Неточные совпадения
Городничий. Да говорите, ради бога, что такое? У меня
сердце не
на месте. Садитесь, господа! Возьмите стулья! Петр Иванович, вот вам стул.
Лука Лукич. Что ж мне, право, с ним делать? Я уж несколько раз ему говорил. Вот еще
на днях, когда зашел было в класс наш предводитель, он скроил такую рожу, какой я никогда еще не видывал. Он-то ее сделал от доброго
сердца, а мне выговор: зачем вольнодумные мысли внушаются юношеству.
Зеленеет лес,
Зеленеет луг,
Где низиночка —
Там и зеркало!
Хорошо, светло
В мире Божием,
Хорошо, легко,
Ясно
на́
сердце.
По водам плыву
Белым лебедем,
По степям бегу
Перепелочкой.
Падите прямо
на́
сердцеЗлодею моему!
Нет великой оборонушки!
Кабы знали вы да ведали,
На кого вы дочь покинули,
Что без вас я выношу?
Ночь — слезами обливаюся,
День — как травка пристилаюся…
Я потупленную голову,
Сердце гневное ношу!..
Пригож-румян, широк-могуч,
Рус волосом, тих говором —
Пал
на́
сердце Филипп!
Батрачка безответная
На каждого, кто чем-нибудь
Помог ей в черный день,
Всю жизнь о соли думала,
О соли пела Домнушка —
Стирала ли, косила ли,
Баюкала ли Гришеньку,
Любимого сынка.
Как сжалось
сердце мальчика,
Когда крестьянки вспомнили
И спели песню Домнину
(Прозвал ее «Соленою»
Находчивый вахлак).
Правдин. Всего счастья,
на которое имеют право честные
сердца.
Софья (одна, глядя
на часы). Дядюшка скоро должен вытти. (Садясь.) Я его здесь подожду. (Вынимает книжку и прочитав несколько.) Это правда. Как не быть довольну
сердцу, когда спокойна совесть! (Прочитав опять несколько.) Нельзя не любить правил добродетели. Они — способы к счастью. (Прочитав еще несколько, взглянула и, увидев Стародума, к нему подбегает.)
Софья (смотря
на Стародума). Боже мой! Он меня назвал.
Сердце мое меня не обманывает…
Стародум. В одном. Отец мой непрестанно мне твердил одно и то же: имей
сердце, имей душу, и будешь человек во всякое время.
На все прочее мода:
на умы мода,
на знания мода, как
на пряжки,
на пуговицы.
Скотинин. Смотри ж, не отпирайся, чтоб я в
сердцах с одного разу не вышиб из тебя духу. Тут уж руки не подставишь. Мой грех. Виноват Богу и государю. Смотри, не клепли ж и
на себя, чтоб напрасных побой не принять.
Стародум. Любезная Софья! Я узнал в Москве, что ты живешь здесь против воли. Мне
на свете шестьдесят лет. Случалось быть часто раздраженным, ино-гда быть собой довольным. Ничто так не терзало мое
сердце, как невинность в сетях коварства. Никогда не бывал я так собой доволен, как если случалось из рук вырвать добычь от порока.
Стародум. Постой.
Сердце мое кипит еще негодованием
на недостойный поступок здешних хозяев. Побудем здесь несколько минут. У меня правило: в первом движении ничего не начинать.
Стародум. Так. Только, пожалуй, не имей ты к мужу своему любви, которая
на дружбу походила б. Имей к нему дружбу, которая
на любовь бы походила. Это будет гораздо прочнее. Тогда после двадцати лет женитьбы найдете в
сердцах ваших прежнюю друг к другу привязанность. Муж благоразумный! Жена добродетельная! Что почтеннее быть может! Надобно, мой друг, чтоб муж твой повиновался рассудку, а ты мужу, и будете оба совершенно благополучны.
Но, несмотря
на столь видимые знаки начальственной попечительности,
сердца обывателей уже ожесточились.
И началась тут промеж глуповцев радость и бодренье великое. Все чувствовали, что тяжесть спала с
сердец и что отныне ничего другого не остается, как благоденствовать. С бригадиром во главе двинулись граждане навстречу пожару, в несколько часов сломали целую улицу домов и окопали пожарище со стороны города глубокою канавой.
На другой день пожар уничтожился сам собою вследствие недостатка питания.
И остался бы наш Брудастый
на многие годы пастырем вертограда [Вертоград (церковно-славянск.) — сад.] сего и радовал бы
сердца начальников своею распорядительностью, и не ощутили бы обыватели в своем существовании ничего необычайного, если бы обстоятельство совершенно случайное (простая оплошность) не прекратило его деятельности в самом ее разгаре.
