В тине адвокатуры

— Его сиятельство князь Василий Васильевич просит пожаловать ваше сиятельство к себе, — доложил камердинер старого князя, входя в кабинет Виктора.

— Сейчас! — встрепенулся последний и невольная робость овладела им.

Все предположенные на досуге вопросы и ответы вылетели из головы, наступивший момент объяснения, хотя и далеко не неожиданный, заставил сильно забиться его сердце. Нервною походкою отправился он на половину старого князя и как-то невольно замедлил шаги перед дверью отцовского кабинета. Он нажал ручку двери, она медленно отворилась, он вошел.

Князь Василий сидел у письменного стола и, казалось, не заметил появления сына. Тот остановился у дверей и тихо кашлянул. Князь Василий обернулся.

— Это вы? Добро пожаловать! — сказал он голосом, в котором слышались металлические ноты.

Виктор подошел ближе к отцу.

— Вам, надеюсь, знакомы эти документы? — подал тот ему пачку векселей. — Возьмите и просмотрите, все ли тут? Чего вы боитесь? Надо было бояться выдавать их, — продолжал он, видя, что сын, совершенно растерявшись, стоит опустя руки.

Виктор, услыхав упрек в трусости, встрепенулся, взял документы и стал их просматривать.

— Все! — сухим голосом сказал он через несколько минут.

— Я вас поправлю, есть еще один, который погубил вашу военную карьеру. По нему заплатил граф Потоцкий, а ему я, — подал князь Василий сыну вексель в десять тысяч рублей с подложным бланком графа. Виктор взял его, подержал почти бессознательно в руках и возвратил отцу.

— Что же вы, князь, на все это скажете? — уставился на него отец.

Виктор молчал.

— Я жду, хотя понимаю, что таким поступкам, марающим честь и доброе имя, нет оправдания.

Сын вспыхнул.

— Ошибаетесь, отец мой, у меня есть оправдание, но оно вместе с тем и ваше обвинение, я истратил все эти деньги на девушку, которую вы лишили состояния и крова, а я чести и доброго имени, сто тысяч рублей, завещанных словесно на одре смерти моим дядей, князем Иваном, его побочной дочери Александре Яковлевне Гариновой, она получила сполна. Остальное пошло также на нее и явилось лишь небольшим вознаграждением за то унижение, которое она терпела в доме ее ближайших родственников, в нашем доме.

Такой ответ не был, после разговора с княгиней, неожиданным для князя, и он только несколько раз во время монолога сына щелкнул ногтем.

— Хорошо-с, может быть все то, что рассказала вам эта госпожа, и правда, но считаете ли вы теперь ее удовлетворенной и ваши обязательства относительно нее конченными? — ровным голосом спросил князь Василий.

— Никогда! — воскликнул Виктор. — Мои обязательства относительно нее могут кончиться только с моей смертью.

— Вы говорите серьезно?

— Совершенно!

— Подумайте. Я предлагаю вам мое полное прощение, восстановление вашего положения в обществе, с непременным условием вашего брака с Раисой Григорьевной Ляховой.

— С жидовкой, — презрительной прошептал Виктор.

— С дочерью действительного статского советника, — поправил князь Василий.

— Никогда!

— Я дам вам время на размышление…

— Мне его не надо, знайте, что кроме Александры Яковлевны Гариновой, если только она наконец согласится, я никогда никого не поведу в алтарю. Даю в этом честное слово князя Гарина.

— В таком случае я попрошу вас выехать немедленно из моего дома, забыть, что у вас есть отец и мать… Я вас проклинаю!.. — хриплым голосом закричал князь Василий, вскакивая с кресла и указывая сыну на дверь:

— Подите вон!

Князь Виктор быстро вышел, еле сдерживая готовые хлынуть из глаз слезы, пережитого волнения. Часа через два он снова был потребован в кабинет отца.

— Вы не передумали? — обратился к нему последний.

— Нет! — твердо ответил он.

— В таком случае я призвал вас для того, чтобы сообщить вам, что за уплатой ваших долгов, никакого личного имущества у вас не осталось, но я с своей стороны сделал распоряжение в контору о выдаче вам ежемесячно двухсот рублей. В контору вы соблаговолите сообщить ваш будущий адрес.

Князь Василий остановился. Виктор молчал.

— Вы мне больше не нужны, — произнес князь Василий, после некоторой паузы, и отвернулся, занявшись какой-то бумагой.

Сын вышел. В этот же день, холодно простившись с матерью и сестрою, он уехал в Москву.

— Поверьте, князь, я умею ценить людей, приносящих для меня жертвы и идущих из-за меня на преступления, — подарила его Пальм-Швейцарская ласковой улыбкой, когда он рассказал ей все происшедшее с ним в родительском доме, и протянула ему руку.

Он припал к ней горячим поцелуем. Она долго не отнимала ее. В ее сердце закралась было жалость к этому гибнущему из-за нее юноше, но она переломила себя. Враждебное чувство к роду Гариных с новой силой проснулось в побочной дочери князя Ивана.

Николай Леопольдович Гиршфельд с распростертыми объятиями встретил Виктора и предложил ему помещение в своем доме.

— О плате и не заикайтесь, вы мой гость на неопределенный срок; если мне понадобится, вы не откажетесь оказать и мне какую-нибудь услугу.

Виктор принял это любезное приглашение. Гиршфельд действовал под влиянием Александры Яковлевны.

— Не упускайте его из виду, он мне еще нужен, — сказала она.

Николай Леопольдович, впрочем, и сам рассчитывал извлечь из этого современного «блудного сына» сановных родителей известную долю пользы. Он, как мы увидим далее, не ошибся: князь Виктор Гарин стал одним из его преданных клевретов.

