Неточные совпадения
В вечер, взятый мною для описания, Сережа был у матери в Воздвиженском,
на вакации, и сидел невдалеке от нее, закинув
голову на задок стула.
На середине реки ей захотелось напиться, и для этого она вдруг опустила
голову; но Павел дернул поводьями и даже выругался: «Ну, черт, запалишься!» В такого рода приключениях он доезжает до села, объезжает там кругом церковной ограды, кланяется с сидящею у окна матушкой-попадьею и, видимо гарцуя перед нею, проскакивает село и возвращается домой…
Телега сейчас же была готова. Павел, сам правя, полетел
на ней в поле, так что к нему едва успели вскочить Кирьян и Сафоныч. Подъехали к месту поражения. Около куста распростерта была растерзанная корова, а невдалеке от нее, в луже крови, лежал и медведь: он очень скромно повернул
голову набок и как бы не околел, а заснул только.
Тот встал. Александра Григорьевна любезно расцеловалась с хозяйкой; дала поцеловать свою руку Ардальону Васильичу и старшему его сыну и — пошла. Захаревские, с почтительно наклоненными
головами, проводили ее до экипажа, и когда возвратились в комнаты, то весь их наружный вид совершенно изменился: у Маремьяны Архиповны пропала вся ее суетливость и она тяжело опустилась
на тот диван,
на котором сидела Александра Григорьевна, а Ардальон Васильевич просто сделался гневен до ярости.
— А ведь хозяин-то не больно бы, кажись, рачительный, — подхватила Анна Гавриловна, показав
головой на барина (она каждый обед обыкновенно стояла у Еспера Иваныча за стулом и не столько для услужения, сколько для разговоров), — нынче все лето два раза в поле был!
Тот вдруг бросился к нему
на шею, зарыдал
на всю комнату и произнес со стоном: «Папаша, друг мой, не покидай меня навеки!» Полковник задрожал, зарыдал тоже: «Нет, не покину, не покину!» — бормотал он; потом, едва вырвавшись из объятий сына, сел в экипаж: у него
голова даже не держалась хорошенько
на плечах, а как-то болталась.
Павел, как бы все уж похоронив
на свете, с понуренной
головой и весь в слезах, возвратился в комнаты.
На дворе, впрочем, невдолге показался Симонов;
на лице у него написан был смех, и за ним шел какой-то болезненной походкой Ванька, с всклоченной
головой и с заплаканной рожею. Симонов прошел опять к барчикам; а Ванька отправился в свою темную конуру в каменном коридоре и лег там.
— Уйдите вон! — повторил опять Павел и, несмотря
на уставленные против него ноги, схватил Разумова за
голое горло и потащил его.
Перед экзаменом инспектор-учитель задал им сочинение
на тему: «Великий человек». По словесности Вихров тоже был первый, потому что прекрасно знал риторику и логику и, кроме того, сочинял прекрасно. Счастливая мысль мелькнула в его
голове: давно уже желая высказать то, что наболело у него
на сердце, он подошел к учителю и спросил его, что можно ли, вместо заданной им темы, написать
на тему: «Случайный человек»?
Павел не мог довольно налюбоваться
на нее, когда она сидела у окна, с наклоненною
головой, перед пяльцами.
— Не хочет вот в Демидовское! — отнесся полковник к Александре Григорьевне, показав
головой на сына. — В университет поступает!
Настоятель мотнул ему
на это
головой.
— Когда лучше узнаю историю, то и обсужу это! — отвечал Павел тоже сухо и ушел; но куда было девать оставшиеся несколько часов до ночи? Павлу пришла в
голову мысль сходить в дом к Есперу Иванычу и посмотреть
на те места, где он так счастливо и безмятежно провел около года, а вместе с тем узнать, нет ли каких известий и от Имплевых.
Всеми этими допытываниями он как бы хотел еще больше намучить и натерзать себя, а между тем в
голове продолжал чувствовать ни
на минуту не умолкающий шум.
— Всегда к вашим услугам, — отвечал ей Павел и поспешил уйти. В
голове у него все еще шумело и трещало; в глазах мелькали зеленые пятна; ноги едва двигались. Придя к себе
на квартиру, которая была по-прежнему в доме Александры Григорьевны, он лег и так пролежал до самого утра, с открытыми глазами, не спав и в то же время как бы ничего не понимая, ничего не соображая и даже ничего не чувствуя.
