1. Русская классика
  2. Гейнце Н. Э.
  3. В тине адвокатуры
  4. Глава 29. Кровавый эпилог — Часть 2. На скамье подсудимых

В тине адвокатуры

1893

XXIX

Кровавый эпилог

Пароход и баржа шли без всяких приключений. Наступил восьмой день плавания. Причалили к последней перед Томском станции — Нарыму. Нарым — это маленький заштатный городишко Томской губернии. Он лежит в котловине, в полуверсте от берега реки Томи. С реки его трудно было бы и заметить, если бы колокольни двух церквей, да деревянная полицейская каланча не обличали его существования.

Не успел пароход остановиться, как с баржи прибежал старичок-фельдшер, находившийся при арестантах, и запыхавшись начал спрашивать, нет ли среди пассажиров доктора?

— Я врач, — ответил Шатов, услыхав его расспросы, — что случилось?

— С арестанткой дурно, а я положительно не знаю, что делать, все средства перепробовал.

— С арестанткой? — вздрогнул Антон Михайлович.

— Да, да, пожалуйста, пойдемте поскорей, каждая минута дорога, очень сильно мучается.

Шатов последовал за ним.

Он привел его в женскую камеру и, растолкав столпившихся у одной из нар арестанток, указал ему на лежавшую на нарах княжну Маргариту. Она лежала навзничь, с закрытыми глазами, приложив обе руки к груди, и стонала. Увидав ее, Антон Михайлович остолбенел и машинально взял за руку. Она открыла глаза и узнала его.

— Ант… — сделала она усилие выговорить его имя, судорожно сжав ему руку, но не смогла.

Точно от какого-нибудь сильного толчка, все тело ее вдруг дрогнуло и вытянулось…

— Она умерла! — не своим голосом произнес Шатов и, выдернув свою руку из рук покойной, быстрыми шагами пошел к выходу.

Лицо его было так страшно, что столпившиеся было снова, арестантки в ужасе перед ним расступились. Фельдшер стоял с поникнутой головой. Ему, видимо, было жаль умершую.

Вернувшись на пароход, Шатов в рубку потребовал себе лист бумаги, перо и чернильницу и стал писать. Написав несколько строк, он сложил бумагу и положил ее себе в карман, потом, вернувшись в каюту, вынул из кобуры револьвер и поднялся на палубу. Она, как и все каюты, была пуста. Пассажиры, обрадовавшись остановке, высыпали на берег.

Вдруг с парохода раздался выстрел. Все бросились туда и вбежали на палубу. Антон Михайлович был уже мертв и лежал навзничь. В правом виске зияла огнестрельная рана, весь пол около него был залит кровью, невдалеке валялся револьвер большого калибра. Дали знать в город.

Явился местный полицейский пристав — старик лет пятидесяти пяти. Началось составление акта. В кармане пиджака самоубийцы найдена была записка следующего содержания.

«В смерти моей прошу никого не винить. Я застрелился сам. Весь мой багаж, все ценные вещи и деньги я дарю тому полицейскому офицеру, который будет составлять акт о моем самоубийстве, с тем, чтобы он похлопотал исполнить мою последнюю просьбу — похоронить меня рядом с той арестанткой, которая только что сейчас умерла на барже.

Иркутский городовой врач А. Шатов».

После акта пристав составил опись найденным при покойном вещам и деньгам — их оказалось около двух тысяч рублей — а также переданному ему капитаном парохода багажа самоубийцы. В принятии последнего он выдал капитану особую расписку, на которой подписался: Полицейский пристав города Нарыма Флегонт Никитич Сироткин.

Во время исполнения этих формальностей пароход уже дал два свистка.

Тело Шатова вынесли на берег и положили на траву рядом с телом княжны Маргариты Дмитриевны Шестовой, вынесенным незадолго перед этим с баржи. Их в ожидании прибытия дрог, за которыми распорядился послать Флегонт Никитич, покрыли рогожей. Желание Антона Михайловича исполнилось: он нашел княжну и был около нее.

Пароход дал третий свисток и тронулся в путь. Ни кучке местных жителей, собравшихся к прибытию парохода, ни взволнованным происшествием пассажирам отошедших от пристани парохода и баржи не могло прийти и в голову, что им довелось быть свидетелями кровавого эпилога страшной жизненной драмы, начавшейся много лет тому назад в Москве и что эти два трупа, лежащие рядом под рогожей на печальном, неприютном берегу сибирской реки, дополнили лишь серию других трупов близких им людей, похороненных в России, по которым победоносно прошел один человек. Догадывались лишь по записке, оставленной самоубийцей, что в происшествии есть романическая подкладка. До большего додуматься не могли.

Сама жизнь подчас является автором таких сложных драм, до которых уму человеческому никогда и не додуматься.

Оглавление

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я