Имперская сказка

Евгений Викторович Марков

Сознание студента-историка оказалось в человеке девятнадцатого века, в историческом персонаже, которого он изучал. Вероятно, это сумасшествие? Если нет, то возможно ли что-то изменить в прошлом? Стоит ли пытаться менять?

Глава 6

Зазвонил, какой-то весьма противный зуммер, не мелодия. Боюсь открыть глаза. Что я увижу больничную палату психушки или спальню сказочного принца. Все, открываю. Знакомый сводчатый потолок, мебель красного дерева с латунными вставками. Солнце уже осветило нашу комнату, и лучи весело играют на латуни, золотых окладах икон, приятно мягко отражаются краснодеревными поверхностями шкафов. Захотелось выбежать в парк и вдохнуть свежего пьянящего воздуха раннего утра. Завтра встану пораньше и пойду кормить Сильву, только надо не забыть запастись с вечера гостинцами. Тринадцатилетнее тело требовало либо активности, либо продолжения сна. Нет подъем. По опыту предыдущей жизни знаю, стоит выключить будильник, подумать: еще пять минут, закрыть глаза и… Проспишь неизбежно. Нет не хочу снова лишиться сладкого.

Вскочил и в ванную. Ура! Я все еще в сказке!

Умывшись, принимаюсь будить братика. Вот кто соня! Пришлось теребить, щекотать, и вытолкнуть полусонного Джоржика в ванную.

Нет не хочу сегодня быть в матроске. Я отлично помню у Ники есть еще преображенские, семеновские и лейб-гусарские парадные и повседневные мундиры. В матроске чувствую себя недорослем. Утро и тринадцатилетняя кровь прогнали все вчерашние страхи. Вызываю камердинера. Радциг такой же парадный как вчера, само совершенство, может он оловянный и стоит в шкафу, выходя оттуда свежим и начищенным, когда прикажут.

— Николай подай мне пожалуйста преображенский мундир, вместо матроски.

И, о чудо! Лицо оловянного солдата выразило растерянность.

— Ваше императорское высочество, но он не готов! Вы бы предупредили меня с вечера!

— А ко второму уроку, сможешь приготовить?

— Да Ваше Императорское Высочество.

— Спасибо, ступай.

Черт, я говорю слишком много слов вежливости прислуге, но пересилить себя невозможно. Ну и пусть, семь бед один ответ, в конце концов может Ники набрался современных, свободолюбивых идей, правда, где он их нашел? А, ладно — в воздухе.

Завтрак — чай, блинчики, клубничное варенье, фисташки. Данилович такой же оловянный как Радциг, из того же шкафа.

О боже, а может дело в том, что мое воображение не может создать других вариантов этих персонажей. Меня прошибла дрожь озноба и на секунду показалось, что я выскакиваю из иллюзии. Только не это! Только не сейчас! Я замер на пороге учебной комнаты.

— Здравствуйте Николай Александрович, Георгий Александрович.

Урок всемирной истории ведет доцент Петербургского университета Егор Егорович Замысловский, бородатый мужчина выглядящий лет на десять старше своих сорока лет.

Занятие скорее представляет из себя университетскую лекцию. Сегодня она о второй половине царствования Бориса Годунова. Лектор Егор Егорович замечательный. Все очень подробно, логично и занимательно. Не удивительно, что Николай Второй увлекался историей. С таким-то преподавателем! Я заслушался. Однако интересно, ведь курс называется — всемирная история, при этом отечественная история читается, как составная и базовая ее часть. Память Ники говорила, что в начале читалась отечественная история определенного периода, а затем зарубежная того же периода с особым вниманием на связи между событиями в России и остальном мире. Такой подход мне кажется очень грамотным и вполне возможно даже лучше методики преподавания 21 века. Лекция промелькнула очень быстро, этот доцент умеет увлечь студентов. Джорджи тоже слушал внимательно и даже не пытался баловать как на многих других уроках.

Переодеться ко второму уроку не удалось, в перерыве мы отправились на утренний поцелуй к маме-императрице. Сейчас я понял, что это для Марии Федоровны по большей части формальность. Она просыпается позже детей, и после первого урока, а для нее после завтрака, дети приходят к ней на утренний поцелуй. Для нас же это не только формальность, но и важно, как проявление материнской любви. Впрочем, это уже взрослое сознание Трифонова так расценило утреннюю процедуру, в памяти Ники «утренний поцелуй» был окрашен любовью и некоторым трепетом перед Мамой. Действительно в это время утра императрица уже выглядела безукоризненно. Высокая прическа, легкий макияж, платье с белоснежным воротником, вся само совершенство.