Тут же, кстати, он доведался, что глуповцы, по упущению, совсем отстали от употребления горчицы, а потому
на первый раз ограничился тем, что объявил это употребление обязательным; в наказание же за ослушание прибавил еще прованское масло. И в то же время положил в
сердце своем: дотоле не класть оружия, доколе в городе останется хоть один недоумевающий.
Неисповедимый ужас выступил
на всех лицах, охватил все
сердца.
Словом сказать, в полчаса, да и то без нужды, весь осмотр кончился. Видит бригадир, что времени остается много (отбытие с этого пункта было назначено только
на другой день), и зачал тужить и корить глуповцев, что нет у них ни мореходства, ни судоходства, ни горного и монетного промыслов, ни путей сообщения, ни даже статистики — ничего, чем бы начальниково
сердце возвеселить. А главное, нет предприимчивости.
Сидя
на скамьях семинарии, он уже начертал несколько законов, между которыми наиболее замечательны следующие:"всякий человек да имеет
сердце сокрушенно","всяка душа да трепещет"и"всякий сверчок да познает соответствующий званию его шесток".
Когда прошение было прочитано и закрестовано, то у всех словно отлегло от
сердца. Запаковали бумагу в конверт, запечатали и сдали
на почту.
Как взглянули головотяпы
на князя, так и обмерли. Сидит, это, перед ними князь да умной-преумной; в ружьецо попаливает да сабелькой помахивает. Что ни выпалит из ружьеца, то
сердце насквозь прострелит, что ни махнет сабелькой, то голова с плеч долой. А вор-новотор, сделавши такое пакостное дело, стоит брюхо поглаживает да в бороду усмехается.
"Мудрые мира сего! — восклицает по этому поводу летописец, — прилежно о сем помыслите! и да не смущаются
сердца ваши при взгляде
на шелепа и иные орудия, в коих, по высокоумному мнению вашему, якобы сила и свет просвещения замыкаются!"
— Нет,
сердце говорит, но вы подумайте: вы, мужчины, имеете виды
на девушку, вы ездите в дом, вы сближаетесь, высматриваете, выжидаете, найдете ли вы то, что вы любите, и потом, когда вы убеждены, что любите, вы делаете предложение…
На второй месяц муж бросил ее и
на восторженные ее уверения в нежности отвечал только насмешкой и даже враждебностью, которую люди, знавшие и доброе
сердце графа и не видевшие никаких недостатков в восторженной Лидии, никак не могли объяснить себе.
— Да вот посмотрите
на лето. Отличится. Вы гляньте-ка, где я сеял прошлую весну. Как рассадил! Ведь я, Константин Дмитрич, кажется, вот как отцу родному стараюсь. Я и сам не люблю дурно делать и другим не велю. Хозяину хорошо, и нам хорошо. Как глянешь вон, — сказал Василий, указывая
на поле, —
сердце радуется.
И, несмотря
на то, он чувствовал, что тогда, когда любовь его была сильнее, он мог, если бы сильно захотел этого, вырвать эту любовь из своего
сердца, но теперь, когда, как в эту минуту, ему казалось, что он не чувствовал любви к ней, он знал, что связь его с ней не может быть разорвана.
Он видел только ее ясные, правдивые глаза, испуганные той же радостью любви, которая наполняла и его
сердце. Глаза эти светились ближе и ближе, ослепляя его своим светом любви. Она остановилась подле самого его, касаясь его. Руки ее поднялись и опустились ему
на плечи.
Константин Левин заглянул в дверь и увидел, что говорит с огромной шапкой волос молодой человек в поддевке, а молодая рябоватая женщина, в шерстяном платье без рукавчиков и воротничков, сидит
на диване. Брата не видно было. У Константина больно сжалось
сердце при мысли о том, в среде каких чужих людей живет его брат. Никто не услыхал его, и Константин, снимая калоши, прислушивался к тому, что говорил господин в поддевке. Он говорил о каком-то предприятии.
— Да, несчастье, которое стало высшим счастьем, когда
сердце стало новое, исполнилось Им, — сказала она, влюбленно глядя
на Степана Аркадьича.
Одно, чего он не мог вырвать из своего
сердца, несмотря
на то, что он не переставая боролся с этим чувством, это было доходящее до отчаяния сожаление о том, что он навсегда потерял ее.
