Неточные совпадения
Осип (выходит и говорит за сценой).Эй,
послушай, брат! Отнесешь письмо на почту, и скажи почтмейстеру, чтоб он принял без денег; да скажи, чтоб сейчас привели к барину самую лучшую тройку, курьерскую; а прогону, скажи, барин
не плотит: прогон, мол, скажи, казенный. Да чтоб все живее, а
не то, мол, барин сердится. Стой, еще письмо
не готово.
Послушайте, Иван Кузьмич, нельзя ли вам, для общей нашей пользы, всякое письмо, которое прибывает к вам в почтовую контору, входящее и исходящее, знаете, этак немножко распечатать и прочитать:
не содержится ли нем какого-нибудь донесения или просто переписки.
Артемий Филиппович. Смотрите, чтоб он вас по почте
не отправил куды-нибудь подальше.
Слушайте: эти дела
не так делаются в благоустроенном государстве. Зачем нас здесь целый эскадрон? Представиться нужно поодиночке, да между четырех глаз и того… как там следует — чтобы и уши
не слыхали. Вот как в обществе благоустроенном делается! Ну, вот вы, Аммос Федорович, первый и начните.
Хлестаков.
Послушай, любезный, там мне до сих пор обеда
не приносят, так, пожалуйста, поторопи, чтоб поскорее, — видишь, мне сейчас после обеда нужно кое-чем заняться.
Я раз
слушал его: ну, покамест говорил об ассириянах и вавилонянах — еще ничего, а как добрался до Александра Македонского, то я
не могу вам сказать, что с ним сделалось.
«Орудуй, Клим!» По-питерски
Клим дело оборудовал:
По блюдцу деревянному
Дал дяде и племяннице.
Поставил их рядком,
А сам вскочил на бревнышко
И громко крикнул: «
Слушайте!»
(Служивый
не выдерживал
И часто в речь крестьянина
Вставлял словечко меткое
И в ложечки стучал...
— Нет,
не шучу. Послушай-ка! —
И все мне рассказал.
К дьячку с семинаристами
Пристали: «Пой „Веселую“!»
Запели молодцы.
(Ту песню —
не народную —
Впервые спел сын Трифона,
Григорий, вахлакам,
И с «Положенья» царского,
С народа крепи снявшего,
Она по пьяным праздникам
Как плясовая пелася
Попами и дворовыми, —
Вахлак ее
не пел,
А,
слушая, притопывал,
Присвистывал; «Веселою»
Не в шутку называл...
Кто видывал, как
слушаетСвоих захожих странников
Крестьянская семья,
Поймет, что ни работою
Ни вечною заботою,
Ни игом рабства долгого,
Ни кабаком самим
Еще народу русскому
Пределы
не поставлены:
Пред ним широкий путь.
Когда изменят пахарю
Поля старозапашные,
Клочки в лесных окраинах
Он пробует пахать.
Работы тут достаточно.
Зато полоски новые
Дают без удобрения
Обильный урожай.
Такая почва добрая —
Душа народа русского…
О сеятель! приди!..
Слушаю-с!» —
И кланялся помещику
Чуть-чуть
не до земли.
Сама лисица хитрая,
По любопытству бабьему,
Подкралась к мужикам,
Послушала,
послушалаИ прочь пошла, подумавши:
«И черт их
не поймет!»
И вправду: сами спорщики
Едва ли знали, помнили —
О чем они шумят…
Народ собрался,
слушает,
Не смеючись, жалеючи...
Я нейду и
не слушаю:
Ночь темна и немесячна,
Реки быстры, перевозов нет,
Леса темны, караулов нет…
Его
послушать надо бы,
Однако вахлаки
Так обозлились,
не дали
Игнатью слова вымолвить,
Особенно Клим Яковлев
Куражился: «Дурак же ты!..»
— А ты бы прежде выслушал… —
«Дурак же ты…»
— И все-то вы,
Я вижу, дураки!
— Сотский, староста
Мигали старику:
«Эй, покорись!»
Не слушает!
Я нейду и
не слушаю:
Ночь темна и немесячна,
Реки быстры, перевозов нет.
Крестьяне речь ту
слушали,
Поддакивали барину.
Павлуша что-то в книжечку
Хотел уже писать.
