Имперская сказка

Евгений Викторович Марков

Сознание студента-историка оказалось в человеке девятнадцатого века, в историческом персонаже, которого он изучал. Вероятно, это сумасшествие? Если нет, то возможно ли что-то изменить в прошлом? Стоит ли пытаться менять?

Глава 5

Джорджи и Софка, так прозвали в детском кругу Софию Воронцову, куда-то убежали, меня звали с собой, но после праздника обжорства, за который я был очень зол на себя, бегать не было возможности. Да и от Ники осталась только память, а взрослое сознание никак не располагало к бесцельной детской беготне. Александра, Сандра, так звали девочку друзья, осталась со мной. Погода великолепная, тепло, но не жарко. Тенистая аллея, куда мы углубились, отойдя от находящейся в центре сада мраморной статуи Флоры, защищена от полуденного солнца. Наверное, такая погода все время в раю, да и сад достоин эдема.

— Я прочитала «Внучка панцирного боярина» про которую вы мне говорили.

Сандра говорила на английском, хотя этот язык явно был у нее не так силен, как у Ники.

— И как вам понравилось? — спросил я на русском, Ники обращался к Сандре на ты, но для меня было крайне непривычно и неловко говорить ты в ответ людям, которые со мной на вы. Кроме того, эта двенадцатилетняя девочка вызывала невольное уважение.

— Интересная и трогательная книга, хотя, наверное, не все поляки такие подлые и злые, как в книге.

Сандра говорит на русском с приятным мягким акцентом.

Я перешел на французский.

— У Лажечникова все характеры героев несколько преувеличены, но он ведь писатель и имеет право на художественный вымысел, тем более написан был роман во время польского восстания, поэтому несколько политизирован, а вы как думаете?

Сандра живо стала обсуждать книгу, да, а французский ее родной. Она часто останавливалась, желая дать Ники возможности высказаться, но я выражал уважительно заинтересованность в продолжении выслушивания ее мнения. И девочка увлеклась, стала с удовольствием анализировать роман Лажечникова. Затем перешла к Тургеневу, его книге «Отцы и дети», которую недавно прочитала. А ведь Ники ей очень нравится, и старается она меня разговорить, потому что взрослые женщины объяснили, что мужчины любят говорить, слушать себя, и им нравятся те девушки, которые потакают их слабости развесив ушки. Но я был воспитан в мире равенства полов, и понимаю, что эта слабость также женская. А Сандра слишком юна и увлеклась монологом, правда делая паузы, давая возможность собеседнику перехватить инициативу, но мне удавалось какой-либо фразой или вопросом, поощрять ее вести беседу дальше. Теперь понятно, что начала она на английском чтобы понравиться Ники, хотя была довольно скована в этом языке. Ники ты дурак, в его диске памяти Сандра значилась просто как некрасивая девчонка. А ведь эта девочка умна, обаятельна, а когда вырастет будет очаровательна, и любит тебя. Все это следует ценить. А вот с ее положительным и романтическим мнением о Базарове я не согласен, не помню точно перипетий сюжета, но этот персонаж вызывал у меня стойкое раздражение.

— Сандра, по-моему, Базаров напыщенный глупый сноб, а любовь стоит дороже его идей, кроме того, он даже более высокомерен чем самые чванливые дворяне этого романа. Только его смерть вызывает симпатию, видимо Тургенев решил, что получилось слишком антинигилистически, и попытался смягчить впечатление в прогрессивных кругах, закончив роман трагической и героической гибелью главного героя.

— Я не знала, что вы читали «Отцы и дети».

— Николай Александрович, Георгий Александрович, пора на занятия.

Это опять командный крик Даниловича, и голос у него неприятный, неудивительно, что Ники так не любил своего наставника.

— Извините, Александра, приходите к нам с братьями и сестрами сегодня вечером.

