Имперская сказка

Евгений Викторович Марков

Сознание студента-историка оказалось в человеке девятнадцатого века, в историческом персонаже, которого он изучал. Вероятно, это сумасшествие? Если нет, то возможно ли что-то изменить в прошлом? Стоит ли пытаться менять?

Глава 13

Возле арсенального каре гатчинского дворца выстроилась вереница карет. Великолепные золоченые экипажи запряженные огромными стоящими смирно или гарцующими лошадьми с аккуратно заплетенными гривами. Вокруг кавалькады группы всадников. Казаки и кирасиры гвардии охраняют выезд императора. Сегодня в четверг 17 го сентября царская семья отправляется на недельную морскую прогулку в финские шхеры. Камердинеры, кучера, другие слуги создают предотъездную суету между дворцом и каретами. Они выносят из здания какие-то тюки и баулы, видимо забытые или сочтенные необходимыми в последние минуты. В основном их несут в дальние экипажи кавалькады не золоченые, но тоже ярко выкрашенные в красное, синее, белое. Меня удивляет что кареты такие изящные, хрупкие с огромными окнами. Прошло столько покушений, в охране с сотню кавалеристов, а сами коробки экипажей никак не бронированы. Любая брошенная бомба мигом бы разнесла эти хрупкие повозки. Видимо, пассажиры больше заботятся о комфорте. Большие колеса, рессоры наверняка обеспечивают мягкий ход, а стекла прекрасный вид. Обилие резьбы и украшений в особенности на передних золоченых каретах делают их сказочными и несколько игрушечными. Царь явно полагается на обилие кавалеристов охраны, и не обращает внимание на технические аспекты обеспечения безопасности.

Семья уже спустилась вниз. Император выглядит светлым и радостным, даже не таким грузным как обычно. Явно отдых и рыбалка в шхерах его любимое времяпрепровождение. Мама как всегда красива и совершенна, темное и тяжелое дорожное платье ничуть не уменьшает ее прелести и изящества. Джорджи грустен, виновато поглядывает на старшего брата. В последние дни забылась за учебой, играми, моим чтением книг на ночь братишке, его роль в лишении старшего царевича удовольствия морской прогулки. Но сейчас Георгий снова чувствует себя виноватым. Я же наоборот доволен. Все-таки нахождение в чужой семье требует изрядного напряжения душевных сил, а никина память все менее непосредственно помогает. Нет, я по-прежнему помню все, но требуется как бы что-то переключить в мозге чтобы обратиться к чужой памяти. Сейчас чувствую себя по-настоящему подростком в момент отъезда родителей. Грустно, конечно, но зато остаешься один дома, самостоятельным. Да еще в каком доме! Правда, вид стоящего рядом генерала Даниловича живо напоминает мне, насколько ограниченной будет эта самостоятельность. Английские няни с младшими Ксенией и Мишей уже усаживаются в карету.

— Ники, учись хорошо. Григорий Григорьевич не давайте ему спуску, — напутствует отец.

— Не расстраивайся. В следующую поездку мы тебя обязательно возьмем. Будь послушным, — поцеловала меня в щеку мама.

Карета вздрогнула, а лошади шарахнулись, когда тяжелый император ступил на подножку. Я пару минут стоял, маша рукой вслед удаляющейся кавалькаде.

