Неточные совпадения
— Так! — сказал Павел. Он совершенно понимал
все, что говорил ему дядя. — А отчего, скажи, дядя, чем день иногда
бывает ясней и светлей и чем больше я смотрю на солнце, тем мне тошней становится и кажется, что между солнцем и мною
все мелькает тень покойной моей матери?
Затем отпер их и отворил перед Вихровыми дверь. Холодная, неприятная сырость пахнула на них. Стены в комнатах были какого-то дикого и мрачного цвета; пол грязный и покоробившийся; но больше
всего Павла удивили подоконники: они такие были широкие, что он на них мог почти улечься поперек; он никогда еще во
всю жизнь свою не
бывал ни в одном каменном доме.
— Когда вот дяденьке-то
бывает получше немножко, — вмещалась в разговор Анна Гавриловна, обращаясь к Павлу, — так такие начнут они разговоры между собою вести:
все какие-то одеялы, да твердотеты-факультеты, что я ничего и не понимаю.
— Завтрашний день-с, — начал он, обращаясь к Павлу и стараясь придать как можно более строгости своему голосу, — извольте со мной ехать к Александре Григорьевне… Она мне
все говорит: «Сколько, говорит, раз сын ваш
бывает в деревне и ни разу у меня не был!» У нее сын ее теперь приехал, офицер уж!.. К исправнику тоже
все дети его приехали; там пропасть теперь молодежи.
— Тут
все дело в ревности, — начал Постен с прежней улыбкой и, по-видимому, стараясь придать
всему разговору несколько легкий оттенок. — Когда Клеопатра Петровна переехала в деревню, я тоже в это время был в своем имении и, разумеется, как сосед,
бывал у нее; она так была больна, так скучала…
— Нет, не
бывал!.. В Новоселках, когда он жил у себя в деревне, захаживал к нему; сколько раз ему отседова книг, по его приказанью, высылал!.. Барин важный!.. Только вот, поди ты:
весь век с ключницей своей, словно с женой какой, прожил.
Я с пятидесяти годов только стал ночи спать, а допрежь того
все,
бывало, подушки вертятся под головой; ну, а тут тоже деньжонок-то поприобрел и стар тоже уж становлюсь.
Потом осень, разделка им начнется: они
все свои прогулы и нераденье уж и забыли, и давай только ему денег больше и помни его услуги; и тут я, — может быть, вы не поверите, — а я вот, матерь божья, кажинный год после того болен
бываю; и не то, чтобы мне денег жаль, — прах их дери, я не жаден на деньги, — а то, что никакой справедливости ни в ком из псов их не встретишь!
Вихров через несколько времени выехал к приходу. Он никогда во
всю жизнь не
бывал ни на одной панихиде.
— Тоже жадный, — продолжал Добров, —
бывало, на ярмарчишку какую приедем, тотчас
всех сотских, письмоводителя, рассыльных разошлет по разным торговцам смотреть — весы ладны ли да товар свеж ли, и
все до той поры, пока не поклонятся ему; а поклонись тоже — не маленьким; другой, пожалуй, во
весь торг и не выторгует того, так что многие торговцы и ездить совсем перестали на ярмарки в наш уезд.
«Отец мой редко
бывал в хорошем расположении духа, он постоянно был
всем недоволен…
все более и более впадал в капризное отчуждение ото
всех», — вспоминал Герцен об отце.
— Приятели даже! — отвечал не без гордости Живин. — Ну и разговорились о том, о сем, где, знаешь, я
бываю; я говорю, что вот
все с тобою вожусь. Он, знаешь, этак по-своему воскликнул: «Как же, говорит, ему злодею не стыдно у меня не
побывать!»
— Что ж мудреного! — подхватил доктор. — Главное дело тут, впрочем, не в том! — продолжал он, вставая с своего места и начиная самым развязным образом ходить по комнате. — Я вот ей самой сейчас говорил, что ей надобно, как это ни печально обыкновенно для супругов
бывает, надобно отказаться во
всю жизнь иметь детей!
