Неточные совпадения
— Что мне делается; живу, как старый кот на печке. Только вот ноги проклятые
не слушают. Другой раз точно на чужих ногах идешь… Ей-богу! Опять, тоже вот идешь по ровному месту, а левая нога начнет задирать и начнет задирать. Вроде как подымаешься по лестнице.
—
Послушай, да ты надолго ли к нам-то приехал? — спрашивал Бахарев, останавливаясь в дверях. — Болтаю, болтаю, а о главном-то и
не спрошу…
Привалов плохо
слушал Марью Степановну. Ему хотелось оглянуться на Надежду Васильевну, которая шла теперь рядом с Васильем Назарычем. Девушка поразила Привалова, поразила
не красотой, а чем-то особенным, чего
не было в других.
«Ох-хо-хо! Как бы эта Хина
не сплавила нашего жениха в другие руки, — думала Марья Степановна,
слушая медовые речи Заплатиной. — Придется ей, видно, браслетку подарить…»
— Не-ет… Вы думаете, что я дурак… пьян…
Послушай, Привалов, я… тебе вот что скажу…
Костя
не захотел меня
слушать, так доставайся хоть тебе!
— Ну, теперь начнется десять тысяч китайских церемоний, — проворчал Веревкин, пока Половодов жал руку Привалова и ласково заглядывал ему в глаза: — «Яснейший брат солнца… прозрачная лазурь неба…»
Послушай, Александр, я задыхаюсь от жары; веди нас скорее куда-нибудь в место
не столь отдаленное, но прохладное, и прикажи своему отроку подать чего-нибудь прохладительного…
—
Послушай, Тонечка: сделай как-нибудь так, чтобы Привалову
не было скучно бывать у нас. Понимаешь?
Оскар Филипыч в нескольких словах дал заметить Половодову, что ему в тонкости известно
не только все дело по опеке, но все его мельчайшие подробности и особенно слабые места. Половодов с возраставшим удивлением
слушал улыбавшегося немца и, наконец, проговорил...
Половодов затворил дверь в кабинет, раскурил сигару и приготовился
слушать дядюшку, которому в глубине души он все-таки
не доверял.
—
Послушайте, я вас познакомлю с Ляховским, — перебил Половодов,
не слушая больше дядюшки.
— Да
не ври ты, ради истинного Христа, — упрашивала Марья Степановна. — Так она тебя и стала
слушать!
Не из таких девка-то, с ней говори, да откусывай…
Привалов с особенным вниманием
слушал доктора. Он хотел видеть в нем того учителя, под влиянием которого развилась Надежда Васильевна, но, к своему сожалению, он
не нашел того, чего искал.
— Почему вы думаете, Антонида Ивановна, что я избегаю вашего общества? — спрашивал Привалов. — Наоборот, я с таким удовольствием
слушал ваше пение сейчас… Могу сказать откровенно, что никогда ничего подобного
не слышал.
—
Послушайте, Антонида Ивановна, — серьезно заговорил Привалов. — Я действительно глубоко уважаю Надежду Васильевну, но относительно женитьбы на ней и мысли у меня
не было.
«Дурак, дурак и дурак! — с бешенством думал Ляховский, совсем
не слушая Половодова. — Первому попавшемуся в глаза немчурке все разболтал… Это безумие! Ох,
не верю я вам, никому
не верю, ни одному вашему слову… Продадите, обманете, подведете…»
Надежда Васильевна,
не слушая болтовни Луки, торопливо шла уже в переднюю, где и встретилась лицом к лицу с самим Данилой Семенычем, который, очевидно, уже успел пропустить с приезда и теперь улыбался широчайшей, довольной улыбкой, причем его калмыцкие глаза совсем исчезали, превращаясь в узкие щели.
— Ты сиди пока здесь и
слушай, — просила девушка, — я боюсь, чтобы с папой
не сделалось дурно… Понял? Чуть что, сейчас же скажи мне.
— А я так думаю, Хиония Алексеевна, что этот ваш Привалов выеденного яйца
не стоит… Поживет здесь, получит наследство и преспокойнейшим образом уедет, как приехал сюда. Очень уж много говорят о нем — надоело
слушать…
—
Послушайте, Николай Иваныч, — мягко ответил Ляховский. — Отчего Сергей Александрыч сам
не хочет прийти ко мне?.. Мы, может быть, и столковались бы по этому делу.
— Но ведь я могла быть другим человеком, — продолжала Зося в каком-то полузабытьи,
не слушая Лоскутова. — Может быть, никто так сильно
не чувствует пустоту той жизни, какою я живу… Этой пустотой отравлены даже самые удовольствия… Если бы… Вам, может быть, скучно
слушать мою болтовню?
—
Послушайте… — едва слышно заговорила девушка, опуская глаза. — Положим, есть такая девушка, которая любит вас… а вы считаете ее пустой, светской барышней, ни к чему
не годной. Что бы вы ответили ей, если бы она сказала вам прямо в глаза: «Я знаю, что вы меня считаете пустой девушкой, но я готова молиться на вас… я буду счастлива собственным унижением, чтобы только сметь дышать около вас».