До завтрака оставалось еще полчаса, полуденное солнышко яркое, но не жаркое, нежное, в воздухе пронеслась паутина, прекрасное бабье лето. Генерал-наставник куда-то удалился. Я оказался предоставлен сам себе, практически в первый раз за мое десятидневное пребывание в новом мире. Захотелось обойти первый этаж арсенального каре. Конечно, я уже множество раз пробегал и проходил по его залам и галереям, но всегда с кем то, или куда-то спеша. Сейчас же я чувствовал себя единственным посетителем музея, закрытого на выходной, или подростком рассматривающим новым взглядом родительский дом. Юношей в первый раз, оставшимся дома в одиночестве по случаю отъезда родителей в недельный отпуск на юга. Арсенальный зал, украшенный охотничьими трофеями Романовых, оленьими головами с огромными ветвистыми рогами, висящими на стенах, чучелами медведей, наиболее соответствовал моим представлениям о замке. Будь моя воля именно здесь, под мраморными арками, прекрасными гобеленами, пальмами и какими-то экзотическими растениями, я бы обедал и ужинал. Наверное, так поступают все нувориши. А настоящие аристократы, как никины родители предпочитают уют небольшой столовой антресольного этажа. В зале стоят качели-лодочка, я забрался на нее, раскачался. А ведь я счастлив, молод, здоров, богат, и квартирный вопрос уж точно меня не беспокоит. Яркие краски гобеленов, шпалер, растений потоком проносились перед глазами в такт раскачивающейся лодке. Из зала я вышел в готическую галерею, ярко освещенную, высокую, с изумительными мраморными арками, сложным и строгим узором сводчатого потолка. Сердце замирает от восторга глядя на эту красоту. Я поднялся наверх по широченной парадной мраморной лестнице. Нет! Будь моя воля жил бы в парадных комнатах дворца, а тесные и низкие комнаты второго этажа оставил слугам. Какой смысл быть царем, ну хотя бы царевичем и не пользоваться всеми возможными преимуществами. Но воля не моя и сели завтракать мы в обычной столовой. Хоть обед, то есть завтрак радует вкусом и разнообразием. Надо же, еще десять дней назад я завтракал на тесной кухне, а сейчас меня не устраивает собственная столовая, и хочется обедать в роскошном зале. Быстро же человек привыкает к хорошему!

— Григорий Григорьевич, а можно мне получать какую-то периодическую прессу, что вы читаете?

Надо как-то разговорить генерала в футляре, нам ведь целую неделю придется завтракать, обедать и ужинать вдвоем, было бы нелепо провести все это время молча. Хотя, похоже, что Данилович не почувствовал бы никакого неудобства.

— Я читаю Московские и Санкт-петербургские ведомости, журналы «Нива» и «Европейский вестник».

— А могли бы вы дать мне что-то почитать.

Я был совершенно не в курсе сегодняшней жизни страны и мира. Нет, как историк, конечно, представляю себе, что происходит. Но, во-первых, взгляд из двадцать первого столетия наверняка не такой как у современников событий, а во-вторых, знать, что происходило в 1881 году не одно и тоже, что видеть живое развитие событий из недели в неделю. Моя же жизнь до сих пор была ограничена дворцом, семьей, придворной жизнью. Ники это вполне устраивало, а мне очень интересно что происходит вокруг придворного мира.

— У меня есть свежее номера «Нивы» и «Европейского вестника», я вам принесу к концу последнего урока.

— А отцу интересно доставляют свежие иностранные газеты, скажем Таймс или Фигаро, или немецкую прессу? Может быть, они есть в адъютантской?

— Я не знаю, но спрошу дежурного офицера.

Данилович задумчиво водил вилкой по тарелке. Болен он, что ли? Почти ничего не ест, а ведь все так вкусно. Я как раз расправился с пожарскими котлетами и думал съесть ли еще кусок осетрины перед десертом. Нет, надо ограничивать себя, иначе даже несмотря на никины гены через лет пять превращусь в колобок.

Урок верховой езды был сегодня пропущен по случаю отъезда двора, а сейчас меня ждал немецкий язык. Во вторник Максим Карлович Прейс, откликнувшись на мою просьбу о дополнительной литературе для изучения немецкого, принес кипу учебников. Сейчас в кабинете целая полка была занята его книгами. Два вечера я посвятил немецкому языку и сейчас на уроке чувствовал явный прогресс. Ники не разговаривал свободно на этом языке, а у меня начинает получаться. Вот что значит хороший слух царевича и мое желание учится.

