Ах, бестия, шельма, ругает того маляра, перепортил
всю работу; у тебя, говорит,
все глаже и чище становится, как стеклышко, а у того
все уж облезло!» И пошел я, братец,
после того в знать великую; дворянство тогда
после двенадцатого года шибко строилось, — ну, тут уж я и побрал денежек, поплутовал, слава тебе господи!
Потом осень, разделка им начнется: они
все свои прогулы и нераденье уж и забыли, и давай только ему денег больше и помни его услуги; и тут я, — может быть, вы не поверите, — а я вот, матерь божья, кажинный год
после того болен бываю; и не то, чтобы мне денег жаль, — прах их дери, я не жаден на деньги, — а то, что никакой справедливости ни в ком из псов их не встретишь!
— Ну, нескоро тоже, вон у дедушки вашего, — не то что этакой дурак какой-нибудь, а даже высокоумной этакой старик лакей был с двумя сыновьями и
все жаловался на барина, что он уже стар, а барин и его, и его сыновей
все работать заставляет, — а работа их была
вся в том, что сам он
после обеда с тарелок барские кушанья подъедал, а сыновья на передней когда с господами выедут…
В Перцове
после того он пробыл
всего только один день, в продолжение которого был в весьма дурном расположении духа: его не то, что очень обеспокоило равнодушие дам, оказанное к его произведению, — он очень хорошо видел, что Клеопатра Петровна слишком уж лично приняла
все к себе, а m-lle Прыхина имела почти детский вкус, — но его гораздо более тревожило его собственное внутреннее чувство.
В час они садились обедать; а
после обеда Вихров обыкновенно разлегался в кабинете на диване, а Добров усаживался около него в креслах. Заметив, что Добров, как
все остановившиеся пьяницы, очень любит чай, Павел велел ему подавать
после обеда, — и Гаврило Емельяныч этого чаю выпивал вприкуску чашек по десяти и при этом беспрестанно вел разные россказни.
Все будут меня обвинять, что я тебе развратничать позволяю, а лучше, говорит,
после, как ты уедешь, я вышлю ее!» Ну, и он тоже, как вы знаете, скромный, скрытный, осторожный барин, — согласился с ней, уехал…
—
После этого, брат,
все мошенники, что у меня сидят в остроге, тоже идеалисты?
После Декабрьского восстания 1825 года кружок Петрашевского был самым крупным проявлением протеста против самодержавно-крепостнического строя.],
все молодежь, пересажали
всех в крепость; тебе тоже, говорят, маленькая неприятность выходит.
Вихров,
после того, Христом и богом упросил играть Полония — Виссариона Захаревского, и хоть военным, как известно, в то время не позволено было играть, но начальник губернии сказал, что — ничего, только бы играл; Виссарион
все хохотал: хохотал, когда ему предлагали, хохотал, когда стал учить роль (но противоречить губернатору, по его уже известному нам правилу, он не хотел), и говорил только Вихрову, что он боится больше
всего расхохотаться на сцене, и игра у него выходила так, что несколько стихов скажет верно, а потом и заговорит не как Полоний, а как Захаревский.
Начальник губернии пригласил его даже и за ужин, за который
все сейчас же и уселись. Шампанское подали
после первого же блюда.
— Ваша повесть, — продолжал он, уже прямо обращаясь к Вихрову, — вместо исправления нравов может только больше их развратить; я удивляюсь смелости моей сестрицы, которая прослушала
все, что вы читали, а дайте это еще какой-нибудь пансионерке прочесть, — ей бог знает что придет
после того в голову.
Юлия
после этого стала как опущенная в воду; прокурор тоже выглядел как-то еще солиднее; даже беспечный инженер был явно мрачен и
все кусал себе ногти. Разговор тянулся вяло.
Село Учня стояло в страшной глуши. Ехать к нему надобно было тридцативерстным песчаным волоком, который начался верст через пять по выезде из города, и сразу же пошли по сторонам вековые сосны, ели, березы, пихты, — и хоть
всего еще был май месяц, но уже целые уймы комаров огромной величины садились на лошадей и ездоков. Вихров сначала не обращал на них большого внимания, но они так стали больно кусаться, что сейчас же
после укуса их на лице и на руках выскакивали прыщи.
— Нет, не фальшивые, а требовали настоящих! Как теперь вот гляжу, у нас их в городе
после того человек сто кнутом наказывали. Одних палачей, для наказания их, привезено было из разных губерний четверо. Здоровые такие черти, в красных рубахах
все; я их и вез, на почте тогда служил; однакоже скованных их везут, не доверяют!.. Пить какие они дьяволы; ведро, кажется, водки выпьет, и то не заметишь его ни в одном глазе.
— Да, каждый день жарят по лубу, чтобы верность в руке не пропала… а вот, судырь, их из кучеров или лакеев николи не бывает, а
все больше из мясников; привычней, что ли, они, быков-то и телят бивши, к крови человеческой. В Учне
после этого самого бунты были сильные.
Адъютант лениво пошел в кабинет. Там он пробыл довольно долго. Начальник губернии,
после его доклада,
все почему-то не удостоивал его ответа и смотрел на бумагу.
Гроб между тем подняли. Священники запели, запели и певчие, и
все это пошло в соседнюю приходскую церковь. Шлепая по страшной грязи, Катишь шла по средине улицы и вела только что не за руку с собой и Вихрова; а потом, когда гроб поставлен был в церковь, она отпустила его и велела приезжать ему на другой день часам к девяти на четверке, чтобы
после службы проводить гроб до деревни.
— Ну,
после как-нибудь расскажете, мне не до того, — отвечала она, и
все внимание ее было обращено на церемонию отпевания.
Вскоре
после того пришлось им проехать Пустые Поля, въехали потом и в Зенковский лес, — и Вихров невольно припомнил, как он по этому же пути ездил к Клеопатре Петровне — к живой, пылкой, со страстью и нежностью его ожидающей, а теперь — что сталось с нею — страшно и подумать! Как бы дорого теперь дал герой мой, чтобы сразу у него
все вышло из головы — и прошедшее и настоящее!
Она в самом деле любила Клеопатру Петровну больше
всех подруг своих.
После той размолвки с нею, о которой когда-то Катишь писала Вихрову, она сама, первая, пришла к ней и попросила у ней прощения. В Горохове их ожидала уже вырытая могила; опустили туда гроб, священники отслужили панихиду — и Вихров с Катишь поехали назад домой.
Всю дорогу они, исполненные своих собственных мыслей, молчали, и только при самом конце их пути Катишь заговорила...