В тине адвокатуры
1893
III
В женских руках
Князь Владимир пришел в восторг при получении им еще из Москвы известия о предстоящем переезде на постоянное жительство в Петербург его прежнего учителя, поверенного и друга Гиршфельда, он встретил его на вокзале, засыпал вопросами, а более всего рассказами о своем житье-бытье в Петербурге, о своем романе и о его героине. Он не спросил только ничего о той фразе письма, которым Николай Леопольдович извещал его о намерении перенести свою адвокатскую деятельность в Петербург, а эта фраза была следующая: «одной из причин, побуждающих меня принять это решение, да пожалуй и главной, служить весьма и весьма шаткое положение ваших дел». Князь Шестов не обратил на нее никакого внимания, да вероятно не совсем и понял. Ему было не до того. Муж Агнессы Михайловны уехал из Петербурга, и хотя она по-прежнему обставляла их свидания разными предосторожностями, но все же соблаговолила назначать их чаще и они были продолжительнее. Владимир в это время находился на седьмом небе.
— Когда мы заживем под одной кровлей, я буду целые дни смотреть в эти чудные глазки, чтобы прочесть каждое твое желание, каждый твой каприз… Прочесть и исполнить, — страстно шептал он ей.
— Никогда! — обыкновенно отвечала она.
— Но почему же?
— Что скажут мои родные, что скажет свет?
— Что такое родные, свет! Ведь живет же так добрая треть Петербурга.
— И пусть, но я так жить не буду! — отрезывала она тоном, прекращающим дальнейшие рассуждения.
Он умолкал, порывисто привлекая ее в свои объятия:
— Радость моя, делай, что хочешь, я твой раб, послушный и верный до гроба!
Она снисходительно улыбалась. Петля на шее князя все более и более затягивалась.
Николай Леопольдович не только сочувственно выслушал все рассказы и пересказы своего молодого друга, но даже подал несколько практических советов.
— Не надо никогда показывать любимой женщине, что она всецело владеет вами, женщины — властительницы всегда капризные тираны. Попробуйте потребовать от нее этой жертвы, поставьте условия, покажите, что вы мужчина. Если она любит, то несомненно сдастся, — докторальным тоном сказал он.
— О, нет, этим с ней ничего не поделаешь — у нее характер, железный характер. Вы не знаете ее!
— Надеюсь узнаю — не скроете.
Князь Владимир ухватился за эту мысль и стал просить Гиршфельда поехать с ним к Боровиковым. Тот охотно согласился.
— Вот погодите, устроюсь в Питере и первый визит к ним!
Князь, в порыве восторга и благодарности, бросился обнимать его.
— Вы ее узнаете, оцените и поймете, как я неизмеримо счастлив, любя ее и будучи любим ею, — торопливо бормотал он.
Дружеское «ты», которое они говорили друг другу, когда князь был еще мальчиком, с летами забылось.
Появление вместе с Гиршфельдом в роли его жены бывшей камеристки княгини Стеши — ныне Стефании Павловны — сперва поразило Владимира Александровича, но вскоре он нашел оправдание Николаю Леопольдовичу.
— Значит он ее любит.
Этим князь, любивший сам, как ему, по крайней мере, казалось, до безумия, объяснил себе все и стал относиться к г-же Гиршфельд с утонченно-почтительным уважением.
Семья Боровиковых и все завсегдатаи их квартиры, бывшие в полном сборе при первом посещении Гиршфельда, посещении, о котором за несколько дней предуведомил Шестов, были положительно восхищены Николаем Леопольдовичем и долго на разные лады восхваляли его ум, манеры, наружность.
— Красивый мужчина! — подала свой голос Марья Викентьевна.
— Умен, могу сказать умен! — решил «дедушка» Милашевич.
— Сейчас видно честного человека, со спокойною совестью! — изрек скорый на приговоры Охотников.
Наблюдательный Гиршфельд тоже остался очень доволен новым знакомством, но совершенно в ином смысле.
«Дока на доке, докой погоняет!» — думал он, припоминая виденные им новые лица.
«И маменьке, и старшей дочке пальца в рот не клади — откусят! — продолжал он далее варьировать свою мысль. — В крепкие сети попался его сиятельство!»
Мысль его перенеслась на молодого князя.
«Надо помочь любящим сердцем — сослужить службу и тем, и другим — весь этот люд может очень и очень пригодиться».
Николай Леопольдович чутьем провидел возможность создать из окружающих Шестова лиц верных себе сподвижников. Он, как мы увидим, и не ошибся.
В виду таких соображений, Гиршфельд поспешил познакомить с Боровиковыми свою жену, и Михайловна вскоре сделалась ее задушевной приятельницей. Почти ежедневно бывала она у Стефании Павловны, куда неукоснительно являлся Шестов. Стеша, по приказанию Николая Леопольдовича, часто и подолгу оставляла их одних, извиняясь хозяйственными распоряжениями и наблюдением за детьми. Гиршфельд не преминул вскользь намекнуть князю, что он это устраивает для него, и тот был преисполнен благодарности. Вскоре Николаю Леопольдовичу пришлось оказать ему еще большую услугу. Агнесса Михайловна почувствовала себя в интересном положении. Она казалась в отчаянии, между тем как Шестов торжествовал.
