Неточные совпадения
Кирьян и Сафоныч
поехали.
За ними побежали опять с криком мальчишки, и залаяли снова собаки.
Мари вся покраснела, и надо полагать, что разговор этот она передала от слова до слова Фатеевой, потому что в первый же раз, как та
поехала с Павлом в одном экипаже (по величайшему своему невниманию, муж часто
за ней не присылал лошадей, и в таком случае Имплевы провожали ее в своем экипаже, и Павел всегда сопровождал ее), — в первый же раз, как они таким образом
поехали, m-me Фатеева своим тихим и едва слышным голосом спросила его...
— Не знаю. Он теперь продал все свое маленькое состояньице и с этими деньгами
едет за границу, чтобы доканчивать свое образование.
И все это Иван говорил таким тоном, как будто бы и в самом деле знал дорогу. Миновали, таким образом, они Афанасьево, Пустые Поля и въехали в Зенковский лес. Название, что дорога в нем была грязная, оказалось слишком слабым: она была адски непроходимая, вся изрытая колеями, бакалдинами;
ехать хоть бы легонькою рысью было по ней совершенно невозможно: надо было двигаться шаг
за шагом!
— Чего смотрел! Не
за кусты только посмотреть тебя посылали, подальше бы пробежал! — говорил Петр и сам продолжал
ехать.
—
Ехать — что
за хитрость! — сказал мужик и через несколько минут вывел их совсем из лесу. — А вот тут все прямо, — сказал он, показывая на дорогу.
— Ну, так я, ангел мой,
поеду домой, — сказал полковник тем же тихим голосом жене. — Вообразите, какое положение, — обратился он снова к Павлу, уже почти шепотом, — дяденька, вы изволите видеть, каков; наверху княгиня тоже больна, с постели не поднимается; наконец у нас у самих ребенок в кори; так что мы целый день — то я дома, а Мари здесь, то я здесь, а Мари дома… Она сама-то измучилась;
за нее опасаюсь, на что она похожа стала…
—
За что это Клеопатра Петровна сердится на вас? — спросила Анна Ивановна Павла с первых же слов, когда они
поехали.
Тарантас
поехал. Павел вышел
за ворота проводить его. День был ясный и совершенно сухой; тарантас вскоре исчез, повернув в переулок. Домой Вихров был не в состоянии возвратиться и поэтому велел Ивану подать себе фуражку и вышел на Петровский бульвар. Тихая грусть, как змея, сосала ему душу.
— Ехать-то мне, — начал Павел, — вот ты хоть и не хочешь быть мне отцом, но я все-таки тебе откроюсь: та госпожа, которая жила здесь со мной, теперь — там, ухаживает
за больным, умирающим мужем. Приеду я туда, и мы никак не утерпим, чтобы не свидеться.
— Так, значит, часу в одиннадцатом я
за вами захожу, и мы
едем на вашем рысаке.
Пока водка шумела в голове Ивана, он
ехал довольно смело и все
за что-то бранил обеих горничных: Груню и Марью.
Едем назад, а теленок у нас в телеге привязанным лежит; а другой раз и вырвется да бежать от нас, а мы, причетники,
за ним…
Генерал пригласил его, чтобы посоветоваться с ним: необходимо ли жене
ехать за границу или нет, а Мари в это время сама окончательно уже решила, что непременно
поедет.
—
Едем! — повторил
за ним мрачно и Вихров.
И все затем тронулись в путь. Старик Захаревский, впрочем,
поехал в дрожках шажком
за молодыми людьми. Роща началась почти тотчас же по выезде из города. Юлия и кавалеры ее сейчас же ушли в нее.
—
Поеду к нему, — произнес Вихров в раздумье. — Я
ехал торжествовать свои литературные успехи, а тут приходится отвечать
за них.
—
Поеду к нему, — говорит Вихров, вставая и берясь
за шляпу. Его самого довольно серьезно обеспокоило это известие.
К губернатору Вихров, разумеется, не
поехал, а отправился к себе домой, заперся там и лег спать. Захаревские про это узнали вечером. На другой день он к ним тоже не шел, на третий — тоже, — и так прошла целая неделя. Захаревские сильно недоумевали. Вихров, в свою очередь, чем долее у них не бывал, тем более и более начинал себя чувствовать в неловком к ним положении; к счастию его,
за ним прислал губернатор.
— Есть недурные! — шутил Вихров и, чтобы хоть немножко очистить свою совесть перед Захаревскими, сел и написал им, брату и сестре вместе, коротенькую записку: «Я, все время занятый разными хлопотами, не успел побывать у вас и хотел непременно исполнить это сегодня; но сегодня, как нарочно, посылают меня по одному экстренному и секретному делу — так что и зайти к вам не могу, потому что
за мной, как страж какой-нибудь, смотрит мой товарищ, с которым я
еду».
