Неточные совпадения
Один ответ до
времени:
«А ты леску продай!»
И вахлаки надумали
Свои луга поемные
Сдать старосте — на подати...
Стародум. В
одном. Отец мой непрестанно мне твердил
одно и то же: имей сердце, имей душу, и будешь человек во всякое
время. На все прочее мода: на умы мода, на знания мода, как на пряжки, на пуговицы.
"Была в то
время, — так начинает он свое повествование, — в
одном из городских храмов картина, изображавшая мучения грешников в присутствии врага рода человеческого.
Некоторое
время Угрюм-Бурчеев безмолвствовал. С каким-то странным любопытством следил он, как волна плывет за волною, сперва
одна, потом другая, и еще, и еще… И все это куда-то стремится и где-то, должно быть, исчезает…
Они тем легче могли успеть в своем намерении, что в это
время своеволие глуповцев дошло до размеров неслыханных. Мало того что они в
один день сбросили с раската и утопили в реке целые десятки излюбленных граждан, но на заставе самовольно остановили ехавшего из губернии, по казенной подорожной, чиновника.
Тут только понял Грустилов, в чем дело, но так как душа его закоснела в идолопоклонстве, то слово истины, конечно, не могло сразу проникнуть в нее. Он даже заподозрил в первую минуту, что под маской скрывается юродивая Аксиньюшка, та самая, которая, еще при Фердыщенке, предсказала большой глуповский пожар и которая во
время отпадения глуповцев в идолопоклонстве
одна осталась верною истинному богу.
Выслушав такой уклончивый ответ, помощник градоначальника стал в тупик. Ему предстояло
одно из двух: или немедленно рапортовать о случившемся по начальству и между тем начать под рукой следствие, или же некоторое
время молчать и выжидать, что будет. Ввиду таких затруднений он избрал средний путь, то есть приступил к дознанию, и в то же
время всем и каждому наказал хранить по этому предмету глубочайшую тайну, дабы не волновать народ и не поселить в нем несбыточных мечтаний.
Действовал он всегда большими массами, то есть и усмирял и расточал без остатка; но в то же
время понимал, что
одного этого средства недостаточно.
Таким образом, однажды, одевшись лебедем, он подплыл к
одной купавшейся девице, дочери благородных родителей, у которой только и приданого было, что красота, и в то
время, когда она гладила его по головке, сделал ее на всю жизнь несчастною.
Тут же, кстати, он доведался, что глуповцы, по упущению, совсем отстали от употребления горчицы, а потому на первый раз ограничился тем, что объявил это употребление обязательным; в наказание же за ослушание прибавил еще прованское масло. И в то же
время положил в сердце своем: дотоле не класть оружия, доколе в городе останется хоть
один недоумевающий.
Между тем новый градоначальник оказался молчалив и угрюм. Он прискакал в Глупов, как говорится, во все лопатки (
время было такое, что нельзя было терять ни
одной минуты) и едва вломился в пределы городского выгона, как тут же, на самой границе, пересек уйму ямщиков. Но даже и это обстоятельство не охладило восторгов обывателей, потому что умы еще были полны воспоминаниями о недавних победах над турками, и все надеялись, что новый градоначальник во второй раз возьмет приступом крепость Хотин.
По местам валялись человеческие кости и возвышались груды кирпича; все это свидетельствовало, что в свое
время здесь существовала довольно сильная и своеобразная цивилизация (впоследствии оказалось, что цивилизацию эту, приняв в нетрезвом виде за бунт, уничтожил бывший градоначальник Урус-Кугуш-Кильдибаев), но с той поры прошло много лет, и ни
один градоначальник не позаботился о восстановлении ее.
Восхищение начальством! что значит восхищение начальством? Это значит такое оным восхищение, которое в то же
время допускает и возможность оным невосхищения! А отсюда до революции —
один шаг!
Ежели я скажу, что через женский пол опытный администратор может во всякое
время знать все сокровенные движения управляемых, то этого
одного уже достаточно, чтобы доказать, сколь важен этот административный метод.
— Это в прошлом году, как мы лагерем во
время пожара стояли, так в ту пору всякого скота тут довольно было! — объяснил
один из стариков.
Одну из таких тяжких исторических эпох, вероятно, переживал Глупов в описываемое летописцем
время.
Но ошибка была столь очевидна, что даже он понял ее. Послали
одного из стариков в Глупов за квасом, думая ожиданием сократить
время; но старик оборотил духом и принес на голове целый жбан, не пролив ни капли. Сначала пили квас, потом чай, потом водку. Наконец, чуть смерклось, зажгли плошку и осветили навозную кучу. Плошка коптела, мигала и распространяла смрад.
