Мемуары шпионской юности

Вячеслав Гуревич

Леонид работает на ЦРУ. Аня работает в советском посольстве. Он ее вербует – или это она его вербует? Короче, они друг друга вербуют. И влюбляются. Молодые же! Добром такое не кончится, особенно когда Леня нечаянно затягивает резидента КГБ в когти Сатаны.Данная книга – это беллетристика, а не пропаганда наркотиков-алкоголя-сигарет (НАС). Она содержит сцены незаконных актов, но это художественный вымысел, а не призыв нарушать закон. Автор осуждает НАС. Если у вас проблемы, обратитесь к врачу. Книга содержит нецензурную брань.

THIRTY

«Вот ведь гады, — подумал я мрачно, уставившись на глянцевое красочное меню. — Последний цент из меня хотят вытащить, чтобы я приполз к вашим боссам за бабками».

Плач был не совсем искренним, ибо ресторан La Pizza di Troia мне пришелся по душе. Это было классное место, с чистыми линиями скандинавского интерьера и лаконичными черно-белыми фотками Гарибальди и калабрийских бандитов. Никаких картонных виноградов и акварелей Неаполитанского залива, при одном взгляде на которых хочется доесть побыстрее и отвалить, пока не началась перестрелка между Семьями. В La Pizza di Troia было не стыдно привести девушку. Цены, конечно, внушали страх и ужас в душе данного прощелыги. $10 за пиццу для одного? Sono pazzi!

— Сбереги квитанцию, — обронил JC. — Рано или поздно Агентство заплатит.

Опять за свое, проститутка с представительским бюджетом.

— А что ты, собственно, ожидал? — добавил он. — Ты же хотел пойти с ней прогуляться.

Я вынужден был согласиться. У меня не было уверенности, что ее полковник Пронин одобрит секс так скоро. С его стороны это будет не самая выгодная переговорная позиция.

Так что любой ресторан, выходящий в парк, будет дорогим. А этот фактически выходит на The Mall — парадный променад Вашингтона между Капитолием и Линкольн-мемориалом. Расположение — это наше все.

Как и договорились, Аня позвонила накануне. Звучала она совсем по-другому: по-деловому, и в то же время почти что расслабленно. Еще не порхающая бабочка, но уже и не ее тезка Анна К. в ожидании поезда. С девушкой поработали.

Подготовка, подготовка и еще раз подготовка, как учил нас великий Л.

Пицца. Изучив меню, я решил, что мы закажем индивидуальные пиццы и что сверху — неважно. Советские не любят делиться за столом, как это часто делают американцы; у советских мысль о поделиться напоминает жизнь в коммуналках — зачем об этом вспоминать в дорогом ресторане. Мне это тоже пригодится: в Нью-Йорке я привык есть пиццу руками; с индивидуальной пиццей на тарелке мне это в голову не придет. Аня — девочка воспитанная, ее наверняка лишали компота за локти на столе, и она ужаснется, если увидит, что я ем руками в ресторане.

Вино. Прохладная осенняя погода намекала на красное, но я закажу белое. Почему-то большинство знакомых девушек считали белое вино более дамским и легким. На самом деле есть белые вина покрепче красных — и тем самым обманчивее. После нескольких стаканов красного ты осознаешь уровень опьянения; но ты можешь высадить литр Шардоне, прежде чем до тебя дойдет, что все уже разошлись и какого вообще ты тут.

Я не собирался спаивать Аню, но поить русских девушек надо, иначе они скованы и легко впадают в паранойю. Фишка в дозировке: молоденькие девушки пить не умеют и легко пересекают черту между искомым весельем и битьем посуды и обвинением окружающих в предательстве. (Сравнивать с мужчинами бесполезно: русские мужики нажираются, квасят, керосинят; а у тех, кто не пьет, проблемы еще почище.)

На утро Свиданки №2 я был подозрительно спокоен. Это меня беспокоило.

«В кино бы сходить», — подумал я. Увы, Америка не Россия, сеансы в девять утра не начинались. В школе это было мое любимое время ходить в кино. Попробуешь девять утра — и тебя уже не затащишь на обычный сеанс. Твой день еще не начался, твоя голова чиста и прозрачна, ты почти всегда один в зале, ты можешь задрать ноги и сосредоточиться на фильме, и тебя не будут раздражать болтовня-чохи-пердеж толпы. Кинокритики рождаются на сеансах в девять утра.

Я пощелкал пультом, но в это время все передачи были на тему стирки-глажки, и ни слова о вербовке КГБ. Я оделся, похлопал себя по карманам и направился в ресторан. Это было хороших минут сорок ходьбы, но я не возражал.

В этот час Джорджтаун являл собой городскую пригородную идиллию. Ответственные домовладельцы отправились на свои важные посты, чтобы добросовестно встать у штурвала линкора «США». Куда ни кинь глазом, я был единственный пешеход, и я мог передвигаться спокойно и торжественно и не бояться домохозяек, жаждущих пожелать мне nice day.

За Висконсин-авеню я сбавил обороты. Времени было полно. Осень была в желто-красном разгуле, цвета испанского флага, гитары-фламенки-кастаньеты, прекрасное время предаться романтическим увлечениям, которые заслонят осеннюю тоску… Какие еще увлечения, идиот! Бизнес, только бизнес, для нас обоих. Каждая сцена должна быть отрепетирована до автоматизма, никаких «проскочим»…

Зашел к флористу. Опять тюльпаны? Черт, забыл отследить ее реакцию. Впрочем, какая там реакция? Дитё не знало, пысать ей или кричать «Караул!». А теперь я был в одном месте. Куда вообще тюльпаны делись?

— Не сезон, — сказала женщина в фартучке. — Чем-нибудь еще я вас могу заинтересовать?

«Не сезон, — подумал я. — Как-то не по-американски».

— А это что за розовая фигня?

— Mums, — сказала она. — Правда, симпатичные?

Да все они симпатичные, но что это еще за mums такие? Звучит несерьезно.

— Стремное название, — сказал я. — Это типа маме на 8 марта?

У нее была приятная улыбка. Я никогда не видел неприятных женщин в цветочных магазинах. Даже если вам цветы пофиг, как мне, в этом есть какая-то связь. Короче, цветы красят женщину.

— Можно и маме, — сказала она. — Почему нет? Но полное название — «хризантемы».

Ну так это совсем другой колер. Японский Хризантемовый трон. Это нормально. Все японское нормально.

Не перебрал ли я с подготовкой?

— Подготовки много не бывает, — сказал JC по телефону.

Я позвонил ему из автомата через дорогу от «Ла пицца».

— Я собрал опергруппу, — добавил он. — Если тебя попытаются похитить.

— Меня не так легко похитить. — Я обнадежил его. — У меня желтый пояс в «согту», монгольском единоборстве, которое идет от Чингисхана.

Мы прошли друг мимо друга в фойе ресторана. Он был бледнее смерти. «Стряхни мел с лица», — хотел я сказать.