После лекции по истории, перед пятичасовым чаем я поднялся на третий этаж, в первый раз за все время. Здесь находятся парадные приемные императора, адъютантская, комнаты фрейлин, запасные комнаты для гостей. Насколько же бельэтаж приятнее второго! Высокие потолки, широкие окна. Вот где светло и парадно! А уставленная великолепным китайским и японским фарфором китайская галерея меня просто очаровала. Жилые комнаты надо иметь на этом этаже, а спускаться обедать в Арсенальный зал. Я заглянул в адъютантскую комнату, дежурный офицер в форме лейб-гвардии кирасирского полка вскочил, приветствуя царевича.

— Осматриваете достопримечательности Николай Александрович?

В комнате находится генерал Черевин.

— Да, Петр Александрович, коллекция фарфора того стоит. Петр Александрович пообедайте сегодня с нами. Хотелось бы как-то разбавить компанию Григория Григорьевича.

Черевин улыбнулся, а улыбка у него приятная, открытая.

— Я вас понимаю, но сегодня не получится, извините, служба.

— Тогда завтра, вы пьете пиво?

— Нет водка лучше этого немецкого пойла.

Я рассмеялся.

— Тогда будет водка, может если вы выпьете с Даниловичем, его удастся разговорить. Мне водку или вино пить рано. Но если я попрошу Радцига достать к завтрашнему обеду для меня бутылку этого слабого немецкого пойла, и я поддержу вас, генерал наставник меня не арестует?

— Ну не знаю Николай Александрович, все может случиться.

— Жду вас завтра к обеду в полвосьмого.

После урока рисования Данилович принес обещанные журналы.

— Григорий Григорьевич, я пригласил завтра к обеду генерала Черевина. Обед будет чуть позже в полвосьмого.

Честно, я ждал возражений, но наставник промолчал. Затем я дал распоряжения Радцигу по поводу завтрашнего обеда.

— А вы знаете какую водку предпочитает Черевин?

— Нет, но я спрошу других слуг.

— Хорошо, тогда пару бутылок водки. А еще две бутылки хорошего пива, это возможно?

— Конечно, в буфете есть баварское и калинкинское разных сортов, какое вам?

— Баварское светлое. И охладите пожалуйста пиво и водку к обеду.

Сорт я назвал наугад, но с другой стороны, наверняка есть и в этом веке такое название.

Забавно, тринадцатилетний подросток становится хозяином дворца. Когда же Данилович меня остановит?

Журнал «Нива» меня разочаровал. Читать роман о каких-то трансильванских контрабандистах я не стал. Политическое обозрение было кратким и примитивным. Причем речь в нем шла исключительно о событиях за пределами Российской империи. Интересно в империи всегда все спокойно? Или восстание какого-то араба-паши в Египте важнее? Зато развернув очередную страницу я увидел свою большую фотографию. Выгляжу я на ней прекрасно, вот что значит искусство фотографа и ретушь. Подошел к зеркалу, найти сходство между изображением газетного красавца и отражением в зеркале можно было с трудом. Сопровождавшая фотографию статья была панегирической. С удовольствием прочитал как много я учусь, даже на каникулах, которые всего 6 недель, по три часа занятий в день. Между прочим, было написано, что царевич меткий стрелок, почти правда. Что в царской семье говорят только по-русски, неправда с мамой обычно на французском. Описывалось как много работает император, «самый занятой человек в России». Интересно в дальнейшем почти теми же словами это повторялось во многих исследованиях и мемуарах. Было ли это под воздействием этой краткой заметки в журнале Нива, или легенда вбрасывалась специально какими-то пропагандистами, возможно из министерства двора. Вообще, насколько развито в 19м веке искусство пиара, возможно намного более чем нам кажется из 21 го века. В политических комментариях было явно выражено враждебное отношение к Великобритании и Австро-Венгрии. Опять же, таково общественное мнение или направление, диктуемое скажем комитетом цензуры или министерством внутренних дел? А может и то и другое. Совсем не обязательно чтобы пропагандистские штампы противоречили мнению общества, наоборот пропаганда наиболее действенна, когда пользуется царящими настроениями. Единственно хорошими статьями были, по моему мнению, рассказы о норвичском соборе и калмыцком хуруле. Возможно, в таких статьях о разных достопримечательностях и кроется частично секрет популярности этого наиболее печатаемого журнала царской России.

