Эти всемогущие гробокопатели поболее всего только и жаждали беспрестанного пролития людской крови и ничегонеделания на той до чего еще безумно острой вершине всей той абсолютной своей идейной безгрешности…
Они и в самых сладких своих мечтах вовсе никак не планировали создавать народу условия для его несколько лучшего существования.
Зато так и распаляясь в пустых обещаниях, они довольно-то самоотверженно сыпали посулами, некогда уж именно всем из сущего ничего вполне ведь сходу создать некую ту несказанно светлую жизнь.
Причем Достоевский создал чисто внешние декорации, а кое-кому иному разве что только-то и оставалось, так это статно и неспешно выйти на сцену, да и начать весь тот немыслимо грандиозный спектакль под довольно броским названием «построение коммунизма» в одной той на безмерно великие муки отныне обреченной стране.
И вот он тому сколь изумительно яркий пример из тех уж самых более чем выпукло наглядных «Бесов»:
«На первый план выступали Петр Степанович, тайное общество, организация, сеть. На вопрос: для чего было сделано столько убийств, скандалов и мерзостей? он с горячею торопливостью ответил, что «для систематического потрясения основ, для систематического разложения общества и всех начал; для того, чтобы всех обескуражить и изо всего сделать кашу, и расшатавшееся таким образом общество, болезненное и раскисшее, циническое и неверующее, но с бесконечною жаждой какой-нибудь руководящей мысли и самосохранения — вдруг взять в свои руки, подняв знамя бунта и опираясь на целую сеть пятерок, тем временем действовавших, вербовавших и изыскивавших практически все приемы и все слабые места, за которые можно ухватиться».
77
Один, как и понятно, он в поле не воин, да только кто это про то вообще уж сказал, что Достоевский был в те не столь и давние времена явно так в поле совершенно один?
Несколько позднее другой классик Антон Палыч Чехов, медленно отхаркивая кровью свои легкие, собственно, в связи с тем и утратил всякую веру в Господа Бога, а как раз потому и принялся он разнузданно разглагольствовать о некоем всеобщем полезном труде, что всех нас вскоре выведет на единственно верный и, безусловно, правильный путь.
Ясное дело, что ему, до тех дней как-никак вполне здоровому человеку, вдруг сколь однозначно понадобилась весьма существенная помощь со стороны окружающих его людей, а он это со всею очевидностью сразу вот никак невзлюбил.
Да только причем это тут все то население его страны, а тем паче еще и все прогрессивное человечество эдак ведь тоже разом в придачу?
Его мозг, отравленный расхолаживающим действием туберкулеза, безусловно, продолжил все также всемогуще верно творить.
Однако все, то довольно позднее его творчество вполне однозначно оказалось и близко же явно не тем, чем были некогда ранее так и проникнутые светом, теплом и иронией произведения, которые его великий ум создавал некогда доселе ведь прежде.
Нет, теперь это было нечто, хотя и тоже всецело незаурядное, однако совсем же изрядно при всем том отчаянно заунывное, и пусть те поздние произведения Чехова по-прежнему были наделены искрой гениальности, но в точности таковы они были, в том числе и по всему своему непомерно расхолаживающему действию.
Психика читателей сколь безудержно в те ныне на редкость отдаленные времена нещадно тогда подвергалась массированной атаке совершенно же отчаянно несносного чеховского нигилизма.