Да выискался пьяненький
Мужик, — он против барина
На животе лежал,
В глаза ему поглядывал,
Помалчивал — да вдруг
Как вскочит! Прямо к барину —
Хвать карандаш из рук!
— Постой, башка порожняя!
Шальных вестей, бессовестных
Про нас
не разноси!
Чему ты позавидовал!
Что веселится бедная
Крестьянская душа?
Прилетела в дом
Сизым голубем…
Поклонился мне
Свекор-батюшка,
Поклонилася
Мать-свекровушка,
Деверья, зятья
Поклонилися,
Поклонилися,
Повинилися!
Вы садитесь-ка,
Вы
не кланяйтесь,
Вы
послушайте.
Что скажу я вам:
Тому кланяться,
Кто сильней меня, —
Кто добрей меня,
Тому славу петь.
Кому славу петь?
Губернаторше!
Доброй душеньке
Александровне!
Г-жа Простакова (с веселым видом). Вот отец! Вот
послушать! Поди за кого хочешь, лишь бы человек ее стоил. Так, мой батюшка, так. Тут лишь только женихов пропускать
не надобно. Коль есть в глазах дворянин, малый молодой…
Митрофан. Нет, наш Адам Адамыч истории
не рассказывает; он, что я же, сам охотник
слушать.
Конечно, это мнение
не весьма умное, но как доказать это людям, которые настолько в себе уверены, что никаких доказательств
не слушают и
не принимают?
Но нищие ничего уже
не слушали.
— Мы щуку с яиц согнали, мы Волгу толокном замесили… — начали было перечислять головотяпы, но князь
не захотел и
слушать их.
— Ах, с Бузулуковым была история — прелесть! — закричал Петрицкий. — Ведь его страсть — балы, и он ни одного придворного бала
не пропускает. Отправился он на большой бал в новой каске. Ты видел новые каски? Очень хороши, легче. Только стоит он… Нет, ты
слушай.
Брат лег и ― спал или
не спал ― но, как больной, ворочался, кашлял и, когда
не мог откашляться, что-то ворчал. Иногда, когда он тяжело вздыхал, он говорил: «Ах, Боже мой» Иногда, когда мокрота душила его, он с досадой выговаривал: «А! чорт!» Левин долго
не спал,
слушая его. Мысли Левина были самые разнообразные, но конец всех мыслей был один: смерть.
Он видел, что старик повар улыбался, любуясь ею и
слушая ее неумелые, невозможные приказания; видел, что Агафья Михайловна задумчиво и ласково покачивала головой на новые распоряжения молодой барыни в кладовой, видел, что Кити была необыкновенно мила, когда она, смеясь и плача, приходила к нему объявить, что девушка Маша привыкла считать ее барышней и оттого ее никто
не слушает.
Слушая эти голоса, Левин насупившись сидел на кресле в спальне жены и упорно молчал на ее вопросы о том, что с ним; но когда наконец она сама, робко улыбаясь, спросила: «Уж
не что ли нибудь
не понравилось тебе с Весловским?» его прорвало, и он высказал всё; то, что он высказывал, оскорбляло его и потому еще больше его раздражало.
И Левина поразило то спокойное, унылое недоверие, с которым дети
слушали эти слова матери. Они только были огорчены тем, что прекращена их занимательная игра, и
не верили ни слову из того, что говорила мать. Они и
не могли верить, потому что
не могли себе представить всего объема того, чем они пользуются, и потому
не могли представить себе, что то, что они разрушают, есть то самое, чем они живут.
После обычных вопросов о желании их вступить в брак, и
не обещались ли они другим, и их странно для них самих звучавших ответов началась новая служба. Кити
слушала слова молитвы, желая понять их смысл, но
не могла. Чувство торжества и светлой радости по мере совершения обряда всё больше и больше переполняло ее душу и лишало ее возможности внимания.
Алексей Александрович
слушал ее теперь, и те выражения, которые прежде
не то что были неприятны ему, а казались излишними, теперь показались естественны и утешительны.