«Европейский вестник» наоборот мне понравился. Очень хорошо была написана статья о графе Павле Дмитриевиче Киселеве после при дворе Наполеона Третьего. Затем я прочитал повесть «Отец Иван и отец Стефан». Вообще не собирался читать сегодня беллетристику, но после нескольких строк не смог остановиться, и на одном дыхании закончил увлекательное повествование. Какой великолепный слог, и безусловно выдающийся литературный талант автора. Ожидал в конце увидеть имя какого-то писателя из классиков 19 го века, но там был только ничего мне не говорящий псевдоним Р. Сосна. Что-то вертелось в памяти, и после некоторых усилий вспомнил. Эту повесть написала народница Раиса Радонежская. Сельская учительница из тех, кто участвовал в движении «хождение в народ». В свое время, читая о народниках мне запомнилась трагическая судьба этой женщины, покончившей жизнь самоубийством в возрасте двадцати с чем-то лет. Но ее повесть я не читал в 21 веке. Сейчас же задумался, ведь погиб рано, несомненно, выдающийся талант. И произошло это в результате травли властей, начавшейся из-за этой повести. Во всяком случае такова была версия революционеров. Ее помнится выгнали с работы, а она была бедна, дочь сельского священника из Брянской губернии. Во всяком случае, так я помню. Может сейчас в реинкарнации наследника российского престола Николая Александровича удастся как-то помочь несчастной женщине. Но как? Да, и вполне возможно, что версия народнической прессы ложна. Покончила же она с жизнью не из-за гонений властей, а скажем по причине смертельной болезни или несчастной любви. Вероятна и криминальная версия. Молодая женщина ездила по диким деревням Брянской и Черниговской губерний. Русские крестьяне отнюдь не ангелы. Как там написано в ее повести — «нельзя утешить всех несчастных и исцелить всех больных». Но в данном конкретном случае, возможно, я смогу помочь? А что, если написать ей письмо. Ведь точно, переписка молодой писательницы с наследником престола не спасет ее конечно от других несчастий, но возможно защитит от преследования властей. Итак, решено завтра напишу письмо. Уже за полночь, хочется спать. Данилович не тревожил меня, совсем забыл, наверное, о своих обязанностях. Тоже почувствовал свободу после отъезда царской четы, забыл о воспитаннике?

Насколько же эффективнее занятия без Жоры, размышлял я на перемене после первых двух уроков французского и математики. Как бы убедить родителей разделить учебу сыновей. Ведь для этого нет никаких препятствий, а польза была бы огромная не только для меня, но и для Георгия. Грех имея таких великолепных преподавателей и не ограниченные финансовые возможности терять время из-за плохой организации. Индивидуальные занятия вообще всегда лучше, а в данном случае совместное обучение детей десяти и тринадцати лет откровенная глупость. И на укрепление братской любви это никак не влияет. Но как убедить в этом императора? Он ведь учился совместно с Владимиром, правда разница в возрасте между ними была два года. Но ведь старший брат нынешнего императора рано умерший Николай учился отдельно, хотя был всего на два года старше Александра. Причем занятия его отличались намного большей интенсивностью, потому что подготовка наследника престола считалась, разумеется, более ответственным делом. Может возможно убедить отца разделить мое с Георгием обучение воспользовавшись этим примером. Нет, для начала надо наладить с ним хорошие и доверительные отношения, добиться хотя бы небольшого авторитета. Пока ничего для этого сделать не удалось, даже наоборот.

