Неточные совпадения
Вся картина, которая рождается при этом в воображении автора, носит на себе чисто уж исторический характер: от деревянного, во вкусе итальянских вилл, дома остались теперь
одни только развалины; вместо сада, в котором некогда были и подстриженные деревья, и гладко убитые дорожки, вам представляются группы бестолково растущих деревьев; в левой стороне сада, самой поэтической, где прежде устроен был «Парнас», в последнее
время один аферист построил винный завод; но и аферист уж этот лопнул, и завод его стоял без окон и без дверей — словом, все, что было делом рук человеческих, в настоящее
время или полуразрушилось, или совершенно было уничтожено, и
один только созданный богом вид на подгородное озеро, на самый городок, на идущие по другую сторону озера луга, — на которых, говорят, охотился Шемяка, — оставался по-прежнему прелестен.
В отношении его она старалась представиться в
одно и то же
время матерью строгою и страстною.
Павел во всю жизнь свою, кроме
одной скрипки и плохих фортепьян, не слыхивал никаких инструментов; но теперь, при звуках довольно большого оркестра, у него как бы вся кровь пришла к сердцу; ему хотелось в
одно и то же
время подпрыгивать и плакать.
Особенно на Павла подействовало в преждеосвященной обедне то, когда на средину церкви вышли двое, хорошеньких, как ангелы, дискантов и начали петь: «Да исправится молитва моя, яко кадило пред тобою!» В это
время то
одна половина молящихся, то другая становится на колени; а дисканты все продолжают петь.
«О! Когда придет то счастливое
время, — продолжал он думать в каком-то даже лихорадочном волнении, — что я буду иметь право тебе
одной посвящать и мои знания, и мои труды, и мою любовь».
— Никак уж!.. Но скажите, как же вы, однако, и давно ли вы здесь?.. — спросил Павел в
одно и то же
время сконфуженным и обрадованным голосом.
Павлу тогда и в голову не приходило, что он в этом старике найдет себе со
временем, в
одну из труднейших минут своей жизни, самого верного и преданного друга.
В это
время в
одном из номеров с шумом отворилась дверь, и на пороге ее показалась молодая девушка в
одном только легоньком капоте, совершенно не застегнутом на груди, в башмаках без чулок, и с головой непричесанной и растрепанной, но собой она была прехорошенькая и, как видно, престройненькая и преэфирная станом.
— Некогда все! — отвечал Салов, в
одно и то же
время ухмыляясь и нахмуриваясь. Он никогда почти не ходил в университет и все был на первом курсе, без всякой, кажется, надежды перейти на второй.
Неведомов пришел под руку с известной уже нам девицей, которая оттого, в
одно и то же
время, конфузилась и смеялась.
Во все это
время Анна Ивановна, остававшаяся
одна, по
временам взглядывала то на Павла, то на Неведомова. Не принимая, конечно, никакого участия в этом разговоре, она собиралась было уйти к себе в комнату; но вдруг, услышав шум и голоса у дверей, радостно воскликнула...
Выйдя на двор, гостьи и молодой хозяин сначала направились в яровое поле, прошли его, зашли в луга, прошли все луга, зашли в небольшой перелесок и тот весь прошли. В продолжение всего этого
времени, m-lle Прыхина беспрестанно уходила то в
одну сторону, то в другую, видимо, желая оставлять Павла с m-me Фатеевой наедине. Та вряд ли даже, в этом случае, делала ей какие-либо особенные откровенности, но она сама догадалась о многом: о, в этом случае m-lle Прыхина была преопытная и предальновидная!
Чтобы больше было участвующих, позваны были и горничные девушки. Павел, разумеется, стал в пару с m-me Фатеевой. М-lle Прыхина употребляла все старания, чтобы они все
время оставались в
одной паре. Сама, разумеется, не ловила ни того, ни другую, и даже, когда горничные горели, она придерживала их за юбки, когда тем следовало бежать. Те, впрочем, и сами скоро догадались, что молодого барина и приезжую гостью разлучать между собою не надобно; это даже заметил и полковник.
— Потому что еще покойная Сталь [Сталь Анна (1766—1817) — французская писательница, автор романов «Дельфина» и «Коринна или Италия». Жила некоторое
время в России, о которой пишет в книге «Десять лет изгнания».] говаривала, что она много знала женщин, у которых не было ни
одного любовника, но не знала ни
одной, у которой был бы всего
один любовник.
— Не слепой быть, а, по крайней мере, не выдумывать, как делает это в наше
время одна прелестнейшая из женщин, но не в этом дело: этот Гомер написал сказание о знаменитых и достославных мужах Греции, описал также и богов ихних, которые беспрестанно у него сходят с неба и принимают участие в деяниях человеческих, — словом, боги у него низводятся до людей, но зато и люди, герои его, возводятся до богов; и это до такой степени, с
одной стороны, простое, а с другой — возвышенное создание, что даже полагали невозможным, чтобы это сочинил
один человек, а думали, что это песни целого народа, сложившиеся в продолжение веков, и что Гомер только собрал их.
