Имперская сказка

Евгений Викторович Марков

Сознание студента-историка оказалось в человеке девятнадцатого века, в историческом персонаже, которого он изучал. Вероятно, это сумасшествие? Если нет, то возможно ли что-то изменить в прошлом? Стоит ли пытаться менять?

Глава 15

Завтракали мы вдвоем с учителем французского. Именно Луи Арон Дюперре замещал генерала-наставника. Утренними уроками я был доволен. Даже фельдфебель Плешаков не вызывал прежнего раздражения, а плац перед дворцом, на котором продолжались наши штыковые и строевые занятия, прежней неловкости. К плохому тоже можно привыкнуть, хотя и с трудом. В отличие от Даниловича француз не умолкал. То же, кстати, не очень приятная крайность. Впрочем, когда Дюперре перешел к восторженному описанию успехов французского генерала Соссье в подавлении восстания тунисских арабов шейха Али бен Халифа, мне стало интересно. Я мало знал об этом историческом событии, а Луи Арон очень живо описывал бои у городов Сфакс и священном для мусульман Кайруни. Я почувствовал себя ученым историком совершенно другого рода чем в 21 веке. Ведь насколько интереснее было бы с помощью машины времени перемещаться в интересующий момент в прошлом и слушать вот такой живой рассказ современника событий. Историческая наука стала бы не такой мертвой и несравненно более увлекательной. Во время этой застольной беседы я и был счастливым исследователем, получившим аппарат, позволяющий непосредственно видеть прошлое.

— Как я понимаю во французском парламенте не раздаются вообще голоса, ставящие под сомнение целесообразность и справедливость завоевания Туниса? — спрашиваю француза.

— Только несколько сумасшедших радикалов говорят об этом. Тунисцы сами виноваты! Они совершали набеги на Алжир и поддерживали там повстанцев.

— Но ведь Алжир тоже арабская земля, а не французская?

— Мы вынуждены были прийти туда пятьдесят лет назад чтобы покончить с пиратскими набегами столетиями, мучавшими христиан.

— Простите Луи, но ведь вы швейцарец французского происхождения, а не гражданин Франции?

— Но в этой ситуации я чувствую себя частью французской нации, защищающей цивилизацию от варварства!

Я задумался, не хотелось говорить об этом Дюперре, но, наверное, важной причиной было еще и то что после страшного поражения в войне с Пруссией, любая военная победа была бальзамом для израненной французской национальной гордости. С другой стороны, Россию европейцы искренне не считают частью цивилизации. Вон ведь во время Крымской войны Франция вооруженной силой защищала от нас турок, при этом оставаясь по самоощущению на стороне добра против варварства.

После завтрака мне захотелось посетить центральный корпус дворца. В голове был сумбур. Отъезд императорской семьи вызвал странное чувство. До этого общение с родственниками требовало ежеминутной сосредоточенности. И моя личность как бы уже объединилась и определилась в личность Андрея Трифонова использующего память царевича Николая. Оставшись один, я потерял концентрацию, и вот во время утреннего завтрака я был скорее Ники со стороны наблюдавшим за ученым 21 го века. Черт похоже во мне остаются две личности, которые все еще борются и не могут найти баланс между собой. В этой борьбе недолго и потерять разум, нить сознания, которая отделяет человека от состояния овоща.

