Неточные совпадения
Серьезное лицо Александры Григорьевны приняло еще более серьезное выражение. Она стороной слышала, что у полковника
были деньжонки, но что он, как человек, добывавший каждую копейку кровавым трудом,
был страшно на них скуп. Она вознамерилась, на этот предмет, дать ему
маленький урок и блеснуть перед ним собственным великодушием.
— Прощай, мой ангел! — обратилась она потом к Паше. — Дай я тебя перекрещу, как перекрестила бы тебя родная мать; не
меньше ее желаю тебе счастья. Вот, Сергей, завещаю тебе отныне и навсегда, что ежели когда-нибудь этот мальчик, который со временем
будет большой, обратится к тебе (по службе ли, с денежной ли нуждой), не смей ни минуты ему отказывать и сделай все, что
будет в твоей возможности, — это приказывает тебе твоя мать.
Полковник
был от души рад отъезду последнего, потому что мальчик этот, в самом деле, оказался ужасным шалуном: несмотря на то, что все-таки
был не дома, а в гостях, он успел уже слазить на все крыши, отломил у коляски дверцы, избил
маленького крестьянского мальчишку и, наконец, обжег себе в кузнице страшно руку.
Детей у них
была одна дочь,
маленькая еще девочка, и два сына, которых они готовились отдать в первоклассные училища.
За это он сослан
был под присмотр полиции в
маленький уездный городишко, что в переводе значило: обречен
был на голодную смерть!
Поверхность воды
была бы совершенно гладкая, если бы на ней то тут, то там не появлялись беспрестанно
маленькие кружки, которые расходились все больше и больше, пока не пропадали совсем, а на место их появлялся новый кружок.
— Это вот квартира вам, — продолжал полковник, показывая на комнату: — а это вот человек при вас останется (полковник показал на Ваньку);
малый он у меня смирный; Паша его любит; служить он вам
будет усердно.
Читатель, вероятно, и не подозревает, что Симонов
был отличнейший и превосходнейший
малый: смолоду красивый из себя, умный и расторопный, наконец в высшей степени честный я совершенно не пьяница, он, однако, прошел свой век незаметно, и даже в полку, посреди других солдат, дураков и воришек, слыл так себе только за сносно хорошего солдата.
Театр, может
быть, потому и удовлетворяет вкусам всех, что соединяет в себе что-то очень большое с чем-то
маленьким, игрушечным.
Павел начал
петь свои арии с чувством, но заметно уклоняясь от всяких законов музыки, так что Видостан неоднократно ему кричал: «Постойте, барин, постойте — куда ушли?»
Маленький Шишмарев, как канареечка, сразу же и очень мило пропел все, что ему следовало.
— Да это что же?.. Все равно! — отвечал jeune-premier, совершенно не поняв того, что сказал ему Николай Силыч: он
был малый красивый, но глуповатый.
«Ну, бог с ним, в первый еще раз эта
маленькая подкупочка учителям
будет!» — подумал полковник и разрешил сыну.
— Ну, так мы очень
были вхожи с покойной маменькой в доме княгини, и я еще
маленькою видела вашу суженую.
Это
было несколько обидно для его самолюбия; но, к счастью, кадет оказался презабавным
малым: он очень ловко (так что никто и не заметил) стащил с вазы апельсин, вырезал на нем глаза, вытянул из кожи нос, разрезал рот и стал апельсин слегка подавливать; тот при этом точь-в-точь представил лицо человека, которого тошнит.
— Весь он у меня, братец, в мать пошел: умная ведь она у меня
была, но тоже этакая пречувствительная и претревожная!.. Вот он тоже
маленьким болен сделался; вдруг вздумала: «Ай, батюшка, чтобы спасти сына от смерти, пойду сама в Геннадьев монастырь пешком!..» Сходила, надорвалась, да и жизнь кончила, так разве бог-то требует того?!
— Еще бы!.. — проговорила княгиня. У ней всегда
была маленькая наклонность к придворным известиям, но теперь, когда в ней совершенно почти потухли другие стремления, наклонность эта возросла у ней почти в страсть. Не щадя своего хилого здоровья, она всюду выезжала, принимала к себе всевозможных особ из большого света, чтобы хоть звук единый услышать от них о том, что там происходит.
— А именно — например, Лоренцо, монах, францисканец, человек совершенно уже бесстрастный и обожающий одну только природу!.. Я, пожалуй, дам вам
маленькое понятие, переведу несколько намеками его монолог… — прибавил Неведомов и, с заметным одушевлением встав с своего дивана, взял одну из книг Шекспира и развернул ее. Видимо, что Шекспир
был самый любимый поэт его.
— Как что же? — перебил его Неведомов. — Поэзия, в самых смелых своих сравнениях и метафорах, все-таки должна иметь здравый человеческий смысл. У нас тоже, — продолжал он, видимо, разговорившись на эту тему, —
были и
есть своего рода
маленькие Викторы Гюго, без свойственной, разумеется, ему силы.
