О книгоедстве

Цви Владимирович Найсберг

Цивилизация совершенно невообразимо хищна и утилитарна во всех своих простейших и плотских «воинственно благих» устремлениях. Культура подчас излишне возвышенна и парит в облаках абстрактной и вовсе совсем не в меру во всем обезличенной благости духа, довольно-то редко находя для себя нужным спускаться с тех самых седьмых небес на грешную землю.

Ее безмерно радостное принятие на ура неизменно вот проистекало от одного того весьма уж щедро чрезмерно растравленного светлыми идеями вовсе-то совсем неуемного изумительно восторженного воображения.

Причем это как раз-таки то немыслимо нелепое следование в само небо вполне наглядно явственно же указующему его персту и вызвало затем сущее буйство нелепых эмоций у тех господ интеллектуалов, что были никак не в меру возвышены всем тем ярко искрящимся духом своим.

И это именно этакие люди буквально весь этот мир и захотели до чего воинственно переиначить, и главное только лишь к чему-либо истинно наилучшему, да и совсем вот без крови, пота и слез.

45

И этаким бравым фантазерам чисто ведь наобум вполне показалось, что все тут на деле безукоризненно само уж собой фактически разом полностью ясно.

А как раз потому достаточно будет только лишь наспех сбросить с себя тяжеленные вериги беспросветно темного прошлого существования, и все тогда вскоре придет к ним полностью как есть всецело само.

Да только в том самом сколь доподлинном мире житейских реалий этого нет, да и быть его, кстати, совершенно и близко так нисколько не может!

И собственно говоря, сама суть их весьма ведь бестолковых рассуждений никак не более чем весьма наглядное порождение праздного и умиленного безделья в крайне уж и поныне насущных делах самого конкретного между тем обдумывания всех тех и близко немаловажных и сложных вопросов всего того донельзя же обыденно житейского бытия.

И, кстати, вот еще что: расположено оно гораздо подалее всяческой дали от всех тех на редкость доподлинно настоящих потоков истинно здравомыслящего общественного сознания.

А все потому что это именно в угаре интеллигентских дискуссий о самых тех наиболее различных аспектах всевозможных перемен к чему-либо и вправду несусветно наилучшему сама ведь собой разом исчезла всяческая хоть сколько-то того стоящая ретроспектива грядущей, куда и вправду значительно поболее праведной общественной жизни…

46

И буквально все те имевшие место богоспасительные беседы носили тогда без тени сомнения разве что тот весьма злосчастный характер, так сказать, бескрайне же умиленных сладких надежд, а не сколь строго и до конца вполне верно и взвешенно выверенных логических построений.

И вот он всему тому и впрямь-то как есть более чем невозмутимо наглядный пример, причем как раз-таки из того на редкость примечательного окончания романа Достоевского «Бесы»:

«Мне ужасно много приходит теперь мыслей: видите, это точь-в-точь как наша Россия.

Эти бесы, выходящие из больного и входящие в свиней — это все язвы, все миазмы, вся нечистота, все бесы и все бесенята, накопившиеся в великом и милом нашем больном, в нашей России, за века, за века! Oui, cette Russie, que j’aimais toujours*. Но великая мысль и великая воля осенят ее свыше, как и того безумного бесноватого, и выйдут все эти бесы, вся нечистота, вся эта мерзость, загноившаяся на поверхности… и сами будут проситься войти в свиней».

(*Пусть Россия все та же прежняя).

Интересно вот только, где это, собственно, оно еще попросту весьма разом так видано…