—
Послушайте, Игнатий Львович, — тихо заговорил старик, чувствуя, как вся кровь приливает к нему в голову. — Помните ли вы, как… Я
не желаю укорить вас этим, но…
—
Послушайте, доктор, ведь я
не умру?.. — шептала Зося,
не открывая глаз. — Впрочем, все доктора говорят это своим пациентам… Доктор, я была дурная девушка до сих пор… Я ничего
не делала для других…
Не дайте мне умереть, и я переменюсь к лучшему. Ах, как мне хочется жить… доктор, доктор!.. Я раньше так легко смотрела на жизнь и людей… Но жизнь так коротка, — как жизнь поденки.
— Нет,
слушай дальше… Предположим, что случилось то же с дочерью. Что теперь происходит?.. Сыну родители простят даже в том случае, если он
не женится на матери своего ребенка, а просто выбросит ей какое-нибудь обеспечение. Совсем другое дело дочь с ее ребенком… На нее обрушивается все: гнев семьи, презрение общества. То, что для сына является только неприятностью, для дочери вечный позор… Разве это справедливо?
—
Послушай, папа… я никогда и ни о чем
не просила тебя, — заговорила она, и чарующая нежность зазвенела в ее дрожащем голосе. — Мы расстаемся, может быть, навсегда… Еще раз прошу тебя — успокойся…
— Оставь, пожалуйста… Право, мне
не интересно
слушать про ваши дела. У меня голова болит…
— Нет, ты
слушай… Если бы Привалов уехал нынче в Петербург, все бы дело наше вышло швах: и мне, и Ляховскому, и дядюшке — шах и мат был бы. Помнишь, я тебя просил в последний раз во что бы то ни стало отговорить Привалова от такой поездки, даже позволить ему надеяться… Ха-ха!.. Я
не интересуюсь, что между вами там было, только он остался здесь, а вместо себя послал Nicolas. Ну, и просолил все дело!
—
Послушай, Сергей, — остановил Привалова Бахарев, когда тот направился к выходу. — Отчего же ты к нашим
не заедешь? Я про стариков говорю…
—
Не понимаю,
не понимаю… — заговорил он глухим голосом. —
Послушайте, может быть, Веревкин продал вас?..
—
Не понимаете?.. Сейчас поймете!.. О, это все устроил Половодов; я, собственно,
не виноват ни душой, ни телом.
Послушайте, Сергей Александрыч, никогда и ни одному слову Половодова
не верьте… Это все он устроил — и меня подвел, и вас погубил.
Надежда Васильевна с ужасом
слушала этот сумасшедший бред и сама начинала чувствовать, что недалека от сумасшествия. Галлюцинации мужа передавались ей: это был первый шаг к сумасшествию. Она
не знала, что ей делать и как отнестись к этим галлюцинациям мужа, которые стали повторяться. Когда она рассказала все доктору, он внимательно ее выслушал и задумчиво проговорил...
«Я никогда
не любил жену… — думал Привалов,
слушая этот бред. — А вот человек, который действительно отдал ей все, что может отдать человек».
— И должность свою бросишь, и за Верочкой я тебе ничего
не дам, — продолжал старик,
не слушая Веревкина, — сам знаешь, что чужая денежка впрок нейдет, а наживай свою.
Неточные совпадения
Осип (выходит и говорит за сценой).Эй,
послушай, брат! Отнесешь письмо на почту, и скажи почтмейстеру, чтоб он принял без денег; да скажи, чтоб сейчас привели к барину самую лучшую тройку, курьерскую; а прогону, скажи, барин
не плотит: прогон, мол, скажи, казенный. Да чтоб все живее, а
не то, мол, барин сердится. Стой, еще письмо
не готово.
Послушайте, Иван Кузьмич, нельзя ли вам, для общей нашей пользы, всякое письмо, которое прибывает к вам в почтовую контору, входящее и исходящее, знаете, этак немножко распечатать и прочитать:
не содержится ли нем какого-нибудь донесения или просто переписки.
Артемий Филиппович. Смотрите, чтоб он вас по почте
не отправил куды-нибудь подальше.
Слушайте: эти дела
не так делаются в благоустроенном государстве. Зачем нас здесь целый эскадрон? Представиться нужно поодиночке, да между четырех глаз и того… как там следует — чтобы и уши
не слыхали. Вот как в обществе благоустроенном делается! Ну, вот вы, Аммос Федорович, первый и начните.
Хлестаков.
Послушай, любезный, там мне до сих пор обеда
не приносят, так, пожалуйста, поторопи, чтоб поскорее, — видишь, мне сейчас после обеда нужно кое-чем заняться.
Я раз
слушал его: ну, покамест говорил об ассириянах и вавилонянах — еще ничего, а как добрался до Александра Македонского, то я
не могу вам сказать, что с ним сделалось.