Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ему всё бы только рыбки! Я не иначе хочу, чтоб наш
дом был первый
в столице и чтоб у меня
в комнате такое было амбре, чтоб нельзя было войти и нужно бы только этак зажмурить глаза. (Зажмуривает глаза и нюхает.)Ах, как хорошо!
Квартальный. Прохоров
в частном
доме, да только к делу не может быть употреблен.
Не так ли, благодетели?»
— Так! — отвечали странники,
А про себя подумали:
«Колом сбивал их, что ли, ты
Молиться
в барский
дом?..»
«Зато, скажу не хвастая,
Любил меня мужик!
Мужик я пьяный, ветреный,
В амбаре крысы с голоду
Подохли,
дом пустехонек,
А не взял бы, свидетель Бог,
Я за такую каторгу
И тысячи рублей,
Когда б не знал доподлинно,
Что я перед последышем
Стою… что он куражится
По воле по моей...
В моей сурминской вотчине
Крестьяне все подрядчики,
Бывало,
дома скучно им,
Все на чужую сторону
Отпросятся с весны…
Две церкви
в нем старинные,
Одна старообрядская,
Другая православная,
Дом с надписью: училище,
Пустой, забитый наглухо,
Изба
в одно окошечко,
С изображеньем фельдшера,
Пускающего кровь.
— А счастье наше —
в хлебушке:
Я
дома в Белоруссии
С мякиною, с кострикою
Ячменный хлеб жевал;
Бывало, вопишь голосом,
Как роженица корчишься,
Как схватит животы.
А ныне, милость Божия! —
Досыта у Губонина
Дают ржаного хлебушка,
Жую — не нажуюсь...
В канаве бабы ссорятся,
Одна кричит: «Домой идти
Тошнее, чем на каторгу!»
Другая: — Врешь,
в моем
домуПохуже твоего!
Мне старший зять ребро сломал,
Середний зять клубок украл,
Клубок плевок, да дело
в том —
Полтинник был замотан
в нем,
А младший зять все нож берет,
Того гляди убьет, убьет!..
Краса и гордость русская,
Белели церкви Божии
По горкам, по холмам,
И с ними
в славе спорили
Дворянские
дома.
Дома с оранжереями,
С китайскими беседками
И с английскими парками;
На каждом флаг играл,
Играл-манил приветливо,
Гостеприимство русское
И ласку обещал.
Французу не привидится
Во сне, какие праздники,
Не день, не два — по месяцу
Мы задавали тут.
Свои индейки жирные,
Свои наливки сочные,
Свои актеры, музыка,
Прислуги — целый полк!
Г-жа Простакова (обробев и иструсясь). Как! Это ты! Ты, батюшка! Гость наш бесценный! Ах, я дура бессчетная! Да так ли бы надобно было встретить отца родного, на которого вся надежда, который у нас один, как порох
в глазе. Батюшка! Прости меня. Я дура. Образумиться не могу. Где муж? Где сын? Как
в пустой
дом приехал! Наказание Божие! Все обезумели. Девка! Девка! Палашка! Девка!
Правдин. Подобное бесчеловечие вижу и
в здешнем
доме. Ласкаюсь, однако, положить скоро границы злобе жены и глупости мужа. Я уведомил уже о всех здешних варварствах нашего начальника и не сумневаюсь, что унять их возьмутся меры.
Правдин (останавливая ее). Поостановитесь, сударыня. (Вынув бумагу и важным голосом Простакову.) Именем правительства вам приказываю сей же час собрать людей и крестьян ваших для объявления им указа, что за бесчеловечие жены вашей, до которого попустило ее ваше крайнее слабомыслие, повелевает мне правительство принять
в опеку
дом ваш и деревни.
Г-жа Простакова. Как! Новая беда! За что? За что, батюшка? Что я
в своем
доме госпожа…
Возьмем
в пример несчастный
дом, каковых множество, где жена не имеет никакой сердечной дружбы к мужу, ни он к жене доверенности; где каждый с своей стороны своротили с пути добродетели.
