Рациональность

Рациона́льность (от лат. ratio — разум) — термин, в самом широком смысле означающий разумность, осмысленность, противоположность иррациональности. В более специальном смысле — характеристика знания с точки зрения его соответствия некоторым принципам мышления. Использование этого термина часто связано с вниманием к различиям в таких принципах, поэтому принято говорить о различных типах рациональности.

Существуют различные модели философского рассмотрения рациональности. Так, Макс Вебер различает формальную и субстантивную рациональность. Первая состоит в способности осуществлять калькуляцию и расчет в рамках принятия экономического решения. Субстантивная рациональность относится к более обобщенной системе ценностей и стандартов, которые интегрированы в мировоззрение. В других моделях рациональности в качестве её основы рассматривались согласованность, эмпирическая адекватность, способность к росту содержательного знания.

В плюралистических трактовках подчёркивается, что рациональность представляет собой конструкт, выполняющий роль методологического обоснования знания, но не имеющий универсального объективного референта. Применительно к разным культурам и эпохам выделяют свои виды рациональности: рациональность Нового времени, классическая рациональность, неклассическая рациональность и т. п. Каждой из таких рациональностей свойственен свой стиль мышления, свои проблемы и методы их решения, свой особый тип разума, порождающий такое знание, которое для данной эпохи и культуры считается рациональным. Предпринимаются и попытки выделить общие для всех видов рациональности черты.

В философии науки проблема рациональности связана с проблемой научности и выделением рациональных методов науки. Эта проблема известна как проблема демаркации и успешного решения не имеет.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

Институциональная экономика выполняет следующие функции: познавательную, практическую, мировоззренческую и социальную. Она основывается на следующих основных принципах: институтоцентризма, несводимости, ограниченной рациональности, историзма. Принцип институтоцентризма утверждает, что невозможно изучать какой-то экономический процесс, отвлекаясь от конкретной институциональной формы. Принцип несводимости устанавливает четкую границу между социальным и естественнонаучным знанием. Принцип ограниченной рациональности означает, что индивид, принимающий решения, не в состоянии учитывать все возможные альтернативы при формировании и решении задачи, так как внимание и интеллект человека являются ограниченными ресурсами. Принцип историзма утверждает, что явления экономической жизни невозможно объяснить, не принимая во внимание сложившиеся социально-культурные институты, то есть образ и стиль мышления, особенности мироощущения, привычки и традиции.

П. Г. Аленин, Институциональная экономика, 2013

Известнейший ученый-философ В. П. Кохановский выделяет следующие принципы материалистической диалектики: «объективность, всесторонность, конкретность (восхождение от абстрактного к конкретному), историзм, противоречие, единство качественной и количественной определенностей, детерминизм, причинность, отрицание отрицания».[25] Вместе с тем в рамках иных мировоззренческих систем формируются и иные гносеологические принципы; например, синергетическая концепция познания основывается на принципах самоорганизации сложных открытых социальных систем, обратных связей социальных систем, многоканального механизма детерминации и т. п. Кроме того, нельзя не отметить коммуникативную мировоззренческую концепцию. «Акцент в понимании права должен делаться не на совокупности норм права и рациональности воли законодателя, а на практике правовых коммуникаций, в единстве с которой эти нормы и получают свой правовой смысл. Причем сама юридическая практика отнюдь не рассматривается как простое «применение» существующих государственно-организованных норм. Поэтому такое право следует понимать как ”процедурное“ право».[26] Хотя эта концепция формируется на основе синергетического подхода, вместе с тем он дает возможность формировать новое направление в понимании правовых явлений.[27] Нельзя не отметить, что применение того или иного метода познания в процессе исследования объекта основывается на принципах использования метода в процессе познания объекта, которые являются необходимым ориентиром для объективности использования данных инструментов в процессе познания объекта. Так, исследование научных аспектов теории систем позволяет выделить следующие принципы системного исследования: 1) принцип анализа системообразующих связей и форм явления; 2) принцип разработки стратегии исследования; 3) принцип разработки формально-аналитических аспектов исследования; 4) принцип телеологического (целевого) описания системы и некоторые другие.[28]