Шесть девиц, одетых в прозрачные хитоны, несли на носилках Перунов болван; впереди, в восторженном состоянии, скакала предводительша, прикрытая
одними страусовыми перьями; сзади следовала толпа дворян и дворянок, между которыми виднелись почетнейшие представители глуповского купечества (мужики, мещане и краснорядцы победнее кланялись в это
время Волосу).
Каким образом об этих сношениях было узнано — это известно
одному богу; но кажется, что сам Наполеон разболтал о том князю Куракину во
время одного из своих petits levе́s. [Интимных утренних приемов (франц.).] И вот в
одно прекрасное утро Глупов был изумлен, узнав, что им управляет не градоначальник, а изменник, и что из губернии едет особенная комиссия ревизовать его измену.
Однако ж она согласилась, и они удалились в
один из тех очаровательных приютов, которые со
времен Микаладзе устраивались для градоначальников во всех мало-мальски порядочных домах города Глупова. Что происходило между ними — это для всех осталось тайною; но он вышел из приюта расстроенный и с заплаканными глазами. Внутреннее слово подействовало так сильно, что он даже не удостоил танцующих взглядом и прямо отправился домой.
Все дома окрашены светло-серою краской, и хотя в натуре
одна сторона улицы всегда обращена на север или восток, а другая на юг или запад, но даже и это упущено было из вида, а предполагалось, что и солнце и луна все стороны освещают одинаково и в
одно и то же
время дня и ночи.
Через полтора или два месяца не оставалось уже камня на камне. Но по мере того как работа опустошения приближалась к набережной реки, чело Угрюм-Бурчеева омрачалось. Рухнул последний, ближайший к реке дом; в последний раз звякнул удар топора, а река не унималась. По-прежнему она текла, дышала, журчала и извивалась; по-прежнему
один берег ее был крут, а другой представлял луговую низину, на далекое пространство заливаемую в весеннее
время водой. Бред продолжался.
Выступил тут вперед
один из граждан и, желая подслужиться, сказал, что припасена у него за пазухой деревянного дела пушечка малая на колесцах и гороху сушеного запасец небольшой. Обрадовался бригадир этой забаве несказанно, сел на лужок и начал из пушечки стрелять. Стреляли долго, даже умучились, а до обеда все еще много
времени остается.
Верные ликовали, а причетники, в течение многих лет питавшиеся
одними негодными злаками, закололи барана и мало того что съели его всего, не пощадив даже копыт, но долгое
время скребли ножом стол, на котором лежало мясо, и с жадностью ели стружки, как бы опасаясь утратить хотя
один атом питательного вещества.
Левин в душе осуждал это и не понимал еще, что она готовилась к тому периоду деятельности, который должен был наступить для нее, когда она будет в
одно и то же
время женой мужа, хозяйкой дома, будет носить, кормить и воспитывать детей.
Гладиатор и Диана подходили вместе, и почти в
один и тот же момент: раз-раз, поднялись над рекой и перелетели на другую сторону; незаметно, как бы летя, взвилась за ними Фру-Фру, но в то самое
время, как Вронский чувствовал себя на воздухе, он вдруг увидал, почти под ногами своей лошади, Кузовлева, который барахтался с Дианой на той стороне реки (Кузовлев пустил поводья после прыжка, и лошадь полетела с ним через голову).
Она вспоминала не
одну себя, но всех женщин, близких и знакомых ей; она вспомнила о них в то единственное торжественное для них
время, когда они, так же как Кити, стояли под венцом с любовью, надеждой и страхом в сердце, отрекаясь от прошедшего и вступая в таинственное будущее.
Левин не был так счастлив: он ударил первого бекаса слишком близко и промахнулся; повел зa ним, когда он уже стал подниматься, но в это
время вылетел еще
один из-под ног и развлек его, и он сделал другой промах.
Сначала он из
одного чувства сострадания занялся тою новорожденною слабенькою девочкой, которая не была его дочь и которая была заброшена во
время болезни матери и, наверно, умерла бы, если б он о ней не позаботился, — и сам не заметил, как он полюбил ее.
Хотя она бессознательно (как она действовала в это последнее
время в отношении ко всем молодым мужчинам) целый вечер делала всё возможное для того, чтобы возбудить в Левине чувство любви к себе, и хотя она знала, что она достигла этого, насколько это возможно в отношении к женатому честному человеку и в
один вечер, и хотя он очень понравился ей (несмотря на резкое различие, с точки зрения мужчин, между Вронским и Левиным, она, как женщина, видела в них то самое общее, за что и Кити полюбила и Вронского и Левина), как только он вышел из комнаты, она перестала думать о нем.
Все, с кем княгине случалось толковать об этом, говорили ей
одно: «Помилуйте, в наше
время уж пора оставить эту старину.
