Да только золотая монета истины в их праздных речах, сколь безлико и восторженно попросту разом заменялась на тот дико мелкий, будто бы нарочно кем-либо брошенный в самую грязь медяк.
А все, потому что эти лекари гноящихся общественных язв никак не знали законов настоящей диалектики.
Ну, или, по крайней мере, в той чересчур просторной для праздной фантазии области всякого доблестного применения искрометных идей чисто на корню этакие доброжелатели всего рода людского считай, что начисто отрицали все те непреложные уставы всяческой той самой серой обыденности.
А еще уж те, для кого важна разве что форма, а никак не содержание довольно-то охотно сходу примажутся, к тем, кто всею душой искренне хотел народу всякого блага, но вот беда никак он бедолага попросту и не ведал, в чем — это именно оно может хоть как-либо быть разом и заключено.
И все это, в конечном своем итоге будет безнадежно же смертоносно для всего того в чем даже и совсем слегка тлеет искра светлого разума.
И ведь вслед за всплеском дикой анархии все вокруг само собой разом зальет дикое наводнение всякой тупой серости влезшей в шкуру идеализма как раз для того чтобы властвовать именем идей над серыми толпами ныне только лишь поболее обезличенных и неприкаянных народных масс.
И да кто-то уж непременно хотел вовсе-то совсем всего того явно другого.
Однако мало уж будет сколь еще искренне ждать всего того лучшего и хорошего, причем исключительно потому что было оно кем-то до чего еще надежно так найдено в тех самых нисколько не в меру зачитанных до дыр книгах.
Ну а некогда затем и довелось изумительно сладостному скарбу, до самого верха зрело состоящему из очаровательных чувств и искрометно блистательных мыслей разом вот оказаться бездонным сосудом скорби в стране, где надолго воцарилось лютое насилие во всех его наиболее ужасающих формах и проявлениях.
Но тем, для кого полет чужой фантазии и вправду был главной путеводной звездой, во всей этой жизни абсолютно все было вовсе-то совсем никак нипочем.
Этакие сладострастные мечтатели и в те самые безнадежно мрачные годы великого террора точно также грезили о тех временах, когда светлое добро ласково обнимет всех и вся своими до чего только страстными руками.
То есть, кто-то в своем ярком воображении явно построил тот иной мир, ну а затем и вознес его на самые небеса никак при этом, не обращая внимания, что острые грани существующего будут вскоре обагрены в обильной людской крови и разве что во имя чего-то иллюзорного и блеклого, словно вчерашний сон.
А между тем коли то неземное и чисто завтрашнее счастье некогда еще и впрямь-таки окажется полностью доступно, то разве что на земле весьма надежно же очищенной от всего того донельзя стародавнего треклятого прошлого.
Но данное очищение будет возможно только после того, как из людских душ будет очень ласково и добро смыта вся та чудовищная грязь крайне вот суетливого себялюбия.
Ну а коли кому-то до чего сходу приспичило сколь непосильно разом родить то самое светлое далеко, более чем бездушно при этом, безжалостно убив все, то, до самого неприличия совсем застарелое и убогое нынешнее настоящее…
Нет, именно потому и нашлись те самые чертовски пронырливые прохиндеи, что весьма ведь многообещающе ласково посулили всеми силами враз, вполне полноценно, затем воплотить во все эти наши промозгло серые будни всеобщей задушевной корысти совершенно иные, новые принципы всей той ранее никак и небывалой общественной жизни.