Изгнание сына не внесло почти никакого изменения в строй жизни семейства Гариных. Княгиня Зоя Александровна, получив от мужа отчет о последней беседе его с сыном и о положительном отказе его вступить в желательный для них брак с миллионершей Ляховой, стала усиленно, по требованию князя, хлопотать о браке ее старшей дочери Софи с Сергеем Николаевичем Путиловым.

Сергей Николаевич был сын богатого купца, бывшего крестьянина Пензенской губернии, Николая Никандровича Путилова. Его отец вел обширную внутреннюю и заграничную торговлю хлебом, и был царьком петербургского хлебного берега. Умный старик не препятствовал желанию сына идти по ученой части, хотя сам обучался на медные деньги, и Сергей Николаевич кончил одним из первых кандидатов математический факультет петербургского университета. Богатый, образованный юноша естественно вырывался из своей среды и, случайно сойдясь с князем Виктором Гариным, попал в дом его родителей, а через них в другие дома великосветского Петербурга. За последнее время этот заколдованный круг значительно разомкнулся и доступ в него не только образованным, но даже просто шлифованным плутократам, стал сравнительно легок. Николай Никандрович и сам вращался среди сановников и аристократов, заседая с ними в многочисленных благотворительных учреждениях и комитетах. Считая своего единственного сына за человека серьезного и теперь даже дельного советника по торговым делам, он спокойно оставлял его баловаться по фешенебельным гостиным, вполне уверенный, что его миллионное дело перейдет после его смерти в надежные и не только опытные, но и образованные руки. Торговые поручения отца, блистательно исполненные Сергеем Николаевичем в Англии, Франции и Германии, твердо убедили его в этом мнении.

— А если и женится там на какой-нибудь голой княжне или графине, пусть. Нам за приданым не гнаться стать. Сами капитал десятками миллионов считаем, — говорил Николай Никандрович лицам, выражавшим опасение, что Сергей Николаевич срубит себе дерево не по плечу.

— Да, его тоже не проведешь, очень он у меня умен! — добавлял счастливый отец.

Мать Сергея Николаевича, Домна Семеновна, уже совсем простая, «не полированная», как называл ее муж, женщина, чуть не молилась на своего Сережу.

— Заморская, кажись, принцесса и та ему не под пару, — рассуждала она среди своих многочисленных приживалок.

Этого-то Путилова и наметили в мужья своей старшей дочери Софьи князь и княгиня Гарины.

Княжна Софья Васильевна была худенькая, болезненная, невзрачная блондинка, послушная, безответная, недалекая по уму, но с добрым сердцем. Ей шел уже двадцать пятый год — она, что называется засиделась. Надо, впрочем, сказать, что и ранее на ее руку являлось мало претендентов, а если и были таковые, то они метили на приданое, что далеко не входило в расчеты ее родителей — этих только кажущихся богачей.

— Софи, надо же, наконец, кончить с Путиловым, — сказала княгиня Зоя своей дочери через несколько дней после отъезда сына.

— То есть как кончить, maman, я не понимаю?

— Пора бы понимать, не маленькая…

Софи вспыхнула.

— Или он должен сделать предложение, или же прекратить свои посещения, он, наконец, тебя компрометирует…

Путилов, в самом деле, часто бывал у Гариных и по целым часам беседовал по душе с Софи, которая ему нравилась как терпеливая слушательница, высказывавшая по простоте своей души часто, сама не замечая того, весьма дельные мысли. Сергей Николаевич чувствовал к ней слабость говоруна — он был им, несмотря на свою серьезность. Никакого другого чувства он не испытывал к этой доброй, но некрасивой девушке.

— Что же мне делать, maman? — покорно спросила Софи.

— Что делать, что делать? Всему учить надо. Пококетничать, полюбезничать с ним, позволить поцеловать руку, себя…

— Себя? — вспыхнула Софи.

— Ну да, себя, не растаешь, а там мое дело… — рассердилась княгиня.

— Я попробую… — прошептала дочь.

Совершенно случайно намеченный Зоей Александровной план был выполнен со стороны Софи блистательно. Сергей Николаевич явился как-то после завтрака, au bon courage. Княгиня оставила их с Софи в гостиной. Последняя хотя и не умело, но стала с ним кокетничать. Путилов разнежился, стал целовать ее руки, взял за талию. Софи склонила ему голову на плечо. В дверях появилась княгиня Зоя. Сергей Николаевич быстро отскочил от княжны.

— Ничего, ничего, я давно уже вас люблю как сына, — обняла его Зоя Александровна.

Хмель выскочил из головы Путилова. Он понял, что участь его решена и что надо сделать предложение. Он его и сделал. Мать и дочь выразили согласие. Жениха оставили обедать. Возвратившийся домой князь Василий отечески заключил его в объятия и облобызал. За обедом было подано шампанское и выпито за здоровье жениха и невесты. В этот же вечер Сергей Николаевич сообщил своему отцу о сделанном им предложении и о полученном согласии, умолчав, конечно, об обстановке.

— Что же, с Богом, дело хорошее, фамилия известная, сам истинный вельможа, а какова она — тебе знать, не мне ведь жить с ней… — отвечал Николай Никандрович.

На другой день князь Василий Васильевич первый сделал визит будущему свекру своей дочери и пригласил на завтра к себе на обед, как его, так и его супругу.

— Телом-то жидка больно, Сереженька, да и неказиста! — выразила свое мнение, по возвращении с обеда, Домна Семеновна о своей будущей невестке, любовно глядя на сына.

Тот поморщился от этого замечания.

Через месяц была сыграна скромная, интимная свадьба.

Таково было желание князя Василия и жениха. Тотчас же после венца молодые уехали заграницу. Василий Васильевич успел занять у старика Путилова довольно круглую сумму.