— Выпьемте, а то обидится, — шепнул Миротворский Вихрову. Тот согласился. Вошли уже собственно в избу к Ивану Кононову; оказалось, что это была почти комната, какие обыкновенно
бывают у небогатых мещан; но что приятно удивило Вихрова, так это то, что в ней очень было
все опрятно: чистая стояла в стороне постель, чистая скатерть положена была на столе, пол и подоконники были чисто вымыты, самовар не позеленелый, чашки не загрязненные.
— Да, каждый день жарят по лубу, чтобы верность в руке не пропала… а вот, судырь, их из кучеров или лакеев николи не
бывает, а
все больше из мясников; привычней, что ли, они, быков-то и телят бивши, к крови человеческой. В Учне после этого самого бунты были сильные.
Вихров молчал: самое поручение было сильно ему не по душе, но оно давало ему возможность уехать из города, а возвратившись потом назад, снова начать
бывать у Захаревских, — словом, придать
всему такой вид, что как будто бы между ним и Юлией не происходило никакого щекотливого разговора.
— Есть недурные! — шутил Вихров и, чтобы хоть немножко очистить свою совесть перед Захаревскими, сел и написал им, брату и сестре вместе, коротенькую записку: «Я,
все время занятый разными хлопотами, не успел
побывать у вас и хотел непременно исполнить это сегодня; но сегодня, как нарочно, посылают меня по одному экстренному и секретному делу — так что и зайти к вам не могу, потому что за мной, как страж какой-нибудь, смотрит мой товарищ, с которым я еду».
Он всегда очень любил, когда начальник губернии
бывал у них в гостях, даже когда это случалось и в его отсутствие, потому что это все-таки показывало, что тот не утратил расположения к их семейству, а расположением этим Пиколов в настоящее время дорожил больше
всего на свете, так как начальник губернии обещался его представить на имеющуюся в скором времени открыться вакансию председателя уголовной палаты.
Виссарион, как человек практический, не преминул сейчас же тем воспользоваться и начал для m-me Николовой делать маленькие вечера, на которых, разумеется, всегда
бывал и начальник губернии, — и на
весь город распространился слух, что губернатор очень благоволит к инженеру Захаревскому, а это имело последствием то, что у Виссариона от построек очутилось в кармане тысяч пять лишних; кроме того, внимание начальника губернии приятно щекотало и самолюбие его.
— Случилось это, — отвечал Живин, встав уже со своего стула и зашагав по балкону… — возвратилась она от братьев, я пришел, разумеется, к ним, чтобы наведаться об тебе; она, знаешь, так это ласково и любезно приняла меня, что я, разумеется, стал у них часто
бывать, а там… слово за слово, ну, и натопленную печь раскалить опять нетрудно, — в сердчишке-то у меня опять прежний пламень вспыхнул, — она тоже, вижу, ничего: приемлет благосклонно разные мои ей заявления; я подумал: «Что, мол, такое?!» — пришел раз домой и накатал ей длиннейшее письмо: так и так, желаю получить вашу руку и сердце; ну, и получил теперь
все оное!
Вихров почти наизусть выучил
всю эту дорогу: вот пройдет мимо гумен Воздвиженского и по ровной глинистой дороге начнет подниматься на небольшой взлобок, с которого ненадолго
бывает видно необыкновенно красивую колокольню села Богоявления; потом путь идет под гору к небольшому мостику, от которого невдалеке растут две очень ветвистые березы; затем опять надо идти в гору.
— Поляк-то он поляк, только не живописец, кажется; те
все как-то обыкновенно
бывают добродушнее, — возразил ему Вихров.
— Но, кроме того, друг мой, — продолжал Вихров, снова обнимая Мари, — мне скучно иногда
бывает до бешенства, до отчаяния!.. Душа простору просит, хочется развернуться, сказать
всему: черт возьми!
—
Бывало, да
все как-то поскромней! — возразил Живин. — Стыдились как-то этого; а теперь делают с каким-то нахальством, как будто бы даже гордятся этим; но поедем, однако, — пора!