О книгоедстве

Цви Владимирович Найсберг

Цивилизация совершенно невообразимо хищна и утилитарна во всех своих простейших и плотских «воинственно благих» устремлениях. Культура подчас излишне возвышенна и парит в облаках абстрактной и вовсе совсем не в меру во всем обезличенной благости духа, довольно-то редко находя для себя нужным спускаться с тех самых седьмых небес на грешную землю.

83

Причем эдаким рьяным учителем мерзких политических смутьянов было вполне ведь доступно разом уж стать, в том числе и сколь отчаянно противопоставляя их мыслям и чувствам все свои жизненные принципы и приоритеты, как, кстати, и громогласно же предупреждая общество обо всей той лишь грядущей самой так серьезной их потенциальной опасности.

И вот чего именно по данному поводу пишет историк Радзинский в своей книге «Господи… спаси и усмири Россию. Николай II: жизнь и смерть».

Из письма Л. Шмидт (Владивосток):

«В журнале «30 дней» (№1, 1934 год) Бонч-Бруевич вспоминает слова молодого Ленина, который восторгался удачным ответом революционера Нечаева — главного героя «Бесов» Достоевского…

На вопрос: «Кого надо уничтожить из царствующего дома?» — Нечаев дал точный ответ: «Всю Большую Ектению» (молитва за царствующий дом — с перечислением всех его членов. — Авт.).

«Да, весь дом Романовых, ведь это же просто до гениальности!» — восторгался Нечаевым Ленин.

«Титан революции», «один из пламенных революционеров» — называл его Ильич».

84

И как то сколь всерьез доселе было сказано выше, довольно-то затруднительно переоценить выведенную Достоевским формулу грядущего правления российским государством, поскольку этот великий писатель столь во многом явно предвосхитил — все то, к чему и надобно будет стремиться всем тем некогда и впрямь-то только еще последующим его, грядущим поработителям.

Причем, скорее всего, Достоевский только-то разве что загодя захотел вполне проникновенно предупредить общество о той лишь издали на него до чего грозными же шагами и впрямь-то медленно, но верно надвигающейся страшной опасности.

Да вот, однако, сам он при всем том был всецело одержим бесом, несомненно, сколь еще отчетливо диктовавшим ему именно свои правила написания романа о бесах.

И вообще буквально у каждого из тех, кто весьма воинственно скликает людей, грозя им грядущим и совсем неминуемым концом, есть четкие и ясные полномочия как от Бога, да так и от Сатаны.

А заодно и его собственная личность тоже вполне естественно накладывает на редкость неизгладимый след на все те, невообразимо же пафосно изрекаемые неким грозным оракулом грядущего так и звенящие затем во многих ушах страстные пророчества о той немыслимо скорой и никак вовсе-то затем неминуемой погибели.

Достоевский он до чего беспрестанно играл в войну с тенями, и в этой игре он сколь неизбежно все время менялся ролями: то он был Фаустом, то Мефистофелем.

Ну, а более-менее полноценным пророком от имени добра и света он ведь, пожалуй, наверное смог бы действительно стать, да только никак он того попросту вот не захотел, смолоду еще увлекшись всяческими отъявленно богоборческими воззрениями.

А в них и был совсем не наспех заложен главный корень именно того исключительно невозмутимого социального зла поскольку, даже уж будучи вконец уничтожена прежняя система неизменно будет затем до винтика собрана заново и восстановлена в том самом более чем полноценном объеме.

И разве что, то одно в ней считай, этак явно изменится самым принципиальным же образом, а именно далее она будет вполне осмысленно собой представлять, самый явный образец слепленной из чего только совсем попало анархии…