Мемуары шпионской юности

Вячеслав Гуревич

Леонид работает на ЦРУ. Аня работает в советском посольстве. Он ее вербует – или это она его вербует? Короче, они друг друга вербуют. И влюбляются. Молодые же! Добром такое не кончится, особенно когда Леня нечаянно затягивает резидента КГБ в когти Сатаны.Данная книга – это беллетристика, а не пропаганда наркотиков-алкоголя-сигарет (НАС). Она содержит сцены незаконных актов, но это художественный вымысел, а не призыв нарушать закон. Автор осуждает НАС. Если у вас проблемы, обратитесь к врачу. Книга содержит нецензурную брань.

ONE

Год был 1974-й, скучал я в Колумбийском университете в Нью-Йорке… «скучал» в смысле «работал». Может, у кого-то и захватило бы дух оттого, что стоит среди степенных зданий в стиле римского классицизма с ионическими колоннами и капителями, переполняющих его чувством духовной связи с поколениями выдающихся… ну вы поняли. И все равно я зевал.

И вот в одно прекрасное утро я занес работу в кабинет к профессору Майрону Фридману. Уважаемый доктор парапсихополитологии был не один; в кабинете сидел молодой человек, чуть постарше меня, гладковыбритый, умеренно модно одетый, лицо перекошено в отчаянной попытке подавить зевок. Отчего я тут же проникся симпатией. Свой!

Но на зев и цвет товарища нет, как говорили древние «-цы»; что-то было такое в молодом человеке…

Я тихонько так положил распечатки на стол между Фридманом и незнакомцем.

— I put here, ok? Anything else, sir?

На самом деле я горжусь своей грамматикой. Розенталь — наше все, но когда тебе платят гроши, то лучше не выпендриваться и не создавать всякие когнитивные диссиденты. А то можно и без грошей остаться.

От «sir» либерала Фридмана, конечно же, покоробило. Хотя он и сделал усилие, чтобы виду не подать.

— Благодарю вас, Леонид. Вот, Леонид Закс, еврейский беженец из Советского Союза.

Соблюл приличия!

— Очень приятно. — Незнакомец пожал мне руку. — Джош Конкорд.

Я не спешил уходить. Чего у него там за логотипчик на папочке, и чего он ее так поспешно отодвинул подальше от моего пытливого взора?

— Маникюр у вас классный, Джош. Салон не порекомендуете?

Легонькая такая улыбочка, почти что светская.

— Я оставлю Майрону координаты.

— Век не забуду!

— Мы заняты, Закс. — У двери Фридман прошипел: — Я же просил вас не обращаться ко мне «сэр». Это отдает… в общем, не надо.

— Как вам будет угодно, Professore.

— Вот так иногда посмотришь, — посетовал Фридман, выждав, пока я удалился, — ну прямо все мною пользуются. Взять хотя бы этого Леонида. Он переводит для меня статьи из советских научных журналов, неплохой переводчик, кстати говоря, и очень скор на руку, но я клянусь Богом — если бы не Майра Фельдман, я бы его на порог не пустил.

Майра, знаете ли, это одна из тех еврейских женщин — шагу не сделает, чтобы мир не спасти. Причем она знает, что может на меня рассчитывать. Я одноклассник ее мужа Марка, попробуй я скажи ей нет, это был бы тот еще «Ой вей из мир». В общем, она серьезно ударилась в кампанию «Отпусти людей моих», в смысле евреев из России. Майра добрая женщина, но ее методы — извините. Послушайте, Советский Союз — супердержава, они потеряли пятьдесят миллионов во Второй мировой — неужели они не заслужили уважения, вместо этого бесконечного преследования из-за кучки евреев? Посмотрели бы вы на этих евреев в реальной жизни…

Взять хотя бы Леонида — ужасающий циник, неудивительно, что советские ухватились за первый же шанс от него избавиться. Все эти саркастические шуточки с оскалом. У него же на лице написано, что он по костям пойдет, чтобы пробиться. Не поймите меня превратно: он беженец, да — а мои бабушки-дедушки, что они имели, когда прибыли на Эллис-Айленд? Им помогала благотворительность? Им покупали авиабилеты, их селили в гостиницу? Мой дед был образованным человеком, у него были дипломы по бизнесу и праву из Бердичевского университета, он играл на скрипке — но, по крайней мере, он был благодарен Америке!

Нет, Джош, как хотите, но правительство сделало ошибку, впуская этих людей в США. Республиканцы, как всегда — лишь бы досадить Советам — выдают визы этим людям налево и направо. Чтобы они всю жизнь жили на пособие. Вся надежда на их детей, на их еврейские гены — в конце концов, они поступят в хорошие университеты и войдут в прогрессивный лагерь. Но Леонид и ему подобные — извините, это безнадежно. Извините, я не хотел задерживать вас своей болтовней, но эта ухмылка его… если бы не Майра…

— Вы сказали, что у вас готов отчет. — Джош выразительно постучал пальцем по часам.

— Да, да, конечно. Еще раз извините, что я вас заговорил. Я надеюсь, что Компания — если можно так называть вашего работодателя…

— Просто «Агентство» сойдет.

— Разумеется… и вы проследите, чтобы наши гранты получили одобрительную оценку, не так ли? Потому что недавно у нас были непредвиденные расходы…

— Включая финансовую поддержку советских беженцев?

— Ну что вы, это ерунда, вы думаете, я бы стал платить ему больше минимума в час? Я же сказал, я его держу, чтобы Майра от меня отстала, наконец.

Я стоял в коридоре и курил с драматическим выражением лица.

По умолчанию я всегда курю с драматическим выражением. Типа мне нужно срочно решать, нажать ли на красную кнопку и взорвать мир, или предать кого-нибудь очень достойного. Чего он мне никогда не простит. Ну и так далее.

Конечно же, я знал, что Майрон обо мне думает. Даже вслушиваться не приходилось.

Когда я прилетел в США, все, что у меня было, — это адрес офиса Майры и номер ее служебного телефона. Она тут же повела меня обедать в «Карнеги Дели», где, как добрая еврейская мамеле, смотрела, как я пожирал абсолютно все в меню, и покровительственно похлопала меня по плечу.

— Теперь вам ничего не угрожает. Вы на земле Свободы. Вас никто уже не выдаст КГБ. Приходите на митинг. Там будут все выдающиеся деятели еврейского Нью-Йорка…

Я кивал и кивал и пытался выдавить благодарную улыбку, хотя мои лицевые мускулы уже нуждались в отдыхе после покорения трехэтажного бутерброда «Сэнди Куфакс», в который было напихано двадцать сортов колбасы и других вещей, о существовании которых я не подозревал. У меня вообще с благодарными улыбками не очень получается, ты уж прости, Майра.

— И Майрон там тоже будет, он поклялся. Я вас упомянула в разговоре, он такой придурок бывает, но у него золотое сердце, конечно же он вам поможет…

Таки помог. И все. Майрон стал моим личным тупиком.

Но Джош Конкорд — это было интересно. Это могло оказаться выходом из тупика. Как выразительно Майрон ни кашлял, пытаясь прикрыть свое «знание» жаргона, мне было ясно: мистер работал в ЦРУ. Всем системам приготовиться.