А. Н. Жеребцов, Общая теория публично-правовой обязанности, 2013

Итак, предыдущее рассмотрение подводит нас к тому, что суть проблемы самого существования идеи рациональности в современной культуре сводится к следующему: понимая ограниченность классического образа рациональности, можем ли мы вместе с тем утверждать, что в традиции рациональности как ценности культуры присутствует определенное инвариантное, непреходящее содержание, которое не связано необходимым образом с конкретными «конечными» историческими формами рациональности – прежде всего с парадигмой классической рациональности и связанной с нею философской концепцией классического рационализма. Существование такого инвариантного содержания дало бы нам основание утверждать значимость идеала рациональности, в ее неклассической или постклассической форме, для современной культуры.

В. С. Швырев, Рациональность как ценность культуры. Традиция и современность

В результате одни философы, подобно Фейерабенду, склонны ограничивать и снижать роль и значение рационального начала как в науке, так и в человеческой жизнедеятельности в целом. Другие, стремясь все-таки сохранить известную инвариантность норм и правил разума, пытаются сделать это путем снятия отождествления рациональности как таковой с научной рациональностью. Такую позицию занял, например, немецкий философ науки К. Хюбнер. В отличие от теоретико – познавательного анархизма Фейерабенда Хюбнер признает определенные правила и стандарты рациональности, которые, однако, не ограничиваются наукой и – при всей их относительной устойчивости – обусловлены в конечном счете исторической традицией. В работе «Критика научного разума» (1978) Хюбнер пытается доказать, что те формы сознания, которые обычно противопоставлялись науке как иррациональные – например, миф, – в действительности имеют свою рациональность, которая обусловлена специфическим, отличным от научного, понятием опыта9. Рассмотрению мифологического сознания и характерного для него типа рациональности Хюбнер посвятил специальную работу «Истина мифа»10. Согласно точке зрения Хюбнера, научная рациональность имеет свою границу в исторически контингентных положениях веры.

Пиама Гайденко, Научная рациональность и философский разум

Смена методологических вех в наши дни уже привычно описывается через типы рациональности (Парадигмы в психологии, 2012; Теория и методология психологии, 2007). Согласно концепции В. С. Стёпина, классическая рациональность характеризуется сосредоточенностью на объекте исследования и элиминацией субъективных факторов; неклассическая рациональность обращается к взаимодействию объекта и субъекта и учитывает фактор наблюдателя; постнеклассическая рациональность чувствительна к анализу контекстов и ценностных оснований исследования (Постнеклассика, 2009). В плане организации научного знания последняя отличается движением от предметов к проблемам, а в настоящее время – к интегральным тематическим полям исследований. Важную роль здесь играют трансдисциплинарные и полипарадигмальные подходы. Дополнительной характеристикой постнеклассического типа рациональности служит эпистемологическая озабоченность, выразившаяся в феномене сверхрефлексивности и опережающем поиске новых методологий (Гусельцева, 2015б).

Коллектив авторов, Принцип развития в современной психологии, 2016

Идеи Апеля и Хабермаса служат отправной точкой для нашего исследования. Необходимо отметить, впрочем, что, на мой взгляд, оба немецких философа не в полной мере смогли учесть ту критику принципов модерна, которая была развита философией XX века. Рациональность, даже понятая как коммуникативная, составляет лишь аспект человеческого общения. Предлагая рациональность и ответственность как основание действий субъекта, необходимо еще показать место этих принципов в коммуникативной деятельности. Свобода, ответственность и рациональность субъекта коммуникации не является необходимой составляющей социальной жизни, проходящей преимущественно в рамках социальных стереотипов и иррациональных привычек. Более того, как раз эти привычки, представляющие собой глубокий пласт «неявного знания» (Полани), являются необходимым условием коммуникации. Последняя оказывается преимущественно иррациональной и бессубъектной. Чтобы обоснованно вернуться к идеалам модерна, необходимо еще обосновать саму возможность ответственного рационального действия. Поэтому задачей нашего исследования будет поиск границы сферы иррационального в общении. Похожую задачу решал в свое время Кант, обосновывая возможность морального поведения ограниченностью сферы природной детерминации субъекта.