Урок естественной истории Александра Яковлевича Герда на этот раз был по моей просьбе целиком посвящен физике. Мы проходили законы термодинамики. Вообще, наилучшие отношения из преподавателей у меня возникли именно с ним, математиком Евтушевским и Шефером. Поэтому после урока я решился бросить пробный камень в направлении реорганизации процесса обучения.

— Александр Яковлевич, как бы вы отнеслись к увеличению количества ваших часов. По-моему, мнению предмет естественной истории слишком общий и его стоило бы разделить. Скажем вместо двух часов естественной истории в неделю читать по два часа биологии, физики и химии.

— Ну что же, я бы согласился хотя это и выходит за пределы гимназического курса. Единственно, что стоит сгруппировать эти уроки в те же дни, что у меня сейчас — вторник, среда и пятница. Я ведь преподаю и в других местах.

— Конечно. А как вы думаете не стоит ли разделить мои и Георгия занятия, индивидуальная учеба эффективнее. Кроме того, мы слишком разновозрастные.

— Это было бы действительно полезно и для вас, и для Георгия Александровича. Но такой вопрос я не могу решить. Думается, даже Григорий Григорьевич не может принять такого решения. Это воля ваших родителей.

После музыки у меня было больше часа времени до обеда. Я решил, не откладывая в долгий ящик, написать письмо Радонежской.

Здравствуйте уважаемая/ый Р. Сосна.

Прочитал Вашу повесть «отец Иван и отец Стефан». Мне очень понравилось. Восхищен Вашим талантом. Если у Вас есть еще написанные произведения, не могли бы Вы мне их выслать. Очень хотелось бы прочесть другие ваши повести, рассказы, а возможно романы. Боюсь, что найдутся люди, которые воспримут Вашу повесть «Отец Иван и отец Стефан» как слишком негативно описывающую будни нашей православной церкви. По моему мнению в Вашей повести наоборот есть любовь к нашей церкви и боль за ее негоразды. Кроме того, это вообще проблема любой идеи. Когда она, эта идея побеждает, и служение ей становится выгодным в материальном смысле, находятся люди неверующие, демагоги, служащее ей только из корыстных соображений. Причем, они не связанные принципами, могут быть более успешны чем люди искренние. Это общечеловеческая проблема любой церкви, и вообще любой идеи. Очень хорошо и полезно, что Вы так талантливо пишете об этом. Я разрешаю вам показывать это письмо другим людям. Возможно оно сможет защитить Вас от излишне ретивых начальников, которые не

полностью поймут смысл Вашего произведения.

С искренним уважением и восхищением. Николай Александрович Романов.

Подумав, я также написал письмо редактору, в котором просил переслать конверт, адресованный автору, пользующемуся псевдонимом Р. Сосна. А также если этот автор позволит, просил сообщить мне его или ее настоящее имя и адрес.

Я слышал, что Данилович завтра собирается в Петербург и надеюсь, что он сможет завезти мою корреспонденцию в редакцию. Передача их генералом исключит возможность недоверия, а то еще сочтут мои письма розыгрышем или мистификацией.

Обед начался принужденно. Данилович и Черевин явно не были приятелями. Впрочем, увидев поданную Радцигом запотевшую бутылку померанцевой, Петр Александрович сразу наполнил рюмки себе и моему наставнику.

— А вы Николай Александрович, что будете, морс?

Я дал знак камердинеру. На столе появилась литровка баварского пива. Черт, не подумал спросить Радцига в какой таре продают пиво. Литр — это слишком много, вон как округлились глаза Даниловича.

— Я только чуть-чуть Григорий Григорьевич.

— Мне в его годы папаша уже наливал понемножку горилки, — поддержал меня Черевин.

Быстро наливаю себе четверть бокала пива. И пока наставник не собрался с мыслями, поднялся со стула.

— За здоровье Его Величества императора всероссийского!