Левин боялся немного, что он замучает лошадей, особенно и левого, рыжего, которого он
не умел держать; но невольно он подчинялся его веселью,
слушал романсы, которые Весловский, сидя на козлах, распевал всю дорогу, или рассказы и представления в лицах, как надо править по-английски four in hand; [четверкой;] и они все после завтрака в самом веселом расположении духа доехали до Гвоздевского болота.
— Ну, а ты что делал? — спросила она, глядя ему в глаза, что-то особенно подозрительно блестевшие. Но, чтобы
не помешать ему всё рассказать, она скрыла свое внимание и с одобрительной улыбкой
слушала его рассказ о том, как он провел вечер.
Хотя Левин и
не интересовался биографией ученого, но невольно
слушал и узнал кое-что интересного и нового о жизни знаменитого ученого.
Но графиня Лидия Ивановна, всем до нее
не касавшимся интересовавшаяся, имела привычку никогда
не слушать того, что ее интересовало; она перебила Анну...
За чаем продолжался тот же приятный, полный содержания разговор.
Не только
не было ни одной минуты, чтобы надо было отыскивать предмет для разговора, но, напротив, чувствовалось, что
не успеваешь сказать того, что хочешь, и охотно удерживаешься,
слушая, что говорит другой. И всё, что ни говорили,
не только она сама, но Воркуев, Степан Аркадьич, — всё получало, как казалось Левину, благодаря ее вниманию и замечаниям, особенное значение.
Она посмотрела на него, очевидно
не слушая того, что он говорил.
Левин
слушал молча, и, несмотря на все усилия, которые он делал над собой, он никак
не мог перенестись в душу своего приятеля и понять его чувства и прелести изучения таких женщин.
Левин
слушал их и ясно видел, что ни этих отчисленных сумм, ни труб, ничего этого
не было и что они вовсе
не сердились, а что они были все такие добрые, славные люди, и так всё это хорошо, мило шло между ними.
Вронский
слушал внимательно, но
не столько самое содержание слов занимало его, сколько то отношение к делу Серпуховского, уже думающего бороться с властью и имеющего в этом свои симпатии и антипатии, тогда как для него были по службе только интересы эскадрона. Вронский понял тоже, как мог быть силен Серпуховской своею несомненною способностью обдумывать, понимать вещи, своим умом и даром слова, так редко встречающимся в той среде, в которой он жил. И, как ни совестно это было ему, ему было завидно.
«Он рассердится и
не станет вас
слушать», говорили они.
— Знаю я, что если тебя
слушать, перебила княгиня, — то мы никогда
не отдадим дочь замуж. Если так, то надо в деревню уехать.
— Ну да, ну да, — говорила Дарья Александровна,
слушая те самые аргументы, которые она сама себе приводила, и
не находя в них более прежней убедительности.
Левин
слушал и придумывал и
не мог придумать, что сказать. Вероятно, Николай почувствовал то же; он стал расспрашивать брата о делах его; и Левин был рад говорить о себе, потому что он мог говорить
не притворяясь. Он рассказал брату свои планы и действия.
Михайлов между тем, несмотря на то, что портрет Анны очень увлек его, был еще более рад, чем они, когда сеансы кончились и ему
не надо было больше
слушать толки Голенищева об искусстве и можно забыть про живопись Вронского.
Левину ясно было, что Свияжский знает такой ответ на жалобы помещика, который сразу уничтожит весь смысл его речи, но что по своему положению он
не может сказать этого ответа и
слушает не без удовольствия комическую речь помещика.
— Ах,
не слушал бы! — мрачно проговорил князь, вставая с кресла и как бы желая уйти, но останавливаясь в дверях. — Законы есть, матушка, и если ты уж вызвала меня на это, то я тебе скажу, кто виноват во всем: ты и ты, одна ты. Законы против таких молодчиков всегда были и есть! Да-с, если бы
не было того, чего
не должно было быть, я — старик, но я бы поставил его на барьер, этого франта. Да, а теперь и лечите, возите к себе этих шарлатанов.
Что бы он ни говорил, что бы ни предлагал, его
слушали так, как будто то, что он предлагает, давно уже известно и есть то самое, что
не нужно.
Левин
не слушал больше и ждал, когда уедет профессор.
Он даже забыл, где был, и,
не слушая того, что говорилось,
не спускал глаз с удивительного портрета.
Брат
слушал, но, очевидно,
не интересовался этим.