Неточные совпадения
Вся картина, которая рождается при
этом в воображении автора, носит на себе чисто уж исторический характер: от деревянного, во вкусе итальянских вилл, дома остались теперь одни только развалины; вместо сада,
в котором некогда были и подстриженные деревья, и гладко убитые дорожки, вам представляются группы бестолково растущих деревьев;
в левой стороне сада, самой поэтической, где прежде устроен был «Парнас»,
в последнее
время один аферист построил винный завод; но и аферист уж
этот лопнул, и завод его стоял без окон и без дверей — словом, все, что было делом рук человеческих,
в настоящее
время или полуразрушилось, или совершенно было уничтожено, и один только созданный богом вид на подгородное озеро, на самый городок, на идущие по другую сторону озера луга, — на которых, говорят, охотился Шемяка, — оставался по-прежнему прелестен.
— Прощай, мой ангел! — обратилась она потом к Паше. — Дай я тебя перекрещу, как перекрестила бы тебя родная мать; не меньше ее желаю тебе счастья. Вот, Сергей, завещаю тебе отныне и навсегда, что ежели когда-нибудь
этот мальчик, который со
временем будет большой, обратится к тебе (по службе ли, с денежной ли нуждой), не смей ни минуты ему отказывать и сделай все, что будет
в твоей возможности, —
это приказывает тебе твоя мать.
Захаревский около
этого времени сделан был столоначальником и, как подчиненный, часто бывал у исправника
в доме; тот наконец вздумал удалить от себя свою любовницу...
— Да! — возразила Александра Григорьевна, мрачно нахмуривая брови. — Я, конечно, никогда не позволяла себе роптать на промысл божий, но все-таки
в этом случае воля его казалась мне немилосердна…
В первое
время после смерти мужа, мне представлялось, что неужели
эта маленькая планетка-земля удержит меня, и я не улечу за ним
в вечность!..
Гораздо уже
в позднейшее
время Павел узнал, что
это топанье означало площадку лестницы, которая должна была проходить
в новом доме Еспера Иваныча, и что сам господин был даровитейший архитектор, академического еще воспитания, пьянчуга, нищий, не любимый ни начальством, ни публикой.
Павел, все
это время ходивший по коридору и повторявший умственно и, если можно так выразиться, нравственно свою роль, вдруг услышал плач
в женской уборной. Он вошел туда и увидел, что на диване сидел, развалясь, полураздетый из женского костюма Разумов, а на креслах маленький Шишмарев, совсем еще не одетый для Маруси. Последний заливался горькими слезами.
Вот что забавляло теперь
этого человека. Анна Гавриловна очень хорошо
это понимала, и хоть у ней кровью сердце обливалось, но она все-таки продолжала его забавлять подобным образом. Мари, все
время, видимо, кого-то поджидавшая, вдруг как бы вся превратилась
в слух. На дворе послышался легкий стук экипажа.
Мари, Вихров и m-me Фатеева
в самом деле начали видаться почти каждый день, и между ними мало-помалу стало образовываться самое тесное и дружественное знакомство. Павел обыкновенно приходил к Имплевым часу
в восьмом; около
этого же
времени всегда приезжала и m-me Фатеева. Сначала все сидели
в комнате Еспера Иваныча и пили чай, а потом он вскоре после того кивал им приветливо головой и говорил...
В продолжение
этого времени в церковь пришли две молоденькие девушки, очень хорошенькие собой; они сейчас же почти на первого на Павла взглянули как-то необыкновенно внимательно и несколько даже лукаво.
— А о чем же? — возразил
в свою очередь Павел. — Я, кажется, — продолжал он грустно-насмешливым голосом, — учился
в гимназии, не жалея для
этого ни
времени, ни здоровья — не за тем, чтобы потом все забыть?
