Мемуары шпионской юности

Вячеслав Гуревич

Леонид работает на ЦРУ. Аня работает в советском посольстве. Он ее вербует – или это она его вербует? Короче, они друг друга вербуют. И влюбляются. Молодые же! Добром такое не кончится, особенно когда Леня нечаянно затягивает резидента КГБ в когти Сатаны.Данная книга – это беллетристика, а не пропаганда наркотиков-алкоголя-сигарет (НАС). Она содержит сцены незаконных актов, но это художественный вымысел, а не призыв нарушать закон. Автор осуждает НАС. Если у вас проблемы, обратитесь к врачу. Книга содержит нецензурную брань.

NINETEEN

Я обозначил день встречи с Аней как V-Day; JC поморщился. Подумаешь, святое оскорбил, как будто у него вся семья, включая тетю Цилю, в Нормандии высаживалась. Трясся я, как кленовый лист — да нет, как целый клен, целый лес, целая Канада трясущихся кленов.

Завтрак был прост и функционален: яйцо в мешочке, тост из хлеба с грецкими орехами («Чего только не придумают, — подумал я, — чтобы лишнюю буханку продать!»), кофе со сливками. Чистый английский лорд. Хотя в отсутствие верного дворецкого кофе я сделал сам и поставил посуду в раковину. За кофе открыл «Вашингтон пост». Никсон неудержимо катился вниз. Ясное дело, раз показал слабину, демы будут дожимать, какие компромиссы в политике. Но в целом для меня это ничего не значило. Вот выход нового фильма Поланского «Chinatown» — это да! Хорошо бы с Анютой. На последнем ряду, эх. Пусть смотрит, пусть знает всю правду, как ужасны американцы и по контрасту какой замечательный у нее ухажер. По сравнению с персонажами Поланского я был святой. Да и вообще ей не помешает усвоить пару вещей о сексуальности.

Внешне я собирался представить себя образцом скромной добродетели: темно-синий костюм из May Co ($70, после одного раза можно и вернуть, лишь бы пятно не поставить); под ним рубашоночка небесной голубизны оттуда же (button-down, она же «баттон», как мы по ним умирали в старой жизни!) и галстух в приглушенную полосочку от JC. «Подарок, — говорит, — у меня их девать некуда, в Америке на Хануку или галстук, или свитер». Я кивнул с сочувственным выражением; галстук взял, а «Хануку» потом посмотрел в справочнике. Сколько же надо всего еще учить.

Короче, скромненький такой клерк. Все безукоризненно чистое и чуть-чуть помятое. Вот такой сложный образ: в целом опрятный, но в состоянии эмоционального смятения, вызванного доселе незнакомым порывом чувств.

Следующее: аккуратно подровнял усы и бороду.

— Я всегда хотел усы а-ля запорожский казак, — признался я JC.

— Ни в коем случае, — сказал он. — Слишком резкий поворот. Если ты не привык к гриму, сократить до минимума. Хочешь длинные усы, отращивай на здоровье, но ради бога не пытайся ничего приклеить.

Дальше: модные очки с большими линзами без диоптрий, и угольно-черный парик за $50 (JC знать не обязательно), чуть растрепанный — опять же от смятения (см. выше).

Если чекисты припрутся — и мы были обязаны допустить, что припрутся, — они будут снимать нас на пленку, так что следовало принять предосторожности. К счастью, топография парка вынуждала их снимать из кустов, так что мы могли обойтись без подводки глаз и накладных морщин.

— Ты что, пятидесятилетний старик, чтобы одеколоном душиться? — спросил JC. — Я за тобой такого не замечал.

— Аня из России, — сказал я. — В России все мужики употребляют одеколон. Приличные им брызгаются, неприличные его пьют.

— Я никогда не знаю, когда ты шутишь, — сказал JC печально. — Мне-то, может, и все равно, но в будущем для тебя это будет создавать проблемы.

«Мне ли не знать», — подумал я.

Не все было гладко. Одеколон выбирать я не привык, поэтому общение с Бру-у-усом в универмаге «Мэйсиз» удовольствия не доставило.

— This is so ni-i-i-ice. — Чуть на голову не залез со своим пульверизатором. — Ну понюхайте же. Это же так по-мужски. Leather. Ко-о-ожа. — Он закатил глаза. — Я прям с ума схожу.

Я уже понял, но кто я такой, чтобы судить гейские манеры по своим «нормальным» критериям.

— Типа ковбой, только без пота, так?

— Н-н-ну да… — Бру-у-ус обольстительно (по его мнению) захихикал. Того и гляди, номер телефона в руку сунет.

— Не слишком сильно? Я же не ковбой, мне запах конюшни перебивать не надо.

— О-о-о… вы меня прям душераздираете своим юмором. Как насчет «Иссеи Мияке»?

— Самураи вообще не потеют, я слышал.

— Ой, я больше не ма-а-агу-у-у…

Я тоже. Гребаный одеколон. Истратил вдвое больше, чем планировал. Вообще надоел мне весь этот шпионский бизнес с этими бру-у-усами.

А вот цветы я всегда любил. В России выбор цветов для свидания (не путать с каллами в загсе) был невелик: розы на рынке с Кавказа по эльбрусским ценам, идеологически правильные гвоздики («спутница тревог»), растрепанные васильки-ландыши у бабушек возле метро. Все они были только в сезон, то есть далеко не всегда, скорее даже почти никогда. В Америке, как и ожидалось, ситуация с цветами была та же, что и с моющими средствами: было почти все и почти всегда, и необходимость выбора валуном обрушивалась на мои избалованные дефицитом слабые социалистические плечи. От JC толку не было. Он вообще был против цветов: «Слишком радикально. Спешишь».

— Не понимаешь ты русских женщин. — И поспешил добавить, с притворным сочувствием: — Извини, не имел в виду соль на рану.

Я выбрал скромный букетик тюльпанов. Так же нежно-розовы, как и розы, и так хрупки, что боишься дышать на них. Только что открылись. Девственность а-ля карт.

Зашел в закусочную, взял два бутерброда с ветчиной и сыром. Ане на булочке (наверняка она думает, что белый хлеб лучше), мне на ржаном, два пакетика с чипсами и запить одну кока-колу и одну пепси — все спокойные, безопасные варианты. «Дели» предлагало разнообразнейшие варианты такой вкуснятины, как салаты с тунцом и с курицей и даже с крабами, но они были в пастообразной форме, как паштет, и с большими комками; чтобы их потреблять на парковой скамейке, Ане придется сосредоточиться на том, чтобы бережно держать булочку и осторожно откусывать, чтобы не дай бог кусочек не отвалился прямо на платье, что будет Большим Конфузом, не дай бог подумает, что я заказал их нарочно… нет, мы выбираем Надежность. Гурманство подождет.

Насчет испанского хамона я пошутил, ну вы поняли.

Все. It’s showtime.