Г. Б. Гутнер, Риск и ответственность субъекта коммуникативного действия, 2008

Возвращаясь от эмпирического анализа к теоретическому, надо сказать, что современное постнеклассическое понимание мира человека характеризуется ростом рефлексии его ценностных и смысловых аспектов. Рефлексия научных типов рациональных рассуждений – это не осознание их, а преобразование. Преобразование проявляется в том, что субъект не только осознает типы знания и правила действий с ними, но и порождает их смысл. А в смысле потенциально содержится возможность его понять. Понимающий субъект не дистанцирован от изучаемого мира, а находится внутри него, погружен в природную и социальную действительность. Мир оказывается таким, каким субъект его видит, какие методы познания он применяет, какие вопросы ставит. Постнеклассическая психология человеческого бытия предполагает не только новые способы осмысления мира, но и рефлексию над основаниями рациональных типов познания. Как отмечает В. А. Лекторский, сегодня сама рациональность начинает пониматься по-другому. Только в простейших случаях рациональные рассуждения можно свести к действиям по фиксированным правилам, следование которым приводит к заранее намеченной цели. В более широком и глубоком смысле рациональность предполагает пересмотр, изменение и развитие самих правил (Лекторский, 2001).

В. В. Знаков, Психология понимания мира человека, 2016

Философский смысл этой модели заключается в критике главной идеи неопозитивистской эпистемологии – убеждения в том, что существуют единственно верные, абсолютные и неизменные критерии научности. Кун объявил эти критерии исторически изменчивыми, относительными: каждая парадигма задает свои стандарты (каноны) научной рациональности. Поэтому демаркационная линия, отделяющая рациональную науку от нерациональных форм познавательной деятельности, устанавливается каждый раз заново с утверждением новой парадигмы. То есть, начиная с Куна, распространяется идея релятивности норм научно-познавательной деятельности.2 Выдвинутый им тезис «о несоизмеримости парадигм» говорит о невозможности сравнения двух различных парадигм, установления каких-либо логических отношений между ними и выявления лучшей из них. С этим связано отрицание Куном преемственности в эволюции науки: знание, накопленное в рамках предыдущей парадигмы, отбрасывается после ее распада. Другими словами, согласно Куну, прогресса науки, по сути дела, не существует. Прогресс, по его мнению, имеет место лишь в период «нормальной науки», внутри определенной парадигмы, где его критерием выступает количество решенных научных проблем.3

Я. С. Полякова, Общие проблемы философии науки, 2011

Классический тип научной рациональности, центрируя внимание на объекте, стремится при теоретическом объяснении и описании элиминировать все, что относится к субъекту, средствам и операциям его деятельности. Такая элиминация рассматривается как необходимое условие получения объективно-истинного знания о мире. Цели и ценности науки, определяющие стратегии исследования и способы фрагментации мира, детерминированы на этом этапе, как и на всех остальных доминирующими в культуре мировоззренческими установками и ценностными ориентациями, хотя классическая наука не осмысливает этих детерминаций. Научные исследования рассматриваются как познание законов Природы, существующих вне человека.

В. Е. Лепский, Технологии управления в информационных войнах (от классики к постнеклассике), 2016

Значение постнеклассической философии состоит в том, что она ориентирует всю область социально-гуманитарного знания на иные по сравнению с классической философией представления о рациональности. По мнению современного немецкого философа и социолога Ю. Хабермаса, в новом типе рациональности разумным считается уже не объективный порядок вещей, как это предполагалось классической наукой, а разрешение проблем, которое основывается на опыте обращения с реальностью. Соответственно классическая рациональность рассматривается им как «материальная», постнеклассическая – как своего рода «процедурная», открытая. Новым предметом философского познания становится жизненный мир человека как сфера повседневной самопонятности (о понятии жизненного мира см. § 2 главы II «Исторические и современные типы правопонимания»), как дотеоретическая целостность, познаваемая через рациональную реконструкцию интуитивного знания компетентных субъектов речи и действия. Философия, в том числе современная постнеклассическая философия, предоставляет основные метатеоретические идеи для правовой науки, являясь ее методологическим, гносеологическим и онтологическим основанием.