Он обрадовался мне, как какому-нибудь спасителю рода человеческого: целовал у меня руки, плакал и сейчас же стал жаловаться мне на своих горничных девиц, которые днем и ночью оставляют его, больного,
одного; в то
время, как он мучится в предсмертной агонии, они по кухням шумят, пляшут, песни поют.
Павел кончил курс кандидатом и посбирывался ехать к отцу: ему очень хотелось увидеть старика, чтобы покончить возникшие с ним в последнее
время неудовольствия; но
одно обстоятельство останавливало его в этом случае: в тридцати верстах от их усадьбы жила Фатеева, и Павел очень хорошо знал, что ни он, ни она не утерпят, чтобы не повидаться, а это может узнать ее муж — и пойдет прежняя история.
Я знала, что я лучше, красивее всех его возлюбленных, — и что же, за что это предпочтение; наконец, если хочет этого, то оставь уж меня совершенно, но он напротив, так что я не вытерпела наконец и сказала ему раз навсегда, что я буду женой его только по
одному виду и для света, а он на это только смеялся, и действительно, как видно, смотрел на эти слова мои как на шутку; сколько в это
время я перенесла унижения и страданий — и сказать не могу, и около же этого
времени я в первый раз увидала Постена.
— Отчего же никому? — произнес протяжно Салов: у него в это
время мелькнула мысль: «За что же это он меня
одного будет этим мучить, пусть и другие попробуют этой прелести!» У него от природы была страсть хоть бы чем-нибудь да напакостить своему ближнему. — Вы бы позвали и других ваших знакомых: Марьеновского, как этих, — Замина и Петина; я думаю, перед более многочисленной публикой и читать приятнее?
Вихров через несколько
времени выехал к приходу. Он никогда во всю жизнь не бывал ни на
одной панихиде.
Присмотревшись хорошенько к Доброву, Вихров увидел, что тот был
один из весьма многочисленного разряда людей в России, про которых можно сказать, что не пей только человек — золото бы был: честный, заботливый, трудолюбивый, Добров в то же
время был очень умен и наблюдателен, так у него ничего не могло с глазу свернуться. Вихров стал его слушать, как мудреца какого-нибудь.
— Было, что она последнее
время амуры свои повела с
одним неслужащим дворянином, высокий этакий, здоровый, а дурашный и смирный малый, — и все она, изволите видеть, в кухне у себя свиданья с ним имела: в горнице она горничных боялась, не доверяла им, а кухарку свою приблизила по тому делу к себе; только мужу про это кто-то дух и дал.
— Сто сорок восемь-с, — отвечал доктор солидным и немножко даже мрачным голосом. Вихрову он показался в
одно и то же
время смешон и противен.
Он в
одно и то же
время чувствовал презрение к Клеопатре Петровне за ее проделки и презрение к самому себе, что он мучился из-за подобной женщины; только некоторая привычка владеть собой дала ему возможность скрыть все это и быть, по возможности, не очень мрачным; но Клеопатра Петровна очень хорошо угадывала, что происходит у него на душе, и, как бы сжалившись над ним, она, наконец, оставила его в зале и проговорила...
Далее, конечно, не стоило бы и описывать бального ужина, который походил на все праздничные ужины, если бы в продолжение его не случилось
одно весьма неприятное происшествие: Кергель, по своей ветрености и необдуманности, вдруг вздумал, забыв все, как он поступил с Катишь Прыхиной, кидать в нее хлебными шариками. Она сначала делала вид, что этого не замечает, а в то же
время сама краснела и волновалась. Наконец, терпение лопнуло; она ему громко и на весь стол сказала...
Самовар с приготовленным в нем глинтвейном внес сам хозяин. Вихров сел на пустое место перед столом; лицо у него в
одно и то же
время было грустное и озлобленное.
Они сначала проехали
одну улицу, другую, потом взобрались на какую-то гору. Вихров видел, что проехали мимо какой-то церкви, спустились потом по косогору в овраг и остановились перед лачугой. Живин хоть был и не в нормальном состоянии, но шел, однако, привычным шагом. Вихров чувствовал только, что его ноги ступали по каким-то доскам, потом его кто-то стукнул дверью в грудь, — потом они несколько
времени были в совершенном мраке.
Генерал, впрочем, совершенно уже привык к нервному состоянию своей супруги, которое в ней, особенно в последнее
время, очень часто стало проявляться. В
одно утро, наконец, когда Мари сидела с своей семьей за завтраком и, по обыкновению, ничего не ела, вдруг раздался звонок; она по какому-то предчувствию вздрогнула немного. Вслед за тем лакей ей доложил, что приехал Вихров, и герой мой с веселым и сияющим лицом вошел в столовую.
— Оставайся здесь и ходи к нам, — повторила она. На лице ее как бы в
одно и то же
время отразилось удовольствие и маленький страх.
Из
одного этого приема, что начальник губернии просил Вихрова съездить к судье, а не послал к тому прямо жандарма с ролью, видно было, что он третировал судью несколько иным образом, и тот действительно был весьма самостоятельный и в высшей степени обидчивый человек. У диких зверей есть, говорят, инстинктивный страх к тому роду животного, которое со
временем пришибет их. Губернатор, не давая себе отчета, почему-то побаивался судьи.