— В глупости их, невежестве и изуверстве нравов, — проговорил он, — главная причина, законы очень слабы
за отступничество их… Теперь вот
едем мы, беспокоимся, трудимся, составим акт о захвате их на месте преступления, отдадут их суду — чем же решат это дело? «Вызвать, говорят, их в консисторию и сделать им внушение, чтобы они не придерживались расколу».
Вихров несказанно обрадовался этому вопросу. Он очень подробным образом стал ей рассказывать свое путешествие, как он
ехал с священником, как тот наблюдал
за ним, как они, подобно низамским убийцам [Низамские убийцы. — Низамы — название турецких солдат регулярной армии.], ползли по земле, — и все это он так живописно описал, что Юлия заслушалась его; у нее глаза даже разгорелись и лицо запылало: она всегда очень любила слушать, когда Вихров начинал говорить — и особенно когда он доходил до увлечения.
Вихров в ту же ночь
поехал в Новоперхов, где разбойники содержались в остроге; приехав в этот городишко наутре, он послал городничему отношение, чтобы тот выслал к нему
за конвоем атамана Гулливого, есаула Сарапку и крестьянку Елизавету Семенову, а сам лег отдохнуть на диван и сейчас же заснул крепчайшим сном, сквозь который он потом явственно начал различать какой-то странный шум.
Что это у тебя
за неприятности по службе, — напиши мне поскорее, не нужно ли что похлопотать в Петербурге: я
поеду всюду и стану на коленях вымаливать для тебя!
— Вот это хорошо! — подхватил инженер. — А потом Вихрова куда-нибудь в Астрахань пихнут — и в Астрахань
за ним
ехать, его в Сибирь в рудники сошлют — и в рудники
за ним
ехать.
— Да-с, где вам этакому больному
ехать одному — я
за вами и похожу! — сказала Груша, вся вспыхнув от радости.
— А с такой, что, когда она
ехала к братьям, так сейчас было видно, что она до сумасшествия была в вас влюблена, — и теперь-то
за этого хомяка идет, вероятно, от досады, что не удалось
за вас.
Наконец, они отправились в знакомый нам собор; Вихров
поехал потом
за невестой. Ту вывели какие-то две полные дамы;
за ними шла Катишь, расфранченная, но с целыми потоками слез по щекам, которые вряд ли не были немножко и подрумянены.
— Merci
за это, но еще, кроме того, — продолжала m-me Фатеева видимо беспокойным голосом, — мне маленькое наследство в Малороссии после дяди досталось; надобно бы было
ехать получать его, а меня не пускает ни этот доктор, ни эта несносная Катишь.
Катишь все время сохраняла свой печальный, но торжественный вид. Усевшись с Вихровым в коляску, она с важностью кивнула всем прочим знакомым головою, и затем они
поехали за гробом.
Катишь в самом деле получила два требующие ее предписания, но она все-таки хотела прежде походить
за своим близким ей больным, а потом уже
ехать на службу.
— Что это
за госпожа?.. — сказала она, пожимая плечами, когда они сели в экипаж, чтобы
ехать домой.
— Нет, я уж не в первый раз, — отвечала она. Встреча с Вихровым, кажется, не произвела на нее никакого впечатления, и как будто бы даже она
за что-то сердилась на него или даже презирала его. — Теперь я только проездом здесь и
еду за границу, — прибавила она.
— А вот видишь что! — отвечал Живин, соображая. — В пятницу в Петербург возвратится Виссарион, и они уже непременно целый вечер будут дома… Хочешь, я заеду
за тобой и
поедем!
— Что ж вы намерены делать
за границей и куда именно
едете? — спросил он ее, делая над собой почти усилие.
Неточные совпадения
Осип. Да что завтра! Ей-богу,
поедем, Иван Александрович! Оно хоть и большая честь вам, да все, знаете, лучше уехать скорее: ведь вас, право,
за кого-то другого приняли… И батюшка будет гневаться, что так замешкались. Так бы, право, закатили славно! А лошадей бы важных здесь дали.
Частный пристав. Да бог его знает. Вчерашнего дня случилась
за городом драка, —
поехал туда для порядка, а возвратился пьян.
Городничий (хватаясь
за голову).Ах, боже мой, боже мой! Ступай скорее на улицу, или нет — беги прежде в комнату, слышь! и принеси оттуда шпагу и новую шляпу. Ну, Петр Иванович,
поедем!
Сначала он принял было Антона Антоновича немного сурово, да-с; сердился и говорил, что и в гостинице все нехорошо, и к нему не
поедет, и что он не хочет сидеть
за него в тюрьме; но потом, как узнал невинность Антона Антоновича и как покороче разговорился с ним, тотчас переменил мысли, и, слава богу, все пошло хорошо.
Слышишь, побеги расспроси, куда
поехали; да расспроси хорошенько: что
за приезжий, — каков он, — слышишь?