Центральный корпус скорее музей, чем царская резиденция. Здесь никто не живет со смерти императора Павла. Кордегардия, соединяющая на первом этаже арсенальный и центральный корпус пуста. Хотя с отъездом императорской семьи и в нашем корпусе стало намного меньше людей, все-таки всегда в поле зрения есть кто-то из слуг и охраны. Здесь же — никого. Правда в первой комнате центрального корпуса, куда выходит кордегардия были солдаты и офицер охраны, вставшие смирно при моем появлении. Дальше в тронного Павла снова пустынно. Резной трон стоит под балдахином на фоне конного портрета Петра l. Меня охватило мальчишеское желание сесть на него, но нельзя. Во дворце, как известно, стены имеют глаза и уши. А тут вообще комната дежурного офицера, которую я только что прошел выходит незакрытой дверью в тронный зал. Интересно какая сплетня пойдет если я рассядусь на троне? Наверняка ничего хорошего и хвалебного обо мне не скажут. В зале отсутствует роскошь и позолота, только легкая роспись потолка и карнизов, обилие картин и портретов. Высокий потолок и ощущение простора тем не менее резко контрастируют с арсенальным каре, в котором укрылся отец. Правители России 18 века явно стремились не к видимости скромности, а к созданию обстановки величественности. Потолок зала украшает чудесная по тонкости и изяществу исполнения бронзовая люстра. Дальше я прошел в кавалерский зал, здесь ожидали приема во времена Павла Петровича. Тот же строгий, деловой и вместе с тем величественный стиль, то же обилие картин и портретов. В овальном кабинете хранится походная кровать императора, его ботфорты, трость и одежда. Насколько я помню все это было привезено из Михайловского замка. Эти предметы были немыми свидетелями убийства императора Павла. Кабинет полутемный, мои шаги по каменному полу отражаются гулким эхом. Я остановился перед походной кроватью, и тут мое сердце замерло, в глухой тишине раздался торопливый звук шагов нескольких пар ног. Нет это не призрак императора, он бы шагал мерно как командор в пьесе «Дон Жуан». Но может это призраки убийц? Сердце ушло в пятки. Шум стих. С трудом уняв бешеное сердцебиение я продолжил экскурсию. И в самом деле, после жуткой смерти в подземелье и всех странностей, случившихся со мной, глупо бояться. Вообще, может я и есть призрак? В пятиугольном таком же мрачном и полутемном башенном кабинете стоят низкие книжные шкафы. Прусские военные уставы, книги по ботанике, сборник морских сигналов, папки с гравюрами и чертежами, множество религиозных трактатов. Картины фламандских мастеров украшающие стены кабинета ничуть не развеивают гнетущей обстановки. Как Павел мог тут работать. В моем представлении кабинет должен быть светлым и удобным, как комнаты бельэтажа нашего корпуса. А здесь мрачно и темно. В кабинете отца хоть уютно, книг правда намного меньше. По винтовой лестнице поднимаюсь на второй этаж. И через потайную дверь попадаю в другой мир. Парадная опочивальня. Роскошь в стиле Людовика Четырнадцатого. Стены ритмично разделяются мраморными пилястрами расписанными изящными арабесками. Простенки затянуты голубым штофом с цветочным орнаментом. Огромная резная кровать, вазы севрского фарфора. Далее вхожу в верхний тронный зал с огромными гобеленами «Азия» и «Африка». А затем в белый зал, и сердце замирает, но уже не от страха, а от красоты. Я был здесь в 21 веке, и помню свое восхищение. Но сейчас! Зал пуст, без толпы экскурсантов. Он как бы светится. Все белое с небольшой добавкой пастельных тонов. Минимум позолоты, только на люстрах. Стены с изящным рельефом по мрамору. Зал огромен, а кажется еще больше так как выходит на открытую галерею с видом дворцового плаца. Я сам себе кажусь маленьким стоя посредине и вглядываясь в расписанный потолок, в античные скульптуры, вывезенные из Италии и Греции, они гармонируют с великолепием этой авлы северного дворца. Именно это название парадного зала из античного времени, более всего подходит. Я с трудом понимаю кто я. Николай? Андрей? Какая-то новая личность, составившаяся из обломков первых двух? Все это великолепие принадлежит моей семье. И пусть это несправедливо, но я счастлив. На глазах выступили слезы, стало до боли жаль себя. Ведь для того, чтобы выжить, придется всю эту сказку в камне оставить и бежать далеко. Я забыл все страхи первого этажа, и как путешественник, нашедший в пустыне оазис и не могущий оторваться от ручья с прохладной водой продолжил свою экскурсию. Малиновая гостиная, украшенная малиновыми гобеленами со сценами из «Дон Кихота», и обитой малиновым же бархатом мебелью. Чесменская галерея, поражающая богатой золотой лепниной, полотнами, изображающими эпизоды Чесменской битвы. Камин красного мрамора. Зеркало, которое увенчивает бронзовый двуглавый орел. Господи и откуда во мне вдруг приступ имперской гордости, я ведь человек двадцать первого века, бывший всегда равнодушным к имперской идее? Оружейная галерея, светящаяся полированной сталью сотен сабель и ружей, горящая золотой и серебряной инкрустацией многих из них. И как звезды вспыхивают драгоценные камни и перламутр некоторых восточных произведений оружейного искусства. Вот черт, я взглянул на часы, уже десять минут третьего! На урок опаздываю намного. Хватит, роскошь второго этажа главного корпуса для меня похоже наркотик, не могу оторваться. Быстрым шагом, почти бегом, коря себя, поспешил в домашнее каре.

В учебной комнате была уже паника. Кроме бледного с дрожащими руками Дюперре, там также генерал начальник охраны Оттон Борисович Рихтер, он выглядит величественно — отменная выправка и рост, превосходящий даже отца. В отличие от француза генерал не потерял самообладания, хотя также похоже не знает, что делать. Завершают картину полковник Арапов командир кирасирского полка и Елизавета Андреевна Воронцова. Черт, как же быстро они все слетелись из-за моего опоздания всего на каких-то 20 минут.

— Где вы были Николай Александрович?

Первой отреагировала на мое появление Елизавета Андреевна. Похоже из всех присутствующих именно она лучше всех сохранила хладнокровие и присутствие духа.