Е. В. Тимошина, Общая теория права. Учебник, 2017

Осмысление не количественных, а сущностных характеристик систем различного уровня является заслугой В. С. Степина [1997; 2003а; 2007] – автора идеи постнеклассической рациональности. Согласно его подходу, связи и отношения, присущие каждому типу системы, можно охарактеризовать в категориях части и целого, вещи и процесса, причинности и случайности, возможности и необходимости, пространства и времени.

М. А. Щукина, Психология саморазвития личности, 2015

Характерное для современной культуры расширение коммуникативных средств устанавливают равнозначность невербальных (иконических) и вербальных средств выразительности. В классической парадигме философствования было распространенным главенствующее значение языка и знака в человеческой рациональности; в исследованиях процесса коммуникации ведущая роль признавалась за вербальным языком, в то время как другие средства человеческой выразительности вытеснялись на периферию философского интереса. Само именование «невербальный» признает первичность вербальной коммуникации. В настоящее время понимание сознания человека расширилось, оно трактуется как способ восприятия мира и хода внутренней жизни, система значений, в которых протекает не только мышление, но и видение. Это явление называется иконическим поворотом, фиксирующим существенность факта социальной жизни, когда визуальный образ стал онтологическим условием актуально сущего. Эту тенденцию к образотворчеству фиксировал ряд западных исследователей. Так, понятие «imagic turn» ввел в 1992 году историк искусства Вильям Дж. Томас Митчелл[1], а собственно термин «iconic turn» – немецкий исследователь Готфрид Бём[2] в 1994 году. В современном мире образ уже не рассматривается в качестве модели действительности, как в классических схемах гносеологии, он признается самостоятельной, самовоспроизводящей, самореферентной реальностью. Иконический и медиальный поворот определяют своевременность исследовательского и научного обращения к теории образа.

Ю. В. Белоусова, Генезис образа и его функционирование в медиапространстве, 2015

Сферой функционирования стиля мышления являются как категориально-понятийная структура научной теории, так и различные формы практической организации мышления и рационального освоения действительности. При этом стиль мышления предстает как определенный способ организации, накопления и сохранения опыта рациональной деятельности, то есть выступает в качестве механизма селекции и трансляции норм рациональности, соответствующих данному типу культуры. При этом основу стиля мышления составляют предельно обобщенные схемы и программы человеческой деятельности, выражаемые системой категорий культуры – важнейшей предметной областью философского анализа.

Коллектив авторов, Философские проблемы междисциплинарного синтеза, 2015

Социолог начинает с осмысления общественно-исторических реалий XX в. При этом их анализ является критическим (критикуются средства социального управления и господства, изощренные технологии манипуляции общественным сознанием). Причина существования указанных явлений заключена в основополагающем для Запада принципе рациональности, основанном на науке и технике. Познавательная и инструментальная сила науки и техники обусловила динамику капитализма, усилила эффективность организации труда, однако последствия этих процессов для культуры трагичны. Рационализация, проникая в духовную сферу общества, вызывает разрыв между ценностным и формально-ориентированным социальным действием. Привнесенные в культуру научно-техническая рациональность и целерациональное действие неизбежно проявляют по отношению к ней свою репрессивность, выраженную в бюрократизации, господстве властных отношений, культе денег. Современность не может определять себя иначе. Поэтому отмеченные явления выступают предпосылкой уяснения ее существа. Ю. Хабермас прослеживает неоднозначное воздействие рационализации на социокультурную и природную среду, на самого человека. Главный порок рационализации состоит в искажении подлинных целей человеческого бытия, не связанных с жестким утилитаризмом. Цели и смыслы жизни человека вообще не могут быть адекватно воспроизведены в логике инструментального разума, они не доступны научно-технической и экономической рациональности. Поскольку она главенствует в современном обществе, то люди продолжают находиться в условиях ложной интеракции, не оставляющей места для свободного проявления их индивидуальности и преодоления насилия. Иными словами, научно-технический тип рациональности диктует свои правила игры, активность, творчество индивидов не исключаются, но они возможны только в горизонте очерченных его принципами пределов. Последние задаются существующей в обществе системой властных отношений, ориентированной на максимальную эффективность, расчет и выгоду, которые порождают постоянно воспроизводящую деформацию коммуникативных практик.