— Есть недурные! — шутил Вихров и, чтобы хоть немножко очистить свою совесть перед Захаревскими, сел и написал им, брату и сестре вместе, коротенькую записку: «Я, все
время занятый разными хлопотами, не успел побывать у вас и хотел непременно исполнить это сегодня; но сегодня, как нарочно, посылают меня по
одному экстренному и секретному делу — так что и зайти к вам не могу, потому что за мной, как страж какой-нибудь, смотрит мой товарищ, с которым я еду».
— Где уж нам таким умником быть, как ты! Не все такие ученые, — произнесла становая в
одно и то же
время насмешливым и оробевшим голосом.
Вихров и это все записал и, приехав в
одну из деревень, отбирал от мужиков показания — день, два, три, опросил даже мужиков соседних деревень в подтверждение того что ни пожаров, ни неурожаев особенных за последнее
время не было.
«А кто, я говорю, с ним?» — «Всего, говорят,
один едет!» Я думал — что
времени медлить, вышел сейчас в поле, завалил корягой мост, по которому ему надо было ехать, и стал его ждать тут.
Мужики некоторое
время молчали, — и только
один или двое из них произнесли неполным голосом...
Петр Петрович от всего этого был в неописанном восторге; склонив немного голову и распустив почти горизонтально руки, он то
одной из них поматывал басам, то другою — дискантам, то обе опускал, когда хору надо бы было взять вместе посильнее; в то же
время он и сам подтягивал самой низовой октавой.
Окончательно овладев собой и увидев, что m-me Пиколова сидела
одна (начальник губернии в это
время разговаривал с Виссарионом Захаревским), Юлия сейчас же подошла и села около нее.
Он все почти
время проводил
один; из друзей его никого не было в городе: Кнопов жил в деревне; прокурор вместе с совестным судьей (и вряд ли не затем, чтоб помочь тому подшибить губернатора) уехал в Петербург.
В Воздвиженском в это
время Вихров, пришедши уже в себя и будучи только страшно слаб, лежал, опустив голову на подушки; худ и бледен он был, как мертвец, и видно было, что мысли,
одна другой мрачнее, проходили постоянно в его голове.
Те, оставшись вдвоем, заметно конфузились
один другого: письмами они уже сказали о взаимных чувствах, но как было начать об этом разговор на словах? Вихров, очень еще слабый и больной, только с любовью и нежностью смотрел на Мари, а та сидела перед ним, потупя глаза в землю, — и видно было, что если бы она всю жизнь просидела тут, то сама первая никогда бы не начала говорить о том. Катишь, решившая в своих мыслях, что довольно уже долгое
время медлила, ввела, наконец, ребенка.
—
Времена, ваше превосходительство, все
одни и те же… Я, конечно что, как мать, не хотела было и говорить вам: он при мне, при сестрах своих кричит, что бога нет!
Вихров очень хорошо видел в этом направлении, что скоро и очень скоро театр сделается
одною пустою и даже не совсем веселою забавой и совершенно перестанет быть тем нравственным и умственным образователем, каким он был в святые
времена Мочалова, Щепкина и даже Каратыгина, потому что те стремились выразить перед зрителем человека, а не сословие и не только что смешили, но и плакать заставляли зрителя!
В это
время к ним подошла Мари с двумя молодыми людьми, из которых
один был штатский, а другой военный.
— Еще бы! — подхватила и Мари. — Он просто, как умный человек, понял, что пришло
время либеральничать, и либеральничает; не он тут
один, а целая фаланга их: точно флюгера повертываются и становятся под ветер — гадко даже смотреть!
Женичка дома не жил: мать отдала его в
один из лучших пансионов и сама к нему очень часто ездила, но к себе не брала; таким образом Вихров и Мари все почти
время проводили вдвоем — и только вечером, когда генерал просыпался, Вихров садился с ним играть в пикет; но и тут Мари или сидела около них с работой, или просто смотрела им в карты.
— Пора, пора! — говорил он, как-то семеня ногами и имея в
одно и то же
время какой-то ветреный и сконфуженный вид.
— Я вот, Павел Михайлович, давно хотел с вами поговорить об
одной вещи, — вы вот и родственник моей жене и дружны с ней очень, не знаете ли, что за причина, что она по
временам бывает очень печальна?
В
одно утро Вихров прошел к Мари и застал у ней, сверх всякого ожидания, Абреева. Евгения Петровича, по обыкновению, дома не было: шаловливый старик окончательно проводил все
время у своей капризной Эммы.
— Общину выдумали, во-первых, не в Петербурге, — начал ему отвечать в явно насмешливом тоне Плавин, — а скорей в Москве; но и там ее не выдумали, потому что она долгое
время существовала у нашего народа, была им любима и охраняема; а то, что вы говорите, как он не любит ее теперь, то это опять только
один ваш личный взгляд!
В
одну из таких прогулок они разговорились о том, что вот оба они стареются и им приходит
время уступить свое место другим, молодым деятелям.