— А, это уж, видно, такая повальная на всех! — произнес насмешливо Салов. — Только у одних народов, а именно у южных, как, например, у испанцев и итальянцев, она больше развивается, а у северных
меньше. Но не в этом дело: не
будем уклоняться от прежнего нашего разговора и станем говорить о Конте. Вы ведь его не читали? Так, да? — прибавил он ядовито, обращаясь к Неведомову.
— Какой славный
малый, какой отличный, должно
быть! — продолжал Замин совершенно искренним тоном. — Я тут иду, а он сидит у ворот и песню мурлыкает. Я говорю: «Какую ты это песню
поешь?» — Он сказал; я ее знаю. «Давай, говорю, вместе
петь». — «Давайте!» — говорит… И начали… Народу что собралось — ужас! Отличный
малый, должно
быть… бесподобный!
—
Были у нас в городе вольтижеры, — говорила она ему, — только у них
маленький этот мальчик, который прыгает сквозь обручи и сквозь бочку, как-то в середину-то бочки не попал, а в край ее головой ударился, да так как-то пришлось, что прямо теменным швом: череп-то весь и раскололся, мозг-то и вывалился!..
Но еще хорошо, что нянька у него отличнейшая женщина
была, еще за
маленьким за ним ходила!..
Павел на другой же день обошел всех своих друзей, зашел сначала к Неведомову. Тот по-прежнему
был грустен, и хоть Анна Ивановна все еще жила в номерах, но он, как сам признался Павлу, с нею не видался. Потом Вихров пригласил также и Марьеновского, только что возвратившегося из-за границы, и двух веселых
малых, Петина и Замина. С Саловым он уже больше не видался.
Ему хотелось и приятно
было погордиться ею перед приятелями: существенного недостатка ее, состоящего в
малом образовании, они, вероятно, не заметят, а наружности она
была прекрасной; точно так же и перед ней он хотел похвастаться приятелями или, по крайней мере, умом их.
— Да бедных почесть и нет,
есть многосемейные только, с
малыми детьми; ну, тем — известно — потяжельше!
Часу в двенадцатом обыкновенно бывшая ключница генеральши, очень чопорная и в чепце старушка, готовила ему кофе, а молодая горничная, весьма миловидная из себя девушка, в чистеньком и с перетянутой талией холстинковом платье, на
маленьком подносе несла ему этот кофе; и когда входила к барину, то модно и слегка кланялась ему: вся прислуга у Александры Григорьевны
была преловкая и превыдержанная.
Мастеровой еще раным-ранехонько притащил на другой день леса, подмостил их, и с
маленькой кисточкой в руках и с черепком, в котором распущена
была краска, взлез туда и, легши вверх лицом, стал подправлять разных богов Олимпа.
Когда он принялся работать, то снял свой синий кафтан и оказался в красной рубахе и плисовых штанах. Обивая в гостиной мебель и ползая на коленях около кресел, он весьма тщательно расстилал прежде себе под ноги тряпку. Работая, он обыкновенно набивал себе полнехонек рот
маленькими обойными гвоздями и при этом очень спокойно, совершенно полным голосом, разговаривал, как будто бы у него во рту ничего не
было. Вихров заметил ему однажды, что он может подавиться.
Оклеить стены обоями он тоже взял на себя и для этого пришел уже в старой синей рубахе и привел подсоблять себе жену и
малого сынишку; те у него заменяли совсем мастеровых, и по испуганным лицам их и по быстроте, с которой они исполняли все его приказания, видно
было, что они страшно его боялись.
Павел начал уж чувствовать
маленький холодный трепет во всем теле, и нос ему
было больно; наконец, они выехали из лесу; по сторонам стали мелькать огоньки селений; между ними скоро мелькнул и огонек из Перцовского дома.
Этого
маленького разговора совершенно
было достаточно, чтобы все ревнивое внимание Клеопатры Петровны с этой минуты устремилось на
маленький уездный город, и для этой цели она даже завела шпионку, старуху-сыромасленицу, которая, по ее приказаниям, почти каждую неделю шлялась из Перцова в Воздвиженское, расспрашивала стороной всех людей, что там делается, и доносила все Клеопатре Петровне, за что и получала от нее масла и денег.
Барин наш терпел, терпел, — и только раз, когда к нему собралась великая компания гостей, ездили все они медведя поднимать, подняли его, убили, на радости, без сумнения, порядком
выпили; наконец, после всего того, гости разъехались, остался один хозяин дома, и скучно ему: разговоров иметь не с кем, да и голова с похмелья болит; только вдруг докладывают, что священник этот самый пришел там за каким-то дельцем
маленьким…
— Очень уж велика!.. Могла бы
быть и
меньше! — подхватил Вихров. — Ну, а еще какой-нибудь другой истории любви, Гаврило Емельяныч, не знаешь ли? — прибавил он.