О. А. Романов, Социальная философия, 2013

В гносеологическом аспекте рациональность может противопоставляться опытному познанию, основанному на относительно несложном выборе и последовательном повторении различных вариантов экспериментов. Но в эмпирическом познании содержатся элементы научной рациональности, да и сама эмпирика – результат и составная часть рационально организованной научной деятельности. Чувственному познанию научная рациональность не противопоставляется.

С. С. Антюшин, История и философия науки. Учебное пособие для аспирантов юридических специальностей, 2013

В неклассической философии единство мира начинает пробле-матизироваться, хотя и продолжает неявно рассматриваться по-прежнему в рамках той же самой бинарной оппозиции «единое/многое»; в результате – вполне ожидаемо и совершенно неудивительно, что отвергаемый после радикальной критики идеал единства заменяется идеалом множественности, а принцип тождества – принципом различия. Строго говоря, верно и обратное: именно благодаря утверждению множественности появляется возможность четко и концептуально отличить неклассический стиль мышления и стандарт рациональности от классического – как раз по этому самому признаку. Множественности как комплекс нередуцируемых различий провозглашаются общим решением – посредством устранения – проблемы невозможности последовательного и окончательного сведения широкого разнообразия вещей/явлений к одному началу/ субстанции/принципу, причем такое решение относится не только к теоретическим, но и практическим аспектам проблемы. Редукция начинает трактоваться не только как невозможная, но и как ненужная и даже скорее вредная – ведь даже попытки подведения всего и вся под один общий знаменатель грозят привести к тоталитарной идеологии и практике тоталитаризма, тогда как гарантирующая личные свободы подлинная демократия неотделима от принципа плюрализма позиций и предоставления реальных возможностей для разнообразия стилей и форм общественной и частной жизни. Так множественность и разнообразие, основанные на фундаментальных различиях, объявляются ценностью и целью, равно как и предпосылкой, и методологическим принципом, из-за чего постклассическую мысль иногда характеризуют как «философию различия» [см. 329; ср. 115, с. 321] – исходя, по-видимому, из напрашивающейся опять-таки бинарной оппозиции «тождество/различие».

В. Ю. Кузнецов, Взаимосвязь единства мира и единства культуры, 2013

Близко к этому подходит феноменологическая теория, связанная с именами Альфреда Шюца (1899–1959) и Гарольда Гарфинкеля (1917–2011). Ответвлением феноменологической теории является этнометодология, получившая статус самостоятельной социологической теории, благодаря влиянию трудов Ирвина Гофмана (1922–1982). Этнометодология исходит из того, что, вступая во взаимодействие, каждый индивид имеет представление о том, как будет или должно протекать это взаимодействие. Такие представления организуются в согласии с нормами и требованиями, отличными от норм и требований общепринятого рационального суждения. Отсюда программное положение: «Черты рациональности поведения должны быть выявлены в самом поведении». Именно поисками такой мифической реальности и занимается этнометодология.

Коллектив авторов, Социология. Учебное пособие, 2014

Развитие естественных наук убедительно показало, что любая логически безупречная система знания не может достичь абсолютной завершенности и вынуждена прибегать к изначальным принципам, которые «нейтрализуют» элемент неопределенности, иррациональности. По этой причине рациональность как взаимосвязанная система знания, дошедшая до пределов своей истинности, обладает ограниченностью. Не может помочь рационализации оснований природы даже наука, также в связи со своей ограниченностью, заключенной в ее специфике.