— Это связывает нас на веки — ты теперь не бросишь меня! — восторженно говорил он.
— Это ужасно! Надо принять меры, у меня не должно быть ребенка. Узнает мой муж — он опозорит меня. Моя мать не пустит меня на порог своего дома, знакомые отвернутся… Я застрелюсь, если увижу, что поздно принять какие бы то ни было меры.
— Подумай, что ты говоришь, ты значит не любишь меня?
— Глупый, люблю, конечно, люблю, но пойми, ведь это позор. У меня законный ребенок, сын, что скажет он, когда вырастет. Разве куда-нибудь скрыться, потом отдать в воспитательный! — соображала она.
— Моего… нашего ребенка… в воспитательный! — в отчаянии восклицал князь. — Ты сошла с ума!
— Ты прав, может я и сама не в состоянии буду расстаться с ним! Лучше смерть!
Он всячески старался утешить ее, но она ничего не хотела слышать. Князь Владимир окончательно упал духом.
«Посоветоваться с Николаем Леопольдовичем!» — мелькнуло в его уме.
Он отправился к нему. Спокойной и участливо выслушал Гиршфельд Владимира.
— Успойтесь, князь, дело совсем не так сложно и важно, как кажется вам обоим. Я поговорю с ее матерью и с ней.
— Это невозможно! — вскрикнул князь. В голосе его прозвучало отчаяние.
— Почему? — уставился на него Николай Леопольдович.
— Ее мать ничего не знает!
Гиршфельд улыбнулся.
— Наконец, я не должен был ее компрометировать и перед вами. Она мне этого никогда не простит. Она особенно просила, чтобы я вам, как своему другу, не поверил бы тайну наших отношений.
— Другой мой, женщина часто просит не делать именно того, что она искренно и настойчиво желает, — снова усмехнулся Николай Леопольдович.
Владимир вопросительно уставился на него.
— Я этого не понимаю.
— И не мудрено, у вас видимо были слишком легкие отношения к женщинам, вам не приходилось, да и не было надобности их изучать, а я, увы, знаю женщин слишком хорошо.
Он глубоко вздохнул и замолчал.
Встреченные Гиршфельдом на жизненном пути женщины вереницей пронеслись мимо него, пленительный образ Пальм-Швейцарской мелькнул в тумане.
Князь тоже молчал.
— Вы, надеюсь, верите в мою опытность, верите в знание людей, верите, наконец, в мое к вам расположение, скажу более, искреннюю дружбу, — начал Николай Леопольдович.
— О, конечно, конечно, — вскочил с кресла Владимир и крепко с чувством пожал ему руку.
— Если так, то сядьте, успокойтесь и выслушайте меня внимательно.
Тот послушно сел.
— Вы говорили мне не раз, что ваше искреннее желание состоит в том, чтобы жить вместе с Агнессой Михайловной, под одной крышей, так сказать maritalement?
— О, да, да, но, увы, я должен, кажется, навсегда отказаться от этой мысли!
Владимир было просиял, но тотчас снова омрачился.
— Она ни за что не согласится; не далее как нынче утром она мне не позволила даже говорить об этом.
— Ну мне-то позволит, — уверенно ответил Николай Леопольдович.
Тот испуганно посмотрел на него.
— Не бойтесь, — продолжал Гиршфельд, — и верьте, что все, что я сделаю, будет сделано к вашей пользе и к вашему счастью. Сидите здесь, много через час я привезу ее сюда, к жене, она лично изъявит вас согласие и вы отсюда же поедете нанимать вашу общую квартиру.
Николай Леопольдович говорил об этом так спокойно, как о совершившемся факте. Это спокойствие сообщилось и князю.
— Если только это случится, то такие услуги не забываются до гроба, — вскочил он и бросился обнимать Гиршфельда.
— Так я еду!
— Поезжайте! — несколько упавшим голосом произнес Владимир.
В его взгляде на Николая Леопольдовича отразились страх и надежда. Гиршфельд внимательно посмотрел на него.
— До свиданья, до скорого! — пожал он ему руку.
«Однако, он не на шутку ее любит, это серьезно! — думал он дорогой к Боровиковым. — Что может сделать умная женщина! Кутилу, развратника, менявшего женщин как перчатки, привязать к себе, как собаку! Теперь он всецело в ее руках! Она может сделать его счастливым, если любит на самом деле, или погубит окончательно, если играет только в любовь, но во всяком случае относительно его она — сила. Это надо принять к сведению».
Владимир, между тем, перешел в гостиную, где Стефания Павловна стала занимать его разговором, расспрашивать о столичных удовольствиях.
На дворе стоял конец октября — начало сезона.
Князь отвечал ей невпопад, находясь в состоянии пугливого ожидания. Стук каждого подъезжавшего к дому экипажа (квартира Гиршфельда была на первом этаже) заставлял его нервно вздрагивать.