— Ужасная! — отвечал Абреев. — Он жил с madame Сомо. Та бросила его, бежала за границу и оставила триста тысяч векселей за его поручительством… Полковой командир два года спасал его, но последнее
время скверно вышло: государь узнал и велел его исключить из службы… Теперь его, значит, прямо
в тюрьму посадят…
Эти женщины, я вам говорю, хуже змей жалят!.. Хоть и говорят, что денежные раны не смертельны, но благодарю покорно!..
Полковник, начавший последнее
время почти притрухивать сына, на
это покачал только головой и вздохнул; и когда потом проводил, наконец, далеко еще не оправившегося Павла
в Москву, то горести его пределов не было: ему казалось, что у него нет уже больше сына, что тот умер и ненавидит его!.. Искаженное лицо солдата беспрестанно мелькало перед глазами старика.
Павлу тогда и
в голову не приходило, что он
в этом старике найдет себе со
временем,
в одну из труднейших минут своей жизни, самого верного и преданного друга.
Все, что он на
этот раз встретил у Еспера Иваныча, явилось ему далеко не
в прежнем привлекательном виде:
эта княгиня, чуть живая, едущая на вечер к генерал-губернатору, Еспер Иваныч, забавляющийся игрушками, Анна Гавриловна, почему-то начавшая вдруг говорить о нравственности, и наконец
эта дрянная Мари, думавшая выйти замуж за другого и
в то же
время, как справедливо говорит Фатеева, кокетничавшая с ним.
Павел велел дать себе умываться и одеваться
в самое лучшее платье. Он решился съездить к Мари с утренним визитом, и его
в настоящее
время уже не любовь, а скорее ненависть влекла к
этой женщине. Всю дорогу от Кисловки до Садовой, где жила Мари, он обдумывал разные дерзкие и укоряющие фразы, которые намерен был сказать ей.
Он чувствовал некоторую неловкость сказать об
этом Мари;
в то же
время ему хотелось непременно сказать ей о том для того, чтобы она знала, до чего она довела его, и Мари, кажется, поняла
это, потому что заметно сконфузилась.
— Да-с, недурно, — подтвердил и Неведомов. — Шекспир есть высочайший и,
в то же
время, реальнейший поэт —
в этом главная сила его!
Герой мой вышел от профессора сильно опешенный. «
В самом деле мне, может быть, рано еще писать!» — подумал он сам с собой и решился пока учиться и учиться!.. Всю
эту проделку с своим сочинением Вихров тщательнейшим образом скрыл от Неведомова и для
этого даже не видался с ним долгое
время. Он почти предчувствовал, что тот тоже не похвалит его творения, но как только
этот вопрос для него, после беседы с профессором, решился, так он сейчас же и отправился к приятелю.
Неведомов встал, вышел
в коридор и послал человека к Салову. Через несколько
времени,
в комнату вошел — небольшого роста, но чрезвычайно, должно быть, юрковатый студент
в очках и с несколько птичьей и как бы проникающей вас физиономией, —
это был Салов. Неведомов сейчас же познакомил с ним Вихрова.
Павел, как мы видели, несколько срезавшийся
в этом споре, все остальное
время сидел нахмурившись и насупившись; сердце его гораздо более склонялось к тому, что говорил Неведомов; ум же, — должен он был к досаде своей сознаться, — был больше на стороне Салова.
И Салов, делая явно при всех гримасу, ходил к ней, а потом, возвращаясь и садясь, снова повторял
эту гримасу и
в то же
время не забывал показывать головой Павлу на Неведомова и на его юную подругу и лукаво подмигивать.
Во все
это время Анна Ивановна, остававшаяся одна, по
временам взглядывала то на Павла, то на Неведомова. Не принимая, конечно, никакого участия
в этом разговоре, она собиралась было уйти к себе
в комнату; но вдруг, услышав шум и голоса у дверей, радостно воскликнула...
Вне
этой сферы,
в практической жизни, с героем моим
в продолжение
этого времени почти ничего особенного не случилось, кроме разве того, что он еще больше возмужал и был из весьма уже немолодых студентов.