Л. Н. Харченко, Современное биологическое образование: теоретический и технологический аспекты, 2014

Другими особенностями научного знания являются: его рациональность, системность, интерсубъективность, понимаемая как общезначимость, общеобязательность, наличие специальных методов познания и специального языка понятий, категорий для максимально точного и непротиворечивого выражения полученных знаний. В современной науке существуют организации ученых, координирующие исследования, наличие необходимых материалов, технологий, средств фиксации информации.

Коллектив авторов, Концепции современного естествознания. Учебное пособие, 2009

В философском анализе знания последнее всегда рассматривается в качестве обоснованного истинного убеждения, а возможные расхождения касаются, прежде всего, природы обоснований его истинности или даже необходимости эпистемического обоснования (для исключения роли «эпистемического везения» в обладании истинными убеждениями). Однако для того чтобы изучать детерминанты и эффекты знания как факты внешнего мира, необходимо в принципе допустить (как, по сути, допускает и Мангейм) возможность «неправильных» причинных цепочек, в частности, ведущих от фактов о «социальном бытии» людей к их текущим убеждениям или недискурсивным репрезентациям и потенциально включающих в себя опосредующие и смешивающие влияния со стороны других, нерелевантных фактов. Для того чтобы ошибочные убеждения, в текущий момент принимаемые субъектом за истинные, сохраняли свою опровержимость, нужно всего лишь отказаться от идеи «метафизических искажений», принципиально не корригируемых никакими эмпирическими фактами. Существенным условием для такого отказа является уточнение определения знания как истинного убеждения. Подкрепленное эмпирическим свидетельством или просто рациональное с точки зрения оснований убеждение может быть, и во многих случаях оказывается, истинным, однако с точки зрения его эмпирического исследования оно может быть контингентно уязвимо для ошибок или становиться ложным без того, чтобы субъект сразу осознал произошедшие в реальном мире изменения. Интуитивное понимание необходимости такого переопределения понятия «знания», вероятно, является общей базой для попыток радикального отказа от истинности как его атрибута, представленных и в проекте социального конструкционизма, и в центральных тезисах «сильной программы», исходно сформулированных Д. Блуром [14; см. также: 12], отрицающих существование свободных от контекста норм рациональности и ведущих к соответствующим версиям релятивизма.

Коллектив авторов, Обыденное и научное знание об обществе: взаимовлияния и реконфигурации, 2015

Е. П. Борзова не обходит вниманием и позитивизм, для которого, казалось бы, исключительно характерен именно бинаристический стиль мышления. Тринитарный опыт эпистемологической рефлексии К. Поппера (концепция трех миров), проанализированный в «Триадологии», свидетельствует об универсализме триалектики. Универсальность тринитарного опыта подтверждается Е. П. Борзовой на материале синергетики, возникшей в мыслительном контексте постнеклассической рациональности. Диалектика самоорганизующихся систем микро– и макромира, оказавшаяся в фокусе научного познания, привела к постановке вопроса об условиях воссоздания того, что созидается природой в процессах самоорганизации.

Е. П. Борзова, Триадология, 2013

В социальной психологии в качестве объяснительных моделей, отражающих механизмы социального познания, традиционно рассматривают понятие имплицитных теорий личности (ИТЛ). ИТЛ – это присутствующее у каждого человека представление о психологической организации других людей. ИТЛ содержит три уровня: философский уровень, уровень ценностей, смыслов, мотивов и психологический уровень (конкретных свойств и качеств) (Андреева, 2004). Наибольший интерес для нас представляет философский уровень ИТЛ, на котором формируются представления о людях с позиций доверия, рациональности, альтруизма, независимости, изменяемости, сложности. Первые четыре напрямую связаны с базисными представлениями индивида о природе людей; последние два преимущественно отражают взгляд на индивидуальные различия.