Сегодня у мамы, я встретил и младших детей. Шестилетняя Ксения и трехлетний Миша были с нянями англичанками, и сегодня внимание Марии Федоровны в основном сосредоточено на очень похожей на нее дочери. Миша же ковылял по всей гостиной, в сопровождении внимательно следящей за каждым его шагом бонны. Эта пара похожа на сдвоенную связанную ниточками марионетку кукольного театра. Диск памяти цесаревича сообщал мне, что Ники и Джорджи мало общались с малолетками.

А старшему брату не мешало бы уделять больше внимания младшим, это будет способствовать хорошим отношениям в семье. Понятно, что так трезво и здравомысляще мог считать только взрослый и далекий от любви, привязанностей и чувств этой семьи разум Трифонова.

Максим Карлович Прейс высокий голенастый обладатель лихо закрученных вверх усов не обладал даже близко харизмой Хиса или Замысловского, но свой урок немецкого языка вел умело и педантично. Георгий откровенно скучал, а для меня занятия проходили интересно. Ограниченные знания Ники и Трифонова не могли дать никаких сюрпризов. Студент же ЛГУ высоко оценил профессионализм преподавателя. Я задержался после окончания урока.

— Максим Карлович, не могли бы вы порекомендовать учебники для дополнительных занятий. Хотелось бы добиться больших успехов в немецком, пока они весьма скромные.

С некоторым удивлением Прейс прекратил собирать портфель и задумался.

— Давайте сделаем так, я за неделю составлю для вас план дополнительных занятий и подберу необходимые учебники.

В коридоре меня ждал Хис одетый для занятий спортом, с двумя парами боксерских перчаток.

— Николай Александрович, не хотите ли побоксировать на перемене?

Ники всегда с удовольствием участвовал в этой забаве, а я не горел желанием боксировать, но не надо вызывать у англичанина лишние подозрения.

В гимнастической комнате, Хис закатал рукава легкой рубашки, надел перчатки. В белых брюках и теннисных туфлях он выглядит очень спортивно. Вообще седая голова и бакенбарды не сочетаются со спортивной молодой фигурой, а холодные внимательные глаза наводят на мысль, что передо мной серьезный противник. Хорошо этот бой понарошку. Андрей-Николай в обоих своих воплощениях никакой боксер. Хис давал возможность мальчишке атаковать, но я старался вести бой осторожно. Никина память говорила, что надо без оглядки идти вперед, но на меня глаза противника действовали отрезвляюще. Понимаю, что это только игра взрослого и ребенка, но честно побаиваюсь этого англичанина. Поэтому бой проходил лениво и осторожно, что как я понимал было несвойственно предыдущим схваткам. Неожиданно Хис ускорился, легко обошел неуклюжую защиту и нанес чувствительный удар в солнечное сплетение. Дыхание прервалось, я сделал шаг назад и присел, чтобы восстановиться.

— Извините, Николай Александрович.

— Ну, что вы, Чарльз Осипович, в следующий раз продолжим.

Я делано рассмеялся, пытаясь восстановить дыхание.

Интересно, что это было? Размышляю, идя на следующий урок. Просто игра? А ведь этот Хис, пожалуй, способен убить меня так же легко как котенка.

Следующий урок, естественной истории, ведет Александр Яковлевич Герд. От этого учителя я ждал многого. Читал о нем в предыдущей жизни. Блестящий, увлеченный своей профессией преподаватель, который вел ранее занятия в школе перевоспитания малолетних преступников, сумел увлечь их, и добиться авторитета. Однако этот ученый с мощной окладистой бородой, делавшей его похожим на Челленджера из «Затерянного мира» вел урок удивительно бесцветно, довольно нудно и сонно рассказывал о круговороте воды, течениях и ветрах. При этом он не обращал внимания на Джорджи, который делал самолетики, запускал их в меня и пытался привлечь брата к своей игре. В чем дело? Источники, которые читал в свое время Трифонов, врут? Или Герду не интересно преподавать царским детям. Может он отбывает просто свой номер, зарабатывая при этом очень неплохие деньги. Или он какой-то революционер и плохо относится к ученикам такого рода. Ну, да Ники уж никак не малолетний преступник. Я захотел как-то разбудить и привлечь внимание этого бородача. А риск? После доклада императору об изменении акцента в русском и английском, а особенно об измененном почерке, разоблачения все равно вряд ли избежать. Так что будь, что будет. Учитель как раз говорил о камнях, принесенных водой в Прибалтику и Германию, объясняя это морскими льдами и течениями изменяемого во времени Балтийского моря.

— Александр Яковлевич, а как вы относитесь к теории Агассиса о ледниковых эпохах.

Герд замер, с него можно было писать картину «Валаамова ослица заговорила».

— Я считаю, что эта теория недостаточно обоснована.