— Да ведь всему же, братец, есть мера; я сам человек печный, а ведь уж у них — у него вот и у покойницы, — если заберется что в
голову, так словно
на пруте их бьет.
Полковник, начавший последнее время почти притрухивать сына,
на это покачал только
головой и вздохнул; и когда потом проводил, наконец, далеко еще не оправившегося Павла в Москву, то горести его пределов не было: ему казалось, что у него нет уже больше сына, что тот умер и ненавидит его!.. Искаженное лицо солдата беспрестанно мелькало перед глазами старика.
У дверей Ванька встал наконец
на ноги и, что-то пробурчав себе под нос, почти
головой отворил дверь и вышел. Через несколько минут после того он вошел, с всклоченной
головой и с измятым лицом, к Павлу.
Через несколько минут в комнату вошла, слегка тряся
головой, худощавая старушка с лицом, похожим
на печеное яблоко.
— Это Аннушка. Спрячься! — сказал Еспер Иваныч торопливо Павлу, показывая ему
головой на драпировку.
В это время в одном из номеров с шумом отворилась дверь, и
на пороге ее показалась молодая девушка в одном только легоньком капоте, совершенно не застегнутом
на груди, в башмаках без чулок, и с
головой непричесанной и растрепанной, но собой она была прехорошенькая и, как видно, престройненькая и преэфирная станом.
И Салов, делая явно при всех гримасу, ходил к ней, а потом, возвращаясь и садясь, снова повторял эту гримасу и в то же время не забывал показывать
головой Павлу
на Неведомова и
на его юную подругу и лукаво подмигивать.
— Нет ли там у вас какого беспорядка в комнате? Вы приберите: она девушка славная! — проговорил он шепотом, показывая
головой на Анну Ивановну.
Тот сейчас же его понял, сел
на корточки
на пол, а руками уперся в пол и, подняв
голову на своей длинной шее вверх, принялся тоненьким голосом лаять — совершенно как собаки, когда они вверх
на воздух
на кого-то и
на что-то лают; а Замин повалился, в это время,
на пол и начал, дрыгая своими коротенькими ногами, хрипеть и визжать по-свинячьи. Зрители, не зная еще в чем дело, начали хохотать до неистовства.
— Вот как, а! — отвечал ему
на это полковник. — Ах, миленький мой! Ах, чудо мое! Ах, птенчик мой! — продолжал вскрикивать старик и, схватив
голову сына, стал покрывать ее поцелуями.
— Барыня-то какая лошадинница — все бы ей
на курьерских летать, — проговорил тот, показывая
головой на становую.
— Садись обедать-то, Михаил Поликарпыч позволит, — сказала становая, указав ему
головой на пустой прибор.
— Не знаю, вот он мне раз читал, — начал он, показывая
головой на сына, — описание господина Гоголя о городничем, — прекрасно написано: все верно и справедливо!
Священник
на это в раздумье покачал только
головой и вздохнул.
— Monsieur Вихров, вы, кажется, охотник до музыки; у меня довольно недурное фортепьяно, — в зале оно, — прибавила она, показывая
головой на залу.
Но как — он и сам не мог придумать, и наконец в
голове его поднялась такая кутерьма: мысль за мыслью переходила, ощущение за ощущением, и все это связи даже никакой логической не имело между собою; а
на сердце по-прежнему оставалось какое-то неприятное и тяжелое чувство.
— Сделай милость, не догадался! — произнесла Фатеева, покачав
головой. — Ни один мужчина, — прибавила она с ударением, — никогда не показал бы женщине такого большого участия без того, чтобы она хоть
на капельку, хоть немножко да не нравилась ему.
— О барыне-то этой, — отвечал Макар Григорьев, указывая
головой на дверь в следующую комнату.
Сам Салов, с всклоченной
головою, в шелковом разорванном халате и в туфлях
на босу ногу, валялся
на мягком, но запачканном диване и читал.