М. А. Падун, Психическая травма и картина мира. Теория, эмпирия, практика, 2012

Вместе с тем Брушлинский был большим ученым, не только чутко улавливающим парадигмальные изменения в структуре и методах психологического знания, но и способным устранять, казалось бы, непреодолимые противоречия между ними. Основой такой способности для него стали «сквозные» фундаментальные проблемы. Многолетнее обдумывание этих проблем дало ему возможность рассмотреть их с классических, неклассических и постнеклассических позиций, а также осознать достоинства и недостатки типов рациональности, присущих каждой из названных парадигм. Оказалось, что многие проблемы могут быть предметом анализа, включающего одновременное использование разных способов рациональных рассуждений.

В. В. Знаков, Психология понимания. Проблемы и перспективы, 2005

В основе неоинституциональной модели экономического человека лежит принцип ограниченной рациональности, суть которого можно выразить словами его автора – Г. Саймона: люди предполагаются «намеренно рациональными, но обладающими этой способностью в ограниченной степени» из-за труднодоступной, избыточной или сложной информации, наличия общественных норм и правил, индивидуальных стереотипов мышления[17].

Г. В. Белехова, Экономическое поведение населения: теоретические аспекты, 2012

3. Философское мировоззрение отличается от других тем, что оно основано на знании, оно рефлексивно (имеет способность обращаться к самому себе), логично, опирается на четкие понятия и категории. Таким образом, философское мировоззрение представляет собой высший вид мировоззрения, отличающийся рациональностью, системностью и теоретической оформленностью.

М. В. Малышкина, Философия. Шпаргалки, 2013

Триумфальные успехи естествознания, особенно с XVII–XVIII вв., надолго сделали принципы и нормы механико-математического естествознания, отождествляемые с научным познанием вообще, образцом, эталоном рациональности. Наряду с несомненными достижениями к настоящему времени, однако, все более выявляется ограниченность сциентистского мышления, искусственного разделения культуры на сциентистскую и гуманитарную. Развитие естествознания, задавая идеалы и нормы научного познания, вместе с тем все более обогащается традиционно считавшимися «вненаучными» элементами гуманитарного мышления.

В. Г. Торосян, Концепции современного естествознания, -1

Фундаментальной и в достаточной степени интересной с научно-познавательной точки зрения представляется классификация типов правопонимания, предлагаемая И. Л. Честновым. Ученый, «исходя из трех типов рациональности, формирующих критерии научности»,[155] выделяет три критерия классификации: философский, социологический, культурно-исторический.

П. А. Оль, Правопонимание: от плюрализма к двуединству, 2005

При разделении власти и сексуальности последняя выходит из рамок семьи и брака, оказывается несвязанной с репродуктивностью и получает чувственную, эмоциональную нагрузку. Онтология публичного/частного делает возможными концентрацию родовой власти, рациональную экономику семьи и чувственное сексуальное поведение, что принципиально невозможно в категориях бытия как сакрального/профанного. Одним из первых исследователей, поставившим вопрос о тесной взаимосвязи власти и сексуальности, был французский философ Мишель Фуко. В своем фундаментальном трехтомном исследовании «История сексуальности» он доказывает, что категории и нормы сексуального поведения составляют систему властных отношений.[234] Однако сексуальное поведение как «диспозитив», т. е. как объект научной рефлексии и возможных стратегий воздействия и контроля над ним, по мнению М. Фуко, появляется только в индустриальных обществах, не ранее Нового времени.[235] В античном мире отделенное от власти сексуальное поведение становится синкретичным с чувствами. Однако эта чувственность в античном идеале рациональности подчинена разуму. «Греки считали романтическую любовь видом одержимости или безумия и высмеяли бы каждого, кто предложил бы ее в качестве руководства при выборе супруга», – отмечал W. Summer.[236] Рационализация чувственности не только позволила Гиппократу создать типологию личности, основанную на темпераменте, широко используемую и в современной психологии, но и в рамках этой типологии выделить четыре разновидности любви – эрос, строгэ, филия и агапэ, – соотносимых с темпераментом.[237] Формирование индивидуальной личности в античном мире дало возможность Гиппократу «положить начало научной типологии личности, без которой не возникли бы современные учения об индивидуальных различиях между людьми».[238]

Н. А. Исаев, Сексуальные преступления как объект криминологии, 2007

В обоих курсах наглядно демонстрируется, что от выбора экономистом модели поведения человека непосредственно зависит наличие нормативной составляющей в его исследовании. В пособиях дается разная интерпретация этой нормативной составляющей – тем интереснее сопоставление позиций двух авторов. В первом учебном пособии используется противопоставление норма – рациональность, в связи с чем норма рассматривается как определенное ограничение поведения, в частности посредством общественных институтов. Во втором учебном пособии норма противопоставляется анализу, т. е. рассматривается как ограничение для использования аналитического метода в самой теории. Тем не менее обе интерпретации тесно связаны между собой.

