Хотя все это на деле является самой элементарной же хитроумной уловкой, а именно не более чем низменным самообманом и совершенно того и близко нисколько не более.
32
А между тем абсолютно любой социальный заказ искусству может быть кем-либо вполне уж верно осуществлен разве что лишь в меру его истинной и самой безусловной продажности, а как-либо иначе ему никогда этак вовсе явно совсем не бывать.
Однако зачем — это он вообще мог кому-либо столь непременно как-никак, а на деле ведь разом сходу понадобиться?
А все дело тут именно в том, что бесхитростное упрощение жизни, следуя при этом наиболее удобному к тому изгибу, есть самое естественное продолжение повторения в области духовности тех ласковых удобств, что нам создает довольно-то быстро и легко уносящий нас вдаль от всякой простейшей естественности буквально-то вездесущий и всесильный технический прогресс.
33
Массам хлеба и зрелищ — это вполне уж полностью само собой разом понятно, а чего это тогда, значится, всем тем баловням судьбы патрициям?
А вот он и всецело верный ответ.
Технически подкованная, словно блоха мастера Левши, цивилизация, само собой, всенепременно потребует стиля, вовсе так никак и близко недоступного простым смертным, всем-то духом своим грозно ограждающего возвышенных чувствами и разумом интеллектуалов-патрициев от того искренне сколь откровенно презираемого ими плебса.
Причем явно еще найдутся и всякие те, кто со всем тем большим аппетитом, торжественно осуществят — этот самый до чего ныне насущный социальный заказ.
Уж как в области философии, бездушно отдалившейся от всех докучливых явей мира сего в некие изумительно отвлеченные от любых реалий жизни метафизические бредни, так и сводящиеся ко всяческим пространным разговорам о самой сущности вселенского бытия.
Ну а также надо бы тут упомянуть и ту весьма вот славно прикормленную властями политологии, что более чем самоуверенно превратила обман безмерно доверчивого народа в некий культ всегда единолично правого вождя.
Само же название его нынешней должности всякой той или иной ее сокровенной сути и близко ведь совсем не меняет, поскольку в России должность царя можно было вполне всерьез обозвать и должностью главного кучера.
Причем — это как раз при самом непосредственном посредстве ярких бликов далекого будущего и произошло возрождение всей той неимоверно дичайшей дикости.
Ну, так и самое главное все — это до чего сурово претворилось в жизнь именно в условиях отчаянно новых реалий века, что попросту стал эрой неимоверно доблестных открытий всяческих исключительно разнообразных способов буквально всеобщего нашего взаимоуничтожения.
И именно в том все тут дело, что донельзя помпезная имперская напыщенность всецело укрупняет амбициозность позиций бравых не умом, а силой своего привилегированного положения ярых господ от лихо вздернутой фуражки с околышем и пышных пампасов.
Да и гражданские руководители тоже весьма многозначительно почувствовали себя истинными властелинами мира, в котором они, пожалуй, так могут свершать большие поступки, однако если уж и будут они, затем ощущаться даже и сквозь миллионолетия, то вот окажется это одним лишь диким ощущением стыда и страха.