Рашевский Иван Федорович, учитель русского языка создавал впечатление глубокого старика, лысый, но с растрепанной, клочковатой бородой. А когда он заговорил, оказалось, что голос у него красивый и великолепно поставленный, а русский язык кристально чистый. В общем это был русский аналог оксфордского акцента англичанина Чарльза Хиса. Начался урок правописанием, что потребовало от меня максимума внимания и постоянного обращения к никиному диску памяти, потому что Андрей Трифонов слабо помнил правила грамматики времен Александра третьего, ведь язык живой организм и постоянно меняется. Ники же был плохим учеником и не только не очень способным, но и только имитирующем старательность, учился прилагая наименьшие возможные усилия, которые можно было применять, не опасаясь наказания. Поэтому я слушал преподавателя очень внимательно и старался понять материал.

Вторая половина урока была посвящена литературе. Мы проходили прозу Пушкина, рассказав о сюжете и истории написания «Капитанской дочки», Рашевский попросил начать меня читать роман вслух. Никина память говорила, что мы будем попеременно с Георгием читать по несколько строчек. Я начал спокойно и с выражением читать, после первой страницы Иван Федорович сел и сложил руки на столе.

Главный герой, проигравшись покидал Симбирск, и закончилась первая глава. У меня пересохло во рту, но я храбро перевернул страницу, намереваясь начать следующую.

— Это великолепно, Николай Александрович, как вы читаете! Как это может быть, вы читаете без малейшего акцента и так же бегло и правильно как преподаватель русского языка.

Ну все, я даже не знал, что ответить. И в голову не приходило никакого оправдания. Я просто сидел, глядя на волнующегося старика. Как же так, почему никина память меня не спасла. Конечно, он не слышал свое чтение на русском со стороны, поэтому считал его вполне нормальным.

— Урок закончен. Николай Александрович, вы меня приятно удивили. Читайте дальше «Капитанскую дочку», мы будем обсуждать на следующем уроке дальнейшие главы.

— Иван Федорович не могли бы вы дать мне учебник грамматики, с полным набором правил, я бы хотел подготовиться к следующему уроку.

— Да, конечно.

Рашевский протянул мне книгу. Последней фразой я попытался сгладить впечатление и оставить последнее слово за собой, да и оставаться стоять молча было бы совсем катастрофой. Конечно и учебник мне нужен, потому что в правилах грамматики этого века я откровенно плаваю.

Когда старый учитель вышел, Джорджи с опасением посмотрел на меня.

— Ники, тебя как подменили!

— Пойдем надо взять альбомы для рисования.

Сколько времени до начала расследования? Сейчас Рашевский пойдет к Даниловичу. А что дальше? Решение будет принимать конечно не он. Будет ли генерал ждать приезда императора в субботу, или сразу пойдет с докладом к императрице. В лучшем случае у меня есть время только до воскресенья. Ну что же, терять уже нечего. Волшебная сказка будь это действительность или иллюзия, заканчивается.

Лемох Кирилл Викентьевич талантливый жанровый живописец вел свой урок очень педантично, и внимательно. Мы с Георгием получили по картинке с которых делали копии. Кирилл Викентьевич ходил между партами, поправляя и помогая ученикам. Он относился к своим обязанностям очень ответственно. Удивительно как талантливому художнику не надоедает возиться с такими очевидными бездарностями. Это был первый урок, который прошел совершенно спокойно. Впрочем, для развития событий было еще слишком рано.

После занятий я с Джорджи вышел в парк.

— Ники, давай наперегонки.

— Нет давай не так, я буду львом, а ты антилопой, и я буду на тебя охотиться.

Джорджи сразу убежал, а я преследовал его, крича:

— Я старый голодный лев, где моя добыча, сладкая антилопа.

Джорджи время от времени выскакивал со смехом из-за деревьев, и я устремлялся за ним. Дыхание у мальчишки слабое, догнать бы его не составило труда. Но я делал вид, что выбиваюсь из сил и не могу догнать. Затем я упал и закричал:

— Ой я подвернул лапу, помогите кто-то несчастному царю зверей Добрая антилопа помоги мне, пожалуйста, я не буду тебя есть!