Любовь к Мари
в герое моем не то чтобы прошла совершенно, но она как-то замерла и осталась
в то же
время какою-то неудовлетворенною, затаенною и оскорбленною, так что ему вспоминать об Мари было больно, грустно и досадно; он лучше хотел думать, что она умерла, и на
эту тему, размечтавшись
в сумерки, писал даже стихи...
Барышня между тем, посаженная рядом с ним, проговорила вслух, как бы ни к кому собственно не относясь, но
в то же
время явно желая, чтобы Павел
это слышал...
Госпожа Татьяна
эта, я уверен,
в то
время, как встретилась с Онегиным на бале, была
в замшевых башмаках — ну, и ему она могла показаться и светской, и неприступной, но как же поэт-то не видел тут обмана и увлечения?
Выйдя на двор, гостьи и молодой хозяин сначала направились
в яровое поле, прошли его, зашли
в луга, прошли все луга, зашли
в небольшой перелесок и тот весь прошли.
В продолжение всего
этого времени, m-lle Прыхина беспрестанно уходила то
в одну сторону, то
в другую, видимо, желая оставлять Павла с m-me Фатеевой наедине. Та вряд ли даже,
в этом случае, делала ей какие-либо особенные откровенности, но она сама догадалась о многом: о,
в этом случае m-lle Прыхина была преопытная и предальновидная!
Чтобы больше было участвующих, позваны были и горничные девушки. Павел, разумеется, стал
в пару с m-me Фатеевой. М-lle Прыхина употребляла все старания, чтобы они все
время оставались
в одной паре. Сама, разумеется, не ловила ни того, ни другую, и даже, когда горничные горели, она придерживала их за юбки, когда тем следовало бежать. Те, впрочем, и сами скоро догадались, что молодого барина и приезжую гостью разлучать между собою не надобно;
это даже заметил и полковник.
Как некогда Христос сказал рабам и угнетенным: «Вот вам религия, примите ее — и вы победите с нею целый мир!», — так и Жорж Занд говорит женщинам: «Вы — такой же человек, и требуйте себе
этого в гражданском устройстве!» Словом, она представительница и проводница
в художественных образах известного учения эмансипации женщин, которое стоит рядом с учением об ассоциации, о коммунизме, и по которым уж, конечно, миру предстоит со
временем преобразоваться.
Он, должно быть,
в то
время, как я жила
в гувернантках, подсматривал за мною и знал все, что я делаю, потому что, когда у Салова мне начинало делаться нехорошо, я писала к Неведомову потихоньку письмецо и просила его возвратить мне его дружбу и уважение, но он мне даже и не отвечал ничего на
это письмо…
— Ну, а
эта госпожа не такого сорта, а
это несчастная жертва, которой, конечно, камень не отказал бы
в участии, и я вас прошу на будущее
время, — продолжал Павел несколько уже и строгим голосом, — если вам кто-нибудь что-нибудь скажет про меня, то прежде, чем самой страдать и меня обвинять, расспросите лучше меня. Угодно ли вам теперь знать,
в чем было вчера дело, или нет?
— Не слепой быть, а, по крайней мере, не выдумывать, как делает
это в наше
время одна прелестнейшая из женщин, но не
в этом дело:
этот Гомер написал сказание о знаменитых и достославных мужах Греции, описал также и богов ихних, которые беспрестанно у него сходят с неба и принимают участие
в деяниях человеческих, — словом, боги у него низводятся до людей, но зато и люди, герои его, возводятся до богов; и
это до такой степени, с одной стороны, простое, а с другой — возвышенное создание, что даже полагали невозможным, чтобы
это сочинил один человек, а думали, что
это песни целого народа, сложившиеся
в продолжение веков, и что Гомер только собрал их.
— Я не слыхал
этого, — произнес он, и
в то же
время физиономия его как будто добавила: «Не слыхал вздору этакого».
«Cher ангельчик! — начинала она
это письмо, —
в то
время, как ты утопаешь
в море твоего счастия, я хочу нанести тебе крошечный, едва чувствительный для тебя удар, но
в котором заранее прошу у тебя извинения.