Е. Н. Калмычкова, Экономическое мышление: философские предпосылки. Учебное пособие, 2005

Во-первых, были достаточно четко классифицированы существующие подходы к сущности моральной ответственности индивидуума.[31] По мнению авторов, такая ответственность имеет по крайней мере три значения: «казуальное», состоящее в ответственности индивидуума за последствия его намерений, воплощаемых в действиях; «следования правилам», подразумевающее следование нормам, ассоциируемым с социальной ролью индивидуума (ответственность родителей перед детьми, врача перед больными и т. д.); и «принятия решений», относящееся к независимому процессу морального рассуждения индивидуума, формирующему его моральную позицию. Как подчеркивали К. Годпастер и Дж. Мэтьюз-мл., именно моральное рассуждение, характеризующееся рациональностью и уважением к окружающим, является адекватным идее трактовки индивидуума как морального агента. Более того, именно способность корпорации к такому рассуждению позволяет рассматривать ее как морального агента, причем «подобно тому, как моральная ответственность, демонстрируемая индивидуумом, со временем развивается в процессе превращения ребенка во взрослого человека, мы можем ожидать, что будут обнаружены стадии развития характера организации, образующие специфические модели» [Goodpaster, Matthews, Jr., 1982, p. 133].

Ю. Е. Благов, Корпоративная социальная ответственность. Эволюция концепции, 2015

На волне всплеска биологической психиатрии сейчас интерес к философии и междисциплинарным исследованиям в психиатрии, как это ни странно, нарастает. В 2006 г. М. Хайзе и К. Капке писали: «Благодаря внедрению методов исследования нейронаук психиатрия после стольких лет господства антропологических или психоаналитических подходов переживает в своем развитии „вторую биологическую фазу“»[15]. Но в то же время развитие нейронаук приводит к стимулированию разработки антропологических моделей, которые оказываются несовместимыми с психиатрической и психотерапевтической практикой. В этой ситуации, как отмечают авторы, со стороны психиатрии начинает укрепляться интерес к межотраслевому сотрудничеству с философией. «Психиатрия, – пишут Т. Шрамм и Й. Томе, – философская дисциплина. Это может показаться неожиданным и провокационным заявлением. Однако очевидно, что множество теоретических и практических проблем психиатрии несут философские коннотации»[16]. Среди этих проблем редакторы сборника «Философия и психиатрия» называют проблемы тела/сознания, свободы желания, понятия рациональности, причинной обусловленности, личной идентичности, сознания, сознания другого, классификации, споры о соотношении наук естественных и гуманитарных. Все они, на их взгляд, характерны для теоретической философии – метафизики, эпистемологии, теории поведения, философии науки, философии сознания.

О. А. Власова, Феноменологическая психиатрия и экзистенциальный анализ. История, мыслители, проблемы, 2010

♦ критика идеала рациональности в различных теориях познания (М.К. Мамардашвили);

А. Г. Асмолов, Психология личности. Культурно-историческое понимание развития человека, 2007

Особо отметим недопустимость в осмыслении переходов во времени смешения науки с псевдонаучными, мистическими и иными спекуляциями, а также необходимость различения научной фантастики и научной рациональности.

Александр Селиванов, Развитие объектов. Наука управления будущим, 2016

IV. Просветительская – распространение научных знаний, внедрение в массовое политическое сознание элементов научной логики, рациональности, противодействие его мифологизации и чрезмерной идеологизации.

А. П. Долгов, Политология. Учебное пособие, 2014