О книгоедстве

Цви Владимирович Найсберг

Цивилизация совершенно невообразимо хищна и утилитарна во всех своих простейших и плотских «воинственно благих» устремлениях. Культура подчас излишне возвышенна и парит в облаках абстрактной и вовсе совсем не в меру во всем обезличенной благости духа, довольно-то редко находя для себя нужным спускаться с тех самых седьмых небес на грешную землю.

То есть надо бы умело отделять главные истинно полные света идеи от тех черных мыслей, которые где-то вот тоже бредут по закоулкам большого ума и души, то и дело более чем прозрачно и остро давая о себе вполне уж действительно знать.

И если и вправду всецело исхитриться вполне до конца сколь полноценно суметь как есть еще углядеть весь тот спектр радуги внутри какой-либо книги, то это как раз именно тогда и мир после всего того прочитанного вполне ведь окажется более-менее относительно понятен и вовсе не столь однозначно же действительно прост.

Причем радостно наслаждаясь всеми теми возвышенными струнами высокой духовности, всякому уж должно быть до чего как есть на редкость совсем безразлично, а каковой это вообще была некогда личная жизнь, да и сами взгляды на нее тех самых выдающихся гениев, коими, к примеру, были все те же Чайковский и Вагнер.

Поскольку музыка, созданная их величавым воображением, даже если в ней и присутствуют некие слова, почти так всегда небесно чиста от всякого быта их, ясное дело, далеко не всегда до чего еще весьма праведной жизни.

А между тем и все прочие корифеи высокого искусства, точно такие люди, как и мы все, а вовсе не греческие боги, совершенно же внезапно соизволившие снизойти в этот наш мир с некой белоснежной вершины Олимпа.

Вполне возможно, что их гениальные произведения и впрямь проникают в нашу вселенную из некого иного бытия, откуда-то свыше, да только при этом они зачастую всячески преломляются в душах людей, никак не вкушавших во всей полноте от тех предельно простых и светлых радостей всякой обыденной жизни.

Раз до чего милые для всех нас довольно мелкие события всеобщего нашего бытия для гениев были разве что досадным отвлечением от того главного в их большом и подчас не очень-то доподлинно светлом житейском существовании.

Ведь для виртуозов вполне настоящего, так и вздымающего вверх творчества всякая серая обыденность явно уж мало чего сама по себе действительно значила.

Дух ярчайшего сотворения и впрямь искрящегося своим собственным светом сколь весьма и весьма многозначительно нового в искусстве был для них гораздо во всем несоизмеримо важнее. Да и еще они подчас на редкость резче воспринимали все, то в той или иной степени никак и близко вовсе неправое, что происходило у них на глазах или доходило до них в виде слухов и разного рода известий.

И им до чего больно било по ушным перепонкам и резало глаза все то, что так или иначе случалось с другими людьми, а уж то, что случалось с ними, самими подчас вообще разом кромсало им сердце на мелкие куски.

И да вовсе нередко истинные мастера великого таланта терпели всевозможные лишения и муки голода, а кроме того еще и зверское посрамление всего своего высокого творческого потенциала.

И сколь часто оно и впрямь ведь бывало, что до чего еще на редкость въедливо и немилосердно их донельзя басовито бесноватые современники вполне всерьез и со всей основательностью явно старались под самый-то корень разом подрезать их духовные крылья…

67

А между тем нравственные страдания душ великих духовных гигантов буквально ни в чем несоразмерны с мелкими и обыденными переживаниями всех прочих, смертных, после которых ничего вот хорошего, кроме грехов и потомства, на этой земле ранее не оставалось, да и впредь нисколько уж никогда совсем не останется.