На это Плавин одним только движением
головы изъявил как бы согласие. «Точно китайский мандарин кивает
головой!» — подумал про себя Павел.
Марьеновский между тем, видимо, находивший эту выдуманную Павлом травлю
на его знакомого неприличною, начал весьма серьезно и не в насмешку разговаривать с Плавиным о Петербургском университете, о тамошних профессорах. Неведомов сидел молча и потупив
голову. Павлу было досадно
на себя: отчего он не позвал Салова?
— Вам замужество, я полагаю, — начал Павел (у него в
голове все-таки было свое), — не может помешать сыграть
на театре; вы сыграете, а потом выйдете замуж.
M-me Гартунг
на это только утвердительно кивнула
головой.
— А я за вами петушком, петушком! — сказал Петин, чтобы посмешить ее, но Клеопатра Петровна не смеялась, и таким образом обе пары разъехались в разные стороны: Вихров с Анною Ивановною
на Тверскую, а Клеопатра Петровна с Заминым
на Петровку. Неведомов побрел домой один, потупив
голову.
Павел мотнул ему в знак согласия
головой и поместился
на одну из скамеечек, перед множеством стоящих перед нею надгробных памятников.
Клеопатра Петровна притянула его
голову и, положив ее к себе
на грудь, начала его целовать в лоб, в лицо Павел чувствовал при этом, что слезы падали из глаз ее.
Нельзя сказать, чтоб полученное Вихровым от отца состояние не подействовало
на него несколько одуряющим образом: он сейчас же нанял очень хорошую квартиру, меблировал ее всю заново; сам оделся совершеннейшим франтом; Ивана он тоже обмундировал с
головы до ног. Хвастанью последнего, по этому поводу, пределов не было. Горничную Клеопатры Петровны он, разумеется, сию же минуту выкинул из
головы и стал подумывать, как бы ему жениться
на купчихе и лавку с ней завести.
Он полагал, что те с большим вниманием станут выслушивать его едкие замечания. Вихров начал читать: с первой же сцены Неведомов подвинулся поближе к столу. Марьеновский с каким-то даже удивлением стал смотреть
на Павла, когда он своим чтением стал точь-в-точь представлять и барь, и горничных, и мужиков, а потом, — когда молодая женщина с криком убежала от мужа, — Замин затряс
головой и воскликнул...
— В люди у нас из простого народа выходят тоже разно, и
на этом деле, так надо сказать, в первую
голову идет мошенник и плут мужик!
— А черт его знает! — отвечал тот. — И вот тоже дворовая эта шаварда, — продолжал он, показывая
головой в ту сторону, куда ушел Иван, — все завидует теперь, что нам, мужикам, жизнь хороша, а им — нет. «Вы, говорит, живете как вольные, а мы — как каторжные». — «Да есть ли, говорю, у вас разум-то
на воле жить: — ежели, говорю, лошадь-то с рожденья своего взнуздана была, так, по-моему, ей взнузданной и околевать приходится».
Благодаря выпитому пуншу он едва держался
на ногах и сам даже выносить ничего не мог из вещей, а позвал для этого дворника и едва сминающимся языком говорил ему: «Ну, ну, выноси; тебе заплатят; не даром!» Макар Григорьев только посматривал
на него и покачивал
головой, и когда Ванька подошел было проститься к нему и хотел с ним расцеловаться, Макар Григорьев подставил ему щеку, а не губы.
— Понимаю, вижу, — отвечал мастеровой и совсем уж как-то заморгал глазами и замотал
головой, так что Вихрову стало, наконец, тяжело его видеть. Он отослал его домой и
на другой день велел приходить работать.
Это уже приходили мужики и бабы из чужих, соседних деревень и, приходя, потихоньку что-то спрашивали у вихровских крестьян, а те утвердительно кивали им
на это
головой.
Барин наш терпел, терпел, — и только раз, когда к нему собралась великая компания гостей, ездили все они медведя поднимать, подняли его, убили,
на радости, без сумнения, порядком выпили; наконец, после всего того, гости разъехались, остался один хозяин дома, и скучно ему: разговоров иметь не с кем, да и
голова с похмелья болит; только вдруг докладывают, что священник этот самый пришел там за каким-то дельцем маленьким…