Генералы поднялись, и чокнувшись, мы выпили. Черевин улыбался, его явно забавляла создавшаяся ситуация. А пиво, кстати, очень хорошее, правда немного горьковато, типа чешского урквела. В своем веке я предпочитал более мягкие сорта. Надо себя контролировать, неизвестно как на это тело действует алкоголь. Не хватало еще напиться и наболтать глупостей. Итак, надо занять генералов беседой.

— Григорий Григорьевич, прочитал с большим удовольствием ваши журналы.

— Что за журналы?

Черевин явно настроен поддерживать мои усилия по созданию непринужденной атмосферы.

— «Нива» и «Европейский вестник».

— И что лучше?

— Честно говоря, вестник намного интереснее.

— Что же вас в нем заинтересовало? — Данилович впервые вступил в беседу.

— Во-первых, очень хорошо написана статья о графе Киселеве. По-моему, там есть и подтекст. Автор явно намекает, что стоило бы вернуться к идее союза с Францией.

— А как вы к этой идее относитесь?

Мой наставник был явно заинтересован.

— Во времена Киселева главной целью нашей дипломатии было уничтожение стесняющих Россию статей Парижского договора. Трудно сказать привел бы в то время союз с Францией против Австрии к достижению этой цели. Для событий прошлого умствования на тему, что было бы если бы действующие лица прошлого приняли иные решения, на мой взгляд совершенно бесцельны. Ведь мы не в силах переиграть прошлое и провести опыт, скажем как в химии. Союз трех императоров привел позже к достижению главных целей, статьи Парижского договора были аннулированы, Россия вернула себе право строить крепости и флот на Черном море. Также в результате последней войны мы вернули потерянную южную Бессарабию и приобрели Карскую область. Также усилили влияние на Балканском полуострове. Думается если договор с Германией и Австрией привел к достижению цели, именно решение о нем было правильным. Попытка договориться с Францией могла быть тогда или бесплодной, так как Наполеон явно очень дорожил союзом с Англией, главной охранительницей Парижского трактата, или опасной так как могла привести к большой европейской войне. Война в союзе с Францией против коалиции Англии, Австрии и Пруссии могла бы закончиться для нас катастрофой, и уж точно стоила бы огромных финансовых и человеческих жертв.

Генералы молчали. Черевин разлил водку по рюмкам. Черт и почему он раньше считал наследника недалеким, и вообще еще совсем ребенком. Более ясное и логичное объяснение ситуации он не слышал даже от маститых дипломатов.

Мы выпили. На этот раз Черевин произнес тост за здоровье императрицы.

— Да, но на Берлинской конференции Германия и Австрия выступили против нас, и во многом лишили плодов военной победы, — продолжил тему Данилович.

— Трудно было ожидать от этой конференции других результатов. Для Австрии Балканский полуостров важнейший регион, стремление укрепиться там исторически важнейший их интерес. Как можно было ожидать, что они поступятся в пользу России? Для Германии же Габсбургская империя намного более естественный и близкий союзник чем мы. Поэтому результаты Берлинской конференции были предсказуемы.

— А все-таки. Стоит ли сейчас заключать союз с Францией, понятно, что в ущерб Австрии и Германии? Автор из «Европейского вестника» явно склоняется к этому мнению, — настаивает Данилович.

Черт, как бы высказать свое мнение наиболее расплывчато.

— Ни мой возраст, ни мои знания пока не позволяют судить компетентно о вопросе такой значимости. Единственно, хотел бы заметить, что вначале надо ясно сформулировать новые цели нашей дипломатии, ведь старые, ликвидация последствий Крымской войны достигнуты. Затем определившись, мы должны выбрать тот союз, который будет способствовать достижению новых целей.

— Вы скромничаете, Николай Александрович, ваш ответ сделал бы честь любому дипломату, я бы уже сейчас отправил вас на работу в министерство иностранных дел, там полно старых пердунов, которые и в половину не мыслят так же ясно как вы, — поддержал меня Черевин.

Какое-то время наша необычная компания молча двигала челюстями. Закуска того уж точно стоила. Холодная стерлядь отлично шла под пиво, и моя литруха была уже на треть пуста. Так, пора бы остановиться. Не забудь, что ты подросток, а не взрослый мужчина.