Джорджи медленно с опаской подошел ко мне. Тут я вскочил и с рычанием схватил его.

— Вот ты и попалась глупая антилопа, теперь будет ужин у коварного льва.

Мальчишка смеялся и был в восторге.

— Теперь я буду львом!

Мы продолжали играть, я дал Джорджи несколько раз поймать себя, правда заставив его изрядно побегать. Затем предложил поменяться ролями, а когда он заартачился, сделал вид, что обиделся, и братик уступил. А ведь он добрый и хороший ребенок, просто надо вести себя с ним иначе чем Ники. Как добрый старший брат, не пытаясь все время побеждать, выпячивая свое явное физическое превосходство.

В пять часов нас позвали на чай. Накрыт чай был в столовой императрицы. В этот раз круг был совсем узким. Кроме Марии Федоровны только генерал Данилович и мы с Джорджи. Я с замиранием сердца ждал неприятных вопросов, но все было спокойно. Говорил почти только Георгий. Он с восторгом рассказывал маме о новой игре в льва и антилопу, императрица смеялась и была в хорошем настроении. В этот раз я не был лишен сладостей не из-за провинности как утром, не из-за обжорства как днем. К чаю подавались блинчики с медом и вареньем, кексы, пирожки с яблоками и ягодами, все до умопомрачения вкусно. Черт, как они не толстеют при таком-то питании, а императрица вообще изящна, это после рождения пяти детей, правда и ест она как птичка. В этот раз я проявил необыкновенную силу воли, попробовав всего понемножку.

После чая мы продолжили догонялки в парке.

Джорджи запыхался, но был, казалось, готов продолжать игру до бесконечности.

— Джорджи, ты меня умотал. Я отдохну немного перед обедом.

В кабинете раскрыл книгу Рашевского, однако сосредоточиться было трудно. Практически нет надежды, что все промахи сегодняшнего дня сойдут мне с рук. Но будь что будет, надо наслаждаться последними минутами спокойствия. Я продолжил читать грамматику, мне интересны как историку изменения живого русского языка, кроме того, хотелось отвлечься от мрачных мыслей о превратностях моего умопомешательства.

Около семи часов вспомнил, что надо заказать горячую воду для душа. Хорошо бы договориться чтобы воду грели каждый вечер к девяти тридцати, хотя, наверное, это будет уже излишняя странность, а если я прикажу еще и каждое утро греть воду, меня точно сожгут на костре. Тем более что камердинер — мой теска Николай Александрович Радциг всегда сам проявлял инициативу и говорил Николаю и Георгию, когда согрета горячая вода, последний раз это было вчера, а он придерживался порядка нагрева воды через день. Но ждать до завтра сил нет после всех треволнений дня, я чувствую себя страшно грязным и хочу уснуть в комфорте. По звонку в комнату вошел Радциг, высокий представительный мужчина при усах и бакенбардах смотрелся более важно, чем встреченные сегодня генералы, наверное, это издержки профессии.

— Николай приготовь сегодня к пол десятого горячую воду.

— Слушаюсь Ваше Императорское Высочество.

Несмотря на неожиданное приказание, камердинер держался невозмутимо и важно, как олимпиец. Черт, как же тяжело обращаться на ты к такому представительному мужчине. Надо привыкать, впрочем, демократы легко привыкают к аристократическому строю если только сами, конечно, становятся аристократами.