Со смешанным чувством досады, что никуда не уйдешь от знакомых, и желания найти хоть какое-нибудь развлечение от однообразия своей жизни Вронский еще раз оглянулся на отошедшего и остановившегося господина; и в
одно и то же
время у обоих просветлели глаза.
Одно, что он нашел с тех пор, как вопросы эти стали занимать его, было то, что он ошибался, предполагая по воспоминаниям своего юношеского, университетского круга, что религия уж отжила свое
время и что ее более не существует.
Но в это
время один дворянин из партии Сергея Ивановича сказал, что он слышал, что комиссия не поверяла сумм, считая поверку оскорблением губернскому предводителю.
Не понимая, что это и откуда, в середине работы он вдруг испытал приятное ощущение холода по жарким вспотевшим плечам. Он взглянул на небо во
время натачиванья косы. Набежала низкая, тяжелая туча, и шел крупный дождь.
Одни мужики пошли к кафтанам и надели их; другие, точно так же как Левин, только радостно пожимали плечами под приятным освежением.
Кроме того, беда
одна не ходит, и дела об устройстве инородцев и об орошении полей Зарайской губернии навлекли на Алексея Александровича такие неприятности по службе, что он всё это последнее
время находился в крайнем раздражении.
Узнав об этом, новая партия успела во
время прений о Флерове послать на извозчике своих обмундировать дворянина и из двух напоенных привезти
одного в собрание.
В то
время как Левин выходил в
одну дверь, он слышал, как в другую входила девушка. Он остановился у двери и слышал, как Кити отдавала подробные приказания девушке и сама с нею стала передвигать кровать.
— Удивительно, как он похож на товарища прокурора Свентицкого, — сказал
один из гостей по-французски про камердинера в то
время, как Вронский хмурясь читал письмо.
— Кити! я мучаюсь. Я не могу
один мучаться, — сказал он с отчаянием в голосе, останавливаясь пред ней и умоляюще глядя ей в глаза. Он уже видел по ее любящему правдивому лицу, что ничего не может выйти из того, что он намерен был сказать, но ему всё-таки нужно было, чтоб она сама разуверила его. — Я приехал сказать, что еще
время не ушло. Это всё можно уничтожить и поправить.
Он думал не о жене, но об
одном возникшем в последнее
время усложнении в его государственной деятельности, которое в это
время составляло главный интерес его службы.
И, распорядившись послать за Левиным и о том, чтобы провести запыленных гостей умываться,
одного в кабинет, другого в большую Доллину комнату, и о завтраке гостям, она, пользуясь правом быстрых движений, которых она была лишена во
время своей беременности, вбежала на балкон.
Почти в
одно и то же
время, как жена ушла от Алексея Александровича, с ним случилось и самое горькое для служащего человека событие — прекращение восходящего служебного движения.
Нынче в Летнем Саду была
одна дама в лиловом вуале, за которой он с замиранием сердца, ожидая, что это она, следил, в то
время как она подходила к ним по дорожке.
Как ни старался Левин преодолеть себя, он был мрачен и молчалив. Ему нужно было сделать
один вопрос Степану Аркадьичу, но он не мог решиться и не находил ни формы, ни
времени, как и когда его сделать. Степан Аркадьич уже сошел к себе вниз, разделся, опять умылся, облекся в гофрированную ночную рубашку и лег, а Левин все медлил у него в комнате, говоря о разных пустяках и не будучи в силах спросить, что хотел.
Он не мог сказать ей это. «Но как она может не понимать этого, и что в ней делается?» говорил он себе. Он чувствовал, как в
одно и то же
время уважение его к ней уменьшалось и увеличивалось сознание ее красоты.
— О, Господи! сколько раз! Но, понимаете,
одному можно сесть за карты, но так, чтобы всегда встать, когда придет
время rendez-vous. [свидания.] А мне можно заниматься любовью, но так, чтобы вечером не опоздать к партии. Так я и устраиваю.
Во
время кадрили ничего значительного не было сказано, шел прерывистый разговор то о Корсунских, муже и жене, которых он очень забавно описывал, как милых сорокалетних детей, то о будущем общественном театре, и только
один раз разговор затронул ее за живое, когда он спросил о Левине, тут ли он, и прибавил, что он очень понравился ему.
Эта мелочная озабоченность Кити, столь противоположная идеалу Левина возвышенного счастия первого
времени, было
одно из разочарований; и эта милая озабоченность, которой смысла он не понимал, но не мог не любить, было
одно из новых очарований.
Она положила обе руки на его плечи и долго смотрела на него глубоким, восторженным и вместе испытующим взглядом. Она изучала его лицо за то
время, которое она не видала его. Она, как и при всяком свидании, сводила в
одно свое воображаемое мое представление о нем (несравненно лучшее, невозможное в действительности) с ним, каким он был.