— В центральном корпусе, извините, засмотрелся на коллекцию оружия, не заметил, что уже время урока.

— Как же так Николай Александрович, почему меня не предупредили!

Чуть не закричал Дюперре.

— Извините, пожалуйста, но ведь я опоздал всего на 20 минут, не ожидал, что вы так быстро поднимите тревогу. Кроме того, дежурный офицер в центральном корпусе видел куда я пошел. Однако, еще раз прошу извинения. Надеюсь, увидеть вас всех завтра на завтраке в Арсенальном зале. Елизавета Андреевна, разрешите пожалуйста провести завтрак как обычно по воскресеньям?

Воронцова была зла, но отказать царевичу при стольких свидетелей было неудобно. Кроме того, Елизавете Андреевне польстило, что в присутствии мужчин, я обратился за разрешением именно к ней. Рихтер не так уж хорош, как начальник охраны, Черевин наверняка бы знал о передвижениях наследника престола за пределами Арсенального каре. А дежурный офицер, не доложивший об этом начальнику, был бы сразу переведен на другое место службы.

Урок французского прошел скомкано, Дюперре было тяжело сосредоточится. Груз ответственности старшего в отсутствии Даниловича похоже слишком давит на него. На урок танцев моя партнерша Саша Воронцова сегодня пришла в сопровождении мамы. Поэтому Сандра под взглядом Елизаветы Андреевны была строга и не улыбчива. Хотя ее пальчики подрагивали в моих ладонях. Меня тоже охватывало волнение, когда рука ложилась на гибкий стан девочки. Эх были бы мы хотя бы года на три старше. Пятичасовое чаепитие и обед прошли в компании Дюперре и старшей Воронцовой. Француз не был столь разговорчив как за завтраком. То ли под впечатлением дневного приключения, или его смущало присутствие Елизаветы Андреевны. Она тоже была молчалива и задумчива.

— Елизавета Андреевна помогите, пожалуйста мне организовать завтрашнюю трапезу. Я несколько погорячился, распорядившись о ней, не знаю кого еще надо пригласить кроме Рихтера и Арапова. Кроме того, надо дать распоряжения по меню, сервировке и прочее.

Впервые за вечер дама улыбнулась, а улыбка у нее приятная, теплая и обаятельная как у ее дочери.

— Конечно, Николай Александрович, я все организую. Пригласить надо офицеров охраны. Хиса, он остался во дворце на выходные. Сегодня поздно вечером должен прибыть обер-егермейстер Александр Григорьевич Чертков с женой, их тоже обязательно надо пригласить.

— Конечно, и очень рад буду видеть всех ваших детей, Иллариона Ивановича.

— Муж сегодня утром уехал в Петербург, вернется лишь завтра к вечеру. Дать распоряжение чтобы к столу доставили продукты из зверинца?

— Было бы невежливо оставить обер-егермейстера без дичи.

Графиня рассмеялась. Она явно ожила и почувствовала себя в родной стихии.

— А как в плане напитков, сделать похоже на детский утренник и пригласить побольше детей?

— Нет, пожалуйста. Сделайте все по-взрослому как при родителях. Вино для дам, водка для офицеров. Пригласите генерала Черевина.

Елизавета Андреевна звонко захохотала, сморщив носик. А ведь она совсем молодая женщина лет тридцати пяти. Просто за суровостью и серьезностью матери большого семейства этого не видно. Присев ближе ко мне, графиня продолжила живо обсуждать подробности завтрашнего мероприятия. Идея самой организовать хоть маленький, но царский пир ей явно понравилась. За обедом мы даже засиделись. Дюперре заскучал, и, по-моему, немного обиделся, что о нем забыли.

Этот вечер и перед обедом, и после я посвятил учебе. Хватит на сегодня экспедиций по дворцу, пускай Луи Арон успокоится. Да и материалов для занятий теперь достаточно. Чего стоит только стопка учебников немецкого которыми снабдил меня Прейс. Тем более из всех иностранных языков, которые я изучал, именно этот самый проблемный. Итак, вечер субботы стал для меня немецким. Засиделся я почти до полуночи в кабинете. Дюперре меня не побеспокоил, может ушел рано спать, или просто не решился лишний раз тревожить августейшего ученика.

Елизавета Андреевна только к полуночи отдала все необходимые распоряжения. И сейчас не могла уснуть приятно возбужденная хлопотами о завтрашнем пире. А ведь не удивительно что Саша явно увлеклась царевичем. Раньше он казался Елизавете вялым и бесцветным подростком. Сегодня же даже она ненадолго забыла, что разговаривает с ребенком, а не с остроумным и внимательным мужчиной. Тем более надо держать дочь и царевича на дистанции друг от друга. К слишком большим неприятностям может привести такой роман. Сейчас, конечно, они еще слишком юны, но известно, как детская привязанность может перерасти в серьезное чувство года так через три.