Никогда еще не проходило дня в ссоре. Нынче это было в первый раз. И это была не ссора. Это было очевидное признание в совершенном охлаждении. Разве можно было взглянуть
на нее так, как он взглянул, когда входил в комнату за аттестатом? Посмотреть
на нее, видеть, что
сердце ее разрывается от отчаяния, и пройти молча с этим равнодушно-спокойным лицом? Он не то что охладел к ней, но он ненавидел ее, потому что любил другую женщину, — это было ясно.
Придумывая те слова, в которых она всё скажет Долли, и умышленно растравляя свое
сердце, Анна вошла
на лестницу.
Вронский смотрел
на Анну и с замиранием
сердца ждал, что она скажет. Он вздохнул как бы после опасности, когда она выговорила эти слова.
Кити при этой встрече могла упрекнуть себя только в том, что
на мгновение, когда она узнала в штатском платье столь знакомые ей когда-то черты, у ней прервалось дыхание, кровь прилила к
сердцу, и яркая краска, она чувствовала это, выступила
на лицо.
Он быстро вскочил. «Нет, это так нельзя! — сказал он себе с отчаянием. — Пойду к ней, спрошу, скажу последний раз: мы свободны, и не лучше ли остановиться? Всё лучше, чем вечное несчастие, позор, неверность!!» С отчаянием в
сердце и со злобой
на всех людей,
на себя,
на нее он вышел из гостиницы и поехал к ней.
Одно — вне ее присутствия, с доктором, курившим одну толстую папироску за другою и тушившим их о край полной пепельницы, с Долли и с князем, где шла речь об обеде, о политике, о болезни Марьи Петровны и где Левин вдруг
на минуту совершенно забывал, что происходило, и чувствовал себя точно проснувшимся, и другое настроение — в ее присутствии, у ее изголовья, где
сердце хотело разорваться и всё не разрывалось от сострадания, и он не переставая молился Богу.
«Какой же он неверующий? С его
сердцем, с этим страхом огорчить кого-нибудь, даже ребенка! Всё для других, ничего для себя. Сергей Иванович так и думает, что это обязанность Кости — быть его приказчиком. Тоже и сестра. Теперь Долли с детьми
на его опеке. Все эти мужики, которые каждый день приходят к нему, как будто он обязан им служить».
Анна ничего не могла придумать, но
сердце ее прямо отзывалось
на каждое слово,
на каждое выражение лица невестки.
Досадуя
на жену зa то, что сбывалось то, чего он ждал, именно то, что в минуту приезда, тогда как у него
сердце захватывало от волнения при мысли о том, что с братом, ему приходилось заботиться о ней, вместо того чтобы бежать тотчас же к брату, Левин ввел жену в отведенный им нумер.
— Я совершенно это понимаю, — отвечал Левин. —
На школу и вообще
на подобные учреждения нельзя положить
сердца, и от этого думаю, что именно эти филантропические учреждения дают всегда так мало результатов.
Разумеется, — сказал он мрачно, — это одна из этих фарисейских жестокостей,
на которые способны только эти люди без
сердца.
В продолжение всего дня за самыми разнообразными разговорами, в которых он как бы только одной внешней стороной своего ума принимал участие, Левин, несмотря
на разочарование в перемене, долженствовавшей произойти в нем, не переставал радостно слышать полноту своего
сердца.
Она зашла в глубь маленькой гостиной и опустилась
на кресло. Воздушная юбка платья поднялась облаком вокруг ее тонкого стана; одна обнаженная, худая, нежная девичья рука, бессильно опущенная, утонула в складках розового тюника; в другой она держала веер и быстрыми, короткими движениями обмахивала свое разгоряченное лицо. Но, вопреки этому виду бабочки, только что уцепившейся за травку и готовой, вот-вот вспорхнув, развернуть радужные крылья, страшное отчаяние щемило ей
сердце.
У ней похолодело
сердце, когда она увидала Кити, сидевшую
на низеньком ближайшем от двери стуле и устремившую неподвижные глаза
на угол ковра.
Кити испытывала после обеда и до начала вечера чувство, подобное тому, какое испытывает юноша пред битвою.
Сердце ее билось сильно, и мысли не могли ни
на чем остановиться.
«Уехал! Кончено!» сказала себе Анна, стоя у окна; и в ответ
на этот вопрос впечатления мрака при потухшей свече и страшного сна, сливаясь в одно, холодным ужасом наполнили ее
сердце.
Слова жены, подтвердившие его худшие сомнения, произвели жестокую боль в
сердце Алексея Александровича. Боль эта была усилена еще тем странным чувством физической жалости к ней, которую произвели
на него ее слезы. Но, оставшись один в карете, Алексей Александрович, к удивлению своему и радости, почувствовал совершенное освобождение и от этой жалости и от мучавших его в последнее время сомнений и страданий ревности.