В тине адвокатуры

Поезд, на котором прибыла княгиня Шестова в Т., приходит в одиннадцатом часу вечера. На платформе ее встретила Маргарита Дмитриевна, приехавшая на вокзал в губернаторской коляске. Через десять минут они уже были у подъезда гостиницы «Гранд Отель». Княжна велела кучеру ее дожидаться.

— Я зайду к вам, ma tante, выпить чашку чаю… — сказала она тетке.

Их провели в первый номер, приготовленный по телеграмме княгине, и тотчас же сервировали чай. Княгиня заказала себе графин аршаду. За чаем княжна начала рассказывать Зинаиде Павловне т-ские новости. Особенно заинтересовала последнюю начатая Маргаритой Дмитриевной история о недавнем романтическом бегстве жены кассира местного банка с юным адвокатом.

Явился лакей с аршадом.

— Уберите чай, — сказала ему Зинаида Павловна, — и пришлите горничную, я устала и разденусь, а ты, machere, расскажешь мне подробнее эту историю, когда я лягу в постель.

Лакей начал убирать чай.

— Разбудите меня завтра в девять часов! — отдала она ему последнее приказание.

— Слушаю, ваше сиятельство! — ответил тот и удалился. Через несколько минут явилась горничная.

Зинаида Павловна удалилась в спальню и стал раздеваться. Княжна осталась в приемной и стала нервно ходить взад и вперед. Ее начало охватывать волнение, она чувствовала внутреннюю дрожь. Горничная вскоре вышла из спальни и удалилась.

Был двенадцатый час ночи, в гостинице царила мертвая тишина.

— Я выпью у вас стакан аршаду! — крикнула княжна.

— Пожалуйста, а потом захвати его сюда, я легла, — откликнулась княгиня из спальни.

Маргарита Дмитриевна налила стакан и с жадностью выпила его.

Быстро вынула она из кармана пузырек, данный ей Гиршфельдом и чуть не половину вылила из него в графин с оставшимся аршадом.

Закупорив пузырек, она снова спрятала его в карман и, взяв графин и стакан, отправилась в спальню.

Княгиня лежала в постеле.

— Налей и мне! — обратилась она к племяннице.

Та вздрогнула и машинально поставила графин и стакан на столик перед кроватью.

— Что с тобою, ты не слышишь, налей мне аршаду! — повторила Зинаида Павловна.

Княжна, успевшая побороть волнение, налила стакан и подала ей. Руки ее все-таки дрожали. Княгиня взяла стакан и залпом выпила его. Вдруг она схватилась за грудь, конвульсивно приподнялась на кровати, как бы собираясь крикнуть. Стакан выпал у нее из рук и упал в складки одеяла.

Маргарита Дмитриевна инстинктивно зажала ей ладонью рот и с неестественной силой прижала ей голову к подушке.

Судороги с княгиней продолжались.

В коридоре раздались чьи-то шаги.

Княжна вся точно съежилась и, продолжая все с большею силою зажимать рот тетке, впилась глазами в ее глаза, готовые выскочить из орбит в предсмертном ужасе.

Шаги в коридоре приближались.

Маргарита Дмитриевна как бы окаменела, не переменяя позы. Волосы у нее поднялись дыбом. В тишине номера слышно было, как стучали ее зубы.

Шаги слышались уже у самой двери, затем стали удаляться и, наконец, смолкли совсем.

Прошло еще несколько томительных секунд. Княгиня перестала биться. Княжна почувствовала под своей рукой холод. Перед ней лежал труп. Глаза его пристально смотрели на нее.

Маргарита Дмитриевна бросилась к лежащей на стуле сумочки княгини. Она оказалась запертой. Это препятствие ошеломило ее. Она потеряла способность соображать.

Так прошло еще несколько минут. Она вспомнила привычки тетки и снова направилась к постели. Труп с потемневшим лицом глядел на нее во все глаза.

Она сунула руку под подушку и достала связку ключей. Второпях она не могла сперва найти ключ, а потом попасть в замок. Время казалось ей вечностью.

Она дрожала, как в лихорадке. Наконец сумочка была отперта. Она вынула бумагу, опустила ее в карман, заперла сумочку и положила, как ее, так и ключи, на прежние места. А труп все глядел.

Затем она подошла на цыпочках к выходной двери, вынула ключ, возвратилась в спальню, сунула его под подушку, поставила на стол пузырек с ядом и потушила свечу. Она бросила последний взгляд на постель и ей показалось, что она видит впотьмах, как глядит на нее труп.

Она вышла в приемную, надела ватерпрув, шляпу, потушила лампу и подошла к двери.

В коридоре было тихо. Она осторожно отворила дверь, вышла, заперла ее снаружи и положила ключ в карман платья, быстро прошла коридор и начала спускаться по лестнице. Дремавший сладко швейцар вскочил, распахнул ей дверь и подсадил в дожидавшуюся ее у подъезда губернаторскую коляску.

— Домой! — сказала она кучеру. Коляска помчалась.

Возвратившись в губернаторский дом, она приказала прислуживавшей ей горничной разбудить ее на другой день в семь часов и велеть к этому времени запрячь пролетку.

— Я поеду к обедне, в монастырь, я уже говорила об этом баронессе! — объявила она.

Горничная ушла. Маргарита Дмитриевна легла, но не могла заснуть. Она было потушила свечку, но в темноте ее преследовали широко раскрытые, полные предсмертной агонии, глаза ее тетки.

Она старалась думать о другом, завертывалась в одеяло с головой, но глаза все глядели на нее. Она зажгла свечу, надела туфли, накинула капот и стала ходить по комнате.

«Кажется, план исполнен хорошо, — думала она, — на меня не может пасть ни малейшего подозрения. Она после моего ухода заперлась в номере и отравилась — это ясно. Влила она яд прямо в графин, из боязни, что один стакан не подействует, — продолжала соображать она. — Наконец, он всецело мой, принадлежит мне одной! Я купила его рядом преступлений! — перенеслась ее мысль на Гиршфельда. — Через неделю, через две, мы поедем с ним заграницу, в Швейцарию, в Италию, в Париж».

Она вспомнила о Шатове, который теперь был именно в Париже.

— Что мне делать с ним? Теперь он мне уже мешает.

Она села в кресло и задумалась.

«Написать ему, что я полюбила другого, что я прошу его забыть меня навсегда? Нет, этот удар будет для него слишком силен. Он все-таки несчастный человек. Сколько жертв принес он из любви ко мне».

Она самодовольно улыбнулась.

«Я напишу ему, что я предпринимаю путешествие по России, прошу его еще год остаться за границей и, желая испытать его и мои чувства, требую, чтобы он в течении года не писал ко мне и не ждал моих писем. Так будет лучше. Год много времени. Не видя меня и не переписываясь со мной, быть может, и позабудет меня».

Она перешла к письменному столу и начала писать Шатову письмо.

Много раз рвала она начатые письма, прежде нежели осталась довольна написанным. Когда она запечатала письмо и надписала адрес, было уже совсем светло. Она потушила свечу и легла.

Не успела она заснуть, как ее разбудила горничная… Княжна приказала ей отправить письмо на почту и стала одеваться. Голова ее страшно была тяжела. В виски стучало. Она почувствовала себя лучше, лишь усевшись в экипаж.

Стояло чудное, свежее майское утро.