— А что вы скажите по поводу статьи Кавелина о крестьянском вопросе? — продолжил Григорий Григорьевич. Мои и Черевина усилия вытащить генерала-наставника из футляра более чем успешны.

— Автор явно не экономист. В статье, посвященной на мой взгляд экономическому вопросу, напрочь отсутствует всякая статистика. Когда говорится о разорении большого количества помещичьих хозяйств совершенно не упоминается снижение цен на зерно во всем мире в результате поставок из Америки, а ведь, на мой взгляд, эта причина наиважнейшая. Кроме того, я так и не понял, как предложенные Кавелиным меры помогут решить крестьянский вопрос в дальней перспективе. Увеличение переселенческого движения, конечно, необходимо, но не занятые государственные земли пригодные для земледелия очень ограничены. В основном государственные земли — это тундра, тайга и другие непригодные для сельского хозяйства местности. Поэтому переселенчество способно лишь на время облегчить проблему малоземелья. А учитывая быстрый рост народонаселения, на очень короткое время. Второй тезис автора борьба с чересполосицей. Она, конечно, мешает развитию хозяйств, но существует не только между помещичьими и крестьянскими землями, но и между самими крестьянскими наделами. Кавелин же даже не упоминает об этом. Очень сомневаюсь, что мужики в общине способны мирно решить эту проблему между собой.

— Да уж, правда, видел, как даже деревенские бабы дерутся между собой из-за передела. И порванные бабушкины кокошники летят во все стороны. Но в министерство земледелия я бы вас не назначил. Вы, так же как тамошние мудрецы можете только критиковать чужие пропозиции, а сами что делать не знаете.

— Я только учусь, Петр Александрович.

Надо бы занять генералов общей темой, надоело быть в центре внимания.

— В журнале «Нива» упоминается о каких-то больших изменениях в германской кавалерии, обнаружившихся в ходе последних маневров их армии. Так же упоминается, что французы под руководством какого-то генерала Галифе не отстают от пруссаков в деле развития кавалерии. Что вы об этом думаете?

Было впечатление, что я растревожил улей. Генералы стали дружно ругать и прусскую и французскую кавалерию, говоря, что им далеко до русской. Хотя Черевин, сам кавалерист, назвал Галифе лихим и храбрым командиром. В общем в ходе оживленной дискуссии мои сотрапезники сошлись на том, что, хотя лихие кавалерийские набеги по тылам противника вещь полезная, но исход современной войны решает конечно же пехота и артиллерия. Затем разговор генералов перешел на последнюю текинскую экспедицию и личность генерала Скобелева. Данилович ругал его за нечистоплотность в личных делах. Черевин хвалил за храбрость и несомненный военный талант, вместе с тем называя прославленного генерала опасным авантюристом. Время было уже за десять часов, я выпил свое пиво на три четверти и меня порядком клонило в сон. Генералы же явно увлеклись, распечатав вторую бутылку водки. Причем Данилович выглядел намного более пьяным, чем имеющий видно большую практику Черевин.

— Господа мне, пожалуй, пора спать, Григорий Григорьевич у меня будет к вам просьба. Отправьте пожалуйста мои письма в редакцию «Европейского вестника» с фельдъегерской почтой. Мне очень понравилась повесть их автора с псевдонимом Р. Сосна. Я написал ему, но поскольку не знаю настоящего имени также отдельно попросил редактора переслать письмо.

— Конечно исполню, я не читал эту повесть, вообще редко читаю беллетристику.

— Да и запечатайте, пожалуйста письма так чтобы было видно, что они от наследника престола. То есть со всеми возможными печатями и вензелями, автору будет приятно, спокойной ночи господа.

Ход с фельдъегерской почтой я придумал перед обедом. Первоначальная мысль, попросить генерала самому завезти письма была некорректной. Не по чину. Данилович мог бы и обидеться.