Мемуары шпионской юности

Вячеслав Гуревич

Леонид работает на ЦРУ. Аня работает в советском посольстве. Он ее вербует – или это она его вербует? Короче, они друг друга вербуют. И влюбляются. Молодые же! Добром такое не кончится, особенно когда Леня нечаянно затягивает резидента КГБ в когти Сатаны.Данная книга – это беллетристика, а не пропаганда наркотиков-алкоголя-сигарет (НАС). Она содержит сцены незаконных актов, но это художественный вымысел, а не призыв нарушать закон. Автор осуждает НАС. Если у вас проблемы, обратитесь к врачу. Книга содержит нецензурную брань.

THIRTEEN

День второго секретаря посольства СССР Дмитрия Игнатьевича Пронина был полон смешанных чувств. С одной стороны, ЦСКА опять врезал Спартачку. «Харламов!» Все утро Пронин орал как сумасшедший: «Фир-сов! Ви-ку-лов! По-лу-па-нов!» И вприпрыжку ходил по кабинету: «Какие ребята! Золотые ребята!»

С другой стороны, на столе лежало дело сопливки по фамилии Чапайкина. Если бы все делать по правилам, она бы уже была на первом рейсе в Москву. Какой идиот притащил ее на этот мудацкий прием? Старый шпак Михайло, якобы торговый атташе, якобы нуждался в переводчике, как будто американцы жаждут услышать его треп о Калифорнии — да какого хрена он там делал? Я одобрил включить его в делегацию? Когда Центр начнет расследование, придется вертеться только так, Дмитрий.

Короче: тупую пизду Аньку пыталось завербовать ЦРУ. Какая-то полная чушь, бред, околесица. Как она попала в посольство, незамужняя? Ей место в консульстве в Нью-Йорке, полицейские штрафы за парковку в папочку собирать. Опять в кадрах бардак!

Что она могла дать противнику? Ноль! И он с самого начала следил за тем, чтобы у нее не было доступа ни к чему, потому что она получила свое место по большому блату. Если бы не ее папаша, старый пердун герой войны Василий Чапайкин, точить бы ей карандаши и считать скрепки на Смоленской до самой пенсии — или до замужества, что более вероятно.

У Пронина с Чапайкиным было о чем поговорить. Например, об Аниной маме, красавице Полине, с большими мечтательными карими глазами и белокурой копной волос; оба приметили ее на танцах в Центральном доме офицеров, оба пригласили ее на тур вальса. И Полина уже была его, она была без пяти минут Полина Пронина; о, когда ее обтянутый крепдешином зад входил в его заскорузлую ладонь — что могло сравниться с этим! Да плевать ему, что Чапайкин затаил на него! Подумаешь…

Оба служили в «Смерше», добросовестно истребляя вышедших из окружения терпил, которых немцы наверняка уже завербовали в диверсанты. А до этого Пронин обратил на себя внимание начальства в качестве командира заградотряда, поливавшего огнем отступавших красноармейцев. И сейчас Пронин задействовал старые связи и проверил Полину по каналам. И все! Сама Полина была из рабочей семьи, все на месте, но ее дядя по матери был, скажем прямо, неустойчивый кадр. Украинский националист! Пять лет в Соловках! Вышел по амнистии в 53-м. И кому какое дело, будь Пронин слесарем в Могилеве, но о карьере в органах с прицелом на дипслужбу с таким родичем пришлось бы забыть.

А что Чапайкину, он на десять лет старше, его карьера уже подходила к концу, он грел место, чтобы удалиться на пенсию и всерьез заняться рыбалкой — и вот так-то Полина и стала гражданкой Чапайкиной, и кровоточащая рана открылась в сердце Дмитрия Пронина. Да нет, со временем она затянулась, время в этом деле профи… но вот теперь дочь Василия и Полины сидела у него в кабинете вся зареванная, и ее судьба была в его, Пронина, руках.