— А как же тогда самые гигантские валуны попали скажем в Эстляндию, вот валун Эхалкиви, он ведь где-то около 1000 кубических метров, его не могли перенести ни течения, ни морские льды.

— Его мог перенести айсберг.

— Да, но сейчас айсберги отделяются только от больших ледников в Гренландии или Антарктиде, трудно себе представить, чтобы гренландский айсберг достиг Эстляндии, даже учитывая все изменения береговой линии Балтийского моря.

— Но можно предположить, что в предыдущие эпохи ледники были скажем в Скандинавии и оттуда валуны попали к нам с айсбергами.

— Даже если это так, то этим вы подтверждаете наличие в прошлом ледниковых эпох, а если была ледниковая эпоха в Скандинавии, почему ее не могло быть в Эстляндии или в Подмосковье, озера и валуны в этих краях и в Северной Америке хорошо объясняются наступлениями и отступлениями ледников.

— А чем тогда объясняются сами ледниковые эпохи?

— Возможно изменениями орбиты Земли, ведь никто еще не подсчитал могут ли лунно-солнечная прецессия, изменения угла земной оси, колебания эксцентриситета и перемещения перигелия суммарно существенно повлиять на количество тепла, получаемого северным полушарием и вызвать ледниковые эпохи.

Герд был растерян.

— Не подозревал Николай Александрович, что вы интересуетесь этими вопросами и обладаете такими знаниями.

— Александр Яковлевич вы ведь перевели часть книги «Происхождение видов» Дарвина, «Основания биологии» Спенсера, интересно было бы посвятить несколько наших занятий биологии с точки зрения теории Дарвина.

«Челленджер» был ошарашен, скорее всего он дарвинист, но вряд ли такое направление обучение царских детей будет одобрено. Посмотрим, то, что я читал об этом человеке в 21 веке говорило, что возможно он примет вызов.

Далее урок пошел намного более живо. Герд рассказывал о муссонном климате Индии и пассатах. Я активно участвовал в уроке, задавая вопросы и прося более подробно останавливаться на отдельных моментах. Джорджи забыл начисто о бумажных самолетиках.

— Я принесу на следующий урок «Происхождение видов», ваш Агассис кстати ярый противник Дарвина.

— Если человек неправ в каком-то вопросе, это не значит, что он не прав во всем.

На следующий урок гимнастики я и Джорджи облачились в нелепые с точки зрения Андрея полосатые трикотажные трико.

Гимнастику вел Владимир Филиппович Диаковский, полноватый и лысоватый мужчина средних лет, выглядящий в гимнастическом трико, благодаря брюшку, еще нелепее учеников. Сфотографировать бы их, Диаковского, а рядом худого как щепка Джорджи.

Но урок прошел весело, Владимир Филиппович врач по профессии в основном следил, чтобы царевичи не нанесли себе каких-либо увечий, больше внимания уделяя при этом младшему брату, который действительно рисковал, пытаясь не отстать от старшего. Джорджи слабенький даже для своего возраста. Я же получал удовольствие от урока. Брусья, перекладина, канаты, шведская стенка. Качался на брусьях, подтягивался на перекладине, залезал по стенке и канатам до потолка. И это был именно Ники, сознание Трифонова как бы на какое-то время отступило, растворившись в памяти и ощущениях тринадцатилетнего мальчишки. Нет, я полностью контролировал свое новое тело и разум, но на время позволил себе как бы уйти на второй план.

После гимнастики наконец появилось время переодеться. Радциг помогал мне облачиться в тщательно отутюженный темно-зеленый с просинью преображенский мундир. Алый лацкан я отстегнул. Подросток в зеркале, одетый строго и вместе с тем дорого, в великолепно лежащие брюки, темный мундир с белой окантовкой и красным воротником, золотыми пуговицами и погонами, смотрелся минимум на год, а то и на два старше своего возраста. Контраст был особенно разительным, потому что в матроске я, наоборот, выглядел младше.

— Николай, спасибо, распорядись, пожалуйста разогреть воду для душа к десяти часам вечера… да и пусть так делают каждый вечер.

Георгию было досадно, что не только в гимнастике, русском и английском, но даже в математике, где он раньше был сильнее, Ники обогнал его. И почему он то не прочитал ту книгу, что дал им Евтушевский, сейчас бы тоже мог бы блеснуть знаниями. Брат не стал играть в парке перед вторым завтраком и пошел переодеваться. Джорджи чувствовал себя усталым после гимнастики, поэтому тоже не пошел в парк, а решил взять учебник в кабинете Ники. Подготовиться тоже к следующему уроку как он. В ящиках стола не так много, даже скорее мало книг и тетрадей. А вот и математика. Георгий схватил книгу и попытался открыть… Книга была не разрезана. Оторопело и испуганно Джорджи сидел, держа в руках девственный никогда никем не читанный учебник математики.