—
Было, что она последнее время амуры свои повела с одним неслужащим дворянином, высокий этакий, здоровый, а дурашный и смирный
малый, — и все она, изволите видеть, в кухне у себя свиданья с ним имела: в горнице она горничных боялась, не доверяла им, а кухарку свою приблизила по тому делу к себе; только мужу про это кто-то дух и дал.
В необразованном, пошловатом провинциальном мирке они
были почти единственными представителями и отголосками того
маленького ручейка мысли повозвышеннее, чувств поблагороднее и стремлений попоэтичнее, который в то время так скромно и почти таинственно бежал посреди грубой и, как справедливо выражался Вихров, солдатским сукном исполненной русской жизни.
Если бы Клеопатра Петровна обухом ударила Вихрова по голове, то
меньше бы его удивила, чем этими словами. Первая мысль его при этом
была, что ответствен ли он перед этой женщиной, и если ответствен, то насколько. Он ее не соблазнял, она сама почти привлекла его к себе; он не отнимал у нее доброго имени, потому что оно раньше у нее
было отнято. Убедившись таким образом в правоте своей, он решился высказать ей все прямо: выпитое шампанское много помогло ему в этом случае.
Отправив все это в городе на почту, Вихров проехал затем в погребок, который состоял всего из одной только
маленькой и грязной комнатки, но тем не менее пользовался большою известностью во всем уезде: не
было, я думаю, ни одного чиновника, ни одного помещика, который бы хоть раз в жизни не пивал в этом погребке, в котором и устроено
было все так, что ничего другого нельзя
было делать, как только
пить: сидеть можно
было только около единственного стола, на котором всегда обыкновенно
пили, и съесть чего-нибудь можно
было достать такого, что возбуждает жажду
пить, каковы: селедка, икра…
Для наших друзей хозяин простер свою любезность до того, что в своем собственном самоваре приготовлял им глинтвейн, которым они в настоящее время заменили жженку, так как с ним
было меньше возни и он не так
был приторен.
После ужина их отвели в гостиницу и каждому хотели
было дать по отдельной комнате; но богомольцы наши разместились так, что Захаревский с дочерью заняли
маленькое отделение, а Живин и Вихров легли в одной комнате.
Оказалось потом, что это
была маленькая и крошечная птичка — бекас; перепачканная в своей собственной крови, она еще трепетала.
— Нет, жаль! — сказал Вихров (он особенно
был как-то на этот раз в добром и миротворном расположении духа). —
Малый умный, даровитый, — продолжал он, — и тоже в своем роде идеалист.
После Декабрьского восстания 1825 года кружок Петрашевского
был самым крупным проявлением протеста против самодержавно-крепостнического строя.], все молодежь, пересажали всех в крепость; тебе тоже, говорят,
маленькая неприятность выходит.
— Потом-с, — продолжал Абреев, — я, конечно, подыму все мои
маленькие ресурсы, чтобы узнать, в чем тут дело, но я существо весьма не всемогущее, может
быть, мне и не удастся всего для вас сделать, что можно бы, а потому, нет ли у вас еще кого-нибудь знакомых, которых вы тоже поднимете в поход за себя?
Видневшаяся мне в окно часть города показалась противною; идущие и едущие людишки, должно
быть,
были ужасная все дрянь; лошаденки у извозчиков преплохие; церкви все какие-то
маленькие.
По всему
было заметно, что Илариону Захаревскому тяжело
было слышать эти слова брата и стыдно меня; он переменил разговор и стал расспрашивать меня об деревне моей и, между прочим, объявил мне, что ему писала обо мне сестра его, очень милая девушка, с которой, действительно, я встречался несколько раз; а инженер в это время распорядился ужином и в своей
маленькой, но прелестной столовой угостил нас отличными стерлядями и шампанским.
— Может
быть, никогда и ничем не кончится, — отвечала Юлия опять с
маленькою судоргою в лице.
Вскоре после того приехал доктор. Оказалось, что это
был маленький Цапкин, который переменился только тем, что отпустил подлиннее свои бакенбарды… С Вихровым он сделал вид, что как будто бы и знаком не
был, но тот не удержался и напомнил ему.
Потом Вихров через несколько минут осмелился взглянуть в сторону могилы и увидел, что гроб уж
был вынут, и мужики несли его. Он пошел за ними.
Маленький доктор, все время стоявший с сложенными по-наполеоновски руками на окраине могилы и любовавшийся окрестными видами, тоже последовал за ними.
Он
был без сюртука, с засученными рукавами рубашки, в кожаном переднике, с
пилой и с ножом в руках; несмотря на свой
маленький рост, он в этом виде сделался даже немного страшен.
Беспрестанное повторение Парфеном слов: ваше высокоблагородие, ваше благословение, вдетая у него в ухе сережка, наконец какой-то щеголеватого покроя кафтан и надетые на ноги старые резиновые калоши — дали Вихрову мысль, что он не простой
был деревенский
малый.