Но прежде следовало разобраться с кадром из ЦРУ. Странный он был. Не вписывался. В списке приглашенных его фамилии не было. Пронин выцыганил одну фотку с ним с камер наблюдения в Бакваттенландском посольстве, и выглядел он… вот что он делает? Входит в кабинку в мужском туалете, достает странного вида самокрутку (неужто на «Мальборо» денег нет?) и запаливает, причем дым пускает в фортку. ЗАЧЕМ он пошел в кабинку? Курение разрешалось везде в здании посольства!

— Как у него изо рта пахло — табаком?

Аня шмыгнула носом.

— Вообще-то нет. Какой-то очень странный запах. Я никогда такого не нюхала.

Неохотно, но Пронин позвал второго зама Владимира Тупкина — он был главным по линии КР, это было по его части. Тупкин пожал плечами и признался, что да, все это выглядело странным. Потом он попросил увеличить кадр с сигаретой и сказал, потупив глаза:

— Похоже, это могла быть сигарета марихуаны. Каннабис.

Пронин ахнул:

— А ты откуда такие вещи знаешь?

— Кино смотрел, — пробормотал Тупкин. — Детектив. Черные курили такие сигареты.

Пронин недоверчиво хмыкнул. Черные были сплошь наркоманы, это все знают. Но и Тупкин запросто мог туфту погнать ради повышения. Хоть это был и рискованный ход — выдвинуться на знании наркотиков.

Голова шла кругом. Ситуация безнадежно запутывалась. От ЦРУ можно было ожидать любой засады, это ясно; но, как любое госагентство, они соблюдали правила и набирали исключительно чистеньких мальчиков из престижных колледжей. Чтобы ЦРУ взяло наркомана — и не на роль второго плана, подставить кого-то или дать показания в полиции, — а для вербовки??? Что может быть важнее в разведработе? Но кто же это будет пытаться завербовать секретаршу, с которой абсолютно нечего взять? А что это была за эстрада перед посольским автобусом? Это из какого-такого учебника шпионажа?

Может, и не стоило отсылать Чапайкину домой. Может, что-то в этом есть такое.

К тому же как это будет выглядеть в Центре? Конечно, Василий будет рвать и метать — его дочку отослали назад после всего лишь трех месяцев, — и это будет музыкой для ушей Пронина, почти как Харламов, забивающий «Спартаку» очередную шайбу. С другой стороны, Чапай был товарищ мстительный и сопли не утрет, и не успокоится — нет, он будет искать козла отпущения, и он, Пронин, будет весьма удобным кандидатом. Разумеется, ничего у Чапая не получится, кто будет слушать старпера с рыбалки; но за каждым срачем остается след — у Чапая были друзья, у Пронина были враги, кто знает, как карта ляжет?

О попытке вербовки надлежало доложить немедленно, ясное дело, и последнее слово в судьбе Анки-секретарши принадлежало Центру, но к мнению Пронина начальство прислушается, резидент все же.

Пронин прокашлялся и выжал из себя отеческую интонацию:

— Давай начнем сначала, Анечка. Попытайся вспомнить каждое слово — и интонации тоже.

Благодарность в лице девушки могла расплавить самый твердый камень. После диких воплей Пронина за пять минут до этого его слова прозвучали как музыка для девичьих ушек.

— Он сказал, что весь день переводит бумаги для государства и что это очень скучно, но он не мог об этом говорить, потому что он подписал тридцать пять форм о неразглашении…

— Да, но как он это сказал? — Пронин воткнул лезвие и повернул его. — Что он делал в это время?

— Я… я… не помню… — Аня судорожно проглотила слюну. — По-моему — я не уверена — по-моему, он меня трогал за… за заднее место. — Она опять всхлипнула.

«Совсем у нее глаза не как у Полины», — подумал Пронин; и тогда он понял, как именно он поквитается с гадом Васькой.