Разговор на несколько
времени приостановился. Павел стал глядеть на Москву и на виднеющиеся
в ней, почти на каждом шагу, церкви и колокольни. По его кипучей и рвущейся еще к жизни натуре все
это как-то не имело теперь для него никакого значения; а между тем для Неведомова скоро будет все
в этом заключаться, и Павлу стало жаль приятеля.
«Стоило затевать всю
эту историю, так волноваться и страдать, чтобы все
это подобным образом кончилось!» — думал он. Надобно оказать, что вышедший около
этого времени роман Лермонтова «Герой нашего
времени» и вообще все стихотворения
этого поэта сильно увлекали университетскую молодежь. Павел тоже чрезвычайно искренне сочувствовал многим его лирическим мотивам и, по преимуществу, — мотиву разочарования.
В настоящем случае он не утерпел и продекламировал известное стихотворение Лермонтова...
Павел кончил курс кандидатом и посбирывался ехать к отцу: ему очень хотелось увидеть старика, чтобы покончить возникшие с ним
в последнее
время неудовольствия; но одно обстоятельство останавливало его
в этом случае:
в тридцати верстах от их усадьбы жила Фатеева, и Павел очень хорошо знал, что ни он, ни она не утерпят, чтобы не повидаться, а
это может узнать ее муж — и пойдет прежняя история.
Чтобы кататься по Москве к Печкину,
в театр,
в клубы, Вихров нанял помесячно от Тверских ворот лихача, извозчика Якова, ездившего на чистокровных рысаках; наконец, Павлу захотелось съездить куда-нибудь и
в семейный дом; но к кому же? Эйсмонды были единственные
в этом роде его знакомые. Мари тоже очень разбогатела: к ней перешло все состояние Еспера Иваныча и почти все имение княгини. Муж ее был уже генерал, и они
в настоящее
время жили
в Парке, на красивой даче.
Павел, когда он был гимназистом, студентом, все ей казался еще мальчиком, но теперь она слышала до мельчайших подробностей его историю с m-me Фатеевой и поэтому очень хорошо понимала, что он — не мальчик, и особенно, когда он явился
в настоящий визит таким красивым, умным молодым человеком, — и
в то же
время она вспомнила, что он был когда-то ее горячим поклонником, и ей стало невыносимо жаль
этого времени и ужасно захотелось заглянуть кузену
в душу и посмотреть, что теперь там такое.
Он тогда еще был очень красивый кирасирский офицер,
в белом мундире, и я бог знает как обрадовалась
этому сватанью и могу поклясться перед богом, что первое
время любила моего мужа со всею горячностью души моей; и когда он вскоре после нашей свадьбы сделался болен, я, как собачонка, спала, или, лучше сказать, сторожила у его постели.
Это люди, может быть, немного и выше стоящие их среды, но главное — ничего не умеющие делать для русской жизни: за неволю они все
время возятся с женщинами, влюбляются
в них, ломаются над ними; точно так же и мы все, университетские воспитанники…
— И Неведомова позовите, — продолжал Салов, и у него
в воображении нарисовалась довольно приятная картина, как Неведомов, человек всегда строгий и откровенный
в своих мнениях, скажет Вихрову: «Что такое, что такое вы написали?» — и как у того при
этом лицо вытянется, и как он свернет потом тетрадку и ни слова уж не пикнет об ней; а
в то же
время приготовлен для слушателей ужин отличный, и они, упитавшись таким образом вкусно, ни слова не скажут автору об его произведении и разойдутся по домам, — все
это очень улыбалось Салову.
Ванька вспомнил, что
в лесу
этом да и вообще
в их стороне волков много, и страшно струсил при
этой мысли: сначала он все Богородицу читал, а потом стал гагайкать на весь лес, да как будто бы человек десять кричали, и
в то же
время что есть духу гнал лошадь, и таким точно способом доехал до самой усадьбы; но тут сообразил, что Петр, пожалуй, увидит, что лошадь очень потна, — сам сейчас разложил ее и, поставив
в конюшню, пошел к барину.