В начале восьмого нас пригласили на обед. Собралась утренняя детская компания под предводительством генерала Даниловича, взрослые садятся обедать позже, после восьми вечера. На столе суп тапиока, холодная ветчина, котлеты пожарские с картофелем, жаркое из цыплят, желе малиновое и мандариновое, мороженое, компот. Нет, к такому я точно привыкну без труда. Джорджи и Софка наотрез отказались от супа и авторитет генерала никак не помог ему уговорить детей. Ваня хотя и не отказался, медленно мучил несчастный суп, съев едва половину. Только Сандра поддержала меня, правда с видом далеким от моего энтузиазма. Мужественно поборов желание взять еще тарелку супа, я перешел к следующим блюдам. Джорджи продолжал болтать про выдуманную нами сегодня игру. Пришлось пообещать устроить завтра сафари со всеми присутствующими. Краем глаза наблюдаю за Даниловичем, но тот кажется даже, насколько это возможно для него, оттаявшим в непринужденной детской компании. Ему еще не доложили о сегодняшних происшествиях, или я преувеличиваю опасность?

После обеда переместились в следующую, за учебной, игровую комнату, заполненную привезенными из Аничкового дворца великолепными игрушками. Солдатики, казаки, разные звери, великолепная железная дорога. Не комната — детский рай. Впрочем, в восторге был только я, дети же отнеслись к этому воплощению праздника совершенно равнодушно. Да, привычные с рождения к роскоши не ценят своего счастья. Ваня достал яркую красивую коробку. Французские пузеля, то есть пазлы, идиллическая картинка природы с пастушками в стиле Марии-Антуанетты. Разрезана она была прихотливо, на множество кусков. В общем сложность пузелей была вполне достойна двадцать первого века. Джорджи и Софка быстро утратили первоначальный энтузиазм, дружно отвлекшись на игру в солдатиков. Ваня уже через пол часа выглядел сонным. Практически весь пазл сложили Сандра и я. Девочка раскраснелась и была страшно довольной, да и мне передалось ее настроение. Только лег на место последний кусочек пазла, в комнату вошла Елизавета Андреевна, неодобрительно взглянув на сидящих голова к голове и счастливо возбужденных меня и Александру, мать приказала своим детям идти спать. Воронцовы вскочили немедленно, сразу стало очевидно, что в этой семье железная дисциплина и никто из детей не смеет ослушаться Елизавету Андреевну. Никто даже не попытался заныть:"мама, еще минутку!» Попрощавшись, младшие Воронцовы немедленно направились в свои комнаты.

Душ, горячая вода, какое счастье после такого дня. Я как-то успокоился, пришло ощущение комфорта. Вкуснейшие блюда императорского стола, потрясающая роскошь дворца и парка. Все это как прекрасная экскурсия в сказочный мир. Наверное, мой больной мозг, находящийся сейчас в коме на кровати какой-то больницы, так пытается украсить свои последние минуты. После горячего душа события сегодняшнего дня казались мне не такими уж драматическими, а жизнь почти прекрасной. В воздухе комнаты стоял приятный аромат от карсельской лампы. Удивительно какая она яркая, конечно, уступает электрическим светильникам моего времени, но все же свет ровный и предметы в комнате видны отчетливо. Кроме того — аромат и красивый внешний вид. Насколько я помню ее устройство, в фарфоровой вазе находится ароматическое масло, которое нагнетается к фитилю при помощи поршня и сжатой пружины, постепенно освобождаемой часовым механизмом. Эту лампу можно заводить, как будильник, скажем, чтобы она погасла через час, если я усну с книгой в руках, забыв погасить свет.

— Ники, я не могу уснуть.

— Хочешь я почитаю, тебе на ночь «Айвенго».

Хис дал сегодня почитать братику эту книгу.

— Ой, конечно!

Как же прекрасно читать с полным пониманием книгу на языке оригинала. Только сейчас я понял сколько теряется при переводе, хотя читанный мной в детстве перевод был великолепен, и может роман на русском не только потерял какие-то краски, но и приобрел другие. Тут я обратил внимание, что брат уснул и в ту же секунду дверь открылась, показались бивни-бакенбарды Даниловича.

— Николай Александрович, немедленно гасите свет, уже пол двенадцатого.

— Тише, пожалуйста, Григорий Григорьевич. Джорджи только уснул, я ему читал на ночь, спокойной ночи Григорий Григорьевич.