А Бородавкин все маневрировал да маневрировал и около полдён достиг до слободы Негодницы, где сделал привал. Тут всем участвующим
в походе роздали по чарке водки и приказали петь песни, а ввечеру взяли
в плен одну мещанскую девицу, отлучившуюся слишком далеко от ворот своего
дома.
Одна из них описана выше; из остальных трех первая имела целью разъяснить глуповцам пользу от устройства под
домами каменных фундаментов; вторая возникла вследствие отказа обывателей разводить персидскую ромашку и третья, наконец, имела поводом разнесшийся слух об учреждении
в Глупове академии.
Каждая рота имеет шесть сажен ширины — не больше и не меньше; каждый
дом имеет три окна, выдающиеся
в палисадник,
в котором растут: барская спесь, царские кудри, бураки и татарское мыло.
— Ну, Христос с вами! отведите им по клочку земли под огороды! пускай сажают капусту и пасут гусей! — коротко сказала Клемантинка и с этим словом двинулась к
дому,
в котором укрепилась Ираидка.
Ранним утром выступил он
в поход и дал делу такой вид, как будто совершает простой военный променад. [Промена́д (франц.) — прогулка.] Утро было ясное, свежее, чуть-чуть морозное (дело происходило
в половине сентября). Солнце играло на касках и ружьях солдат; крыши
домов и улицы были подернуты легким слоем инея; везде топились печи и из окон каждого
дома виднелось веселое пламя.
[Съезжий
дом, или съезжая — помещение при полицейском участке,
в котором наказывали розгами.]
В каждом
доме живут по двое престарелых, по двое взрослых, по двое подростков и по двое малолетков, причем лица различных полов не стыдятся друг друга.
Не имелось ясного центрального пункта; улицы разбегались вкривь и вкось;
дома лепились кое-как, без всякой симметрии, по местам теснясь друг к другу, по местам оставляя
в промежутках огромные пустыри.
И началась тут промеж глуповцев радость и бодренье великое. Все чувствовали, что тяжесть спала с сердец и что отныне ничего другого не остается, как благоденствовать. С бригадиром во главе двинулись граждане навстречу пожару,
в несколько часов сломали целую улицу
домов и окопали пожарище со стороны города глубокою канавой. На другой день пожар уничтожился сам собою вследствие недостатка питания.
Молча указывали они на вытянутые
в струну
дома свои, на разбитые перед этими
домами палисадники, на форменные казакины,
в которые однообразно были обмундированы все жители до одного, — и трепетные губы их шептали:"Сатана!"
Выехал он
в самый Николин день, сейчас после ранних обеден, и
дома сказал, что будет не скоро.
Нет более оживленных сходок за воротами
домов, умолкло щелканье подсолнухов, нет игры
в бабки!
Был слух, что они томились где-то
в подвале градоначальнического
дома и что он самолично раз
в день, через железную решетку, подавал им хлеб и воду.
Масса, с тайными вздохами ломавшая
дома свои, с тайными же вздохами закопошилась
в воде. Казалось, что рабочие силы Глупова сделались неистощимыми и что чем более заявляла себя бесстыжесть притязаний, тем растяжимее становилась сумма орудий, подлежащих ее эксплуатации.
В одну из ночей кавалеры и дамы глуповские, по обыкновению, собрались
в упраздненный
дом инвалидной команды.
[Фаланстер (франц.) — дом-дворец,
в котором, по идее французского социалиста-утописта Фурье (1772–1837), живет «фаланга», то есть ячейка коммунистического общества будущего.]
Дома он через минуту уже решил дело по существу. Два одинаково великих подвига предстояли ему: разрушить город и устранить реку. Средства для исполнения первого подвига были обдуманы уже заранее; средства для исполнения второго представлялись ему неясно и сбивчиво. Но так как не было той силы
в природе, которая могла бы убедить прохвоста
в неведении чего бы то ни было, то
в этом случае невежество являлось не только равносильным знанию, но даже
в известном смысле было прочнее его.
Всякий рылся около своего
дома и чего-то искал; многие
в самом деле доискивались и крестились.
Слобода смолкла, но никто не выходил."Чаяли стрельцы, — говорит летописец, — что новое сие изобретение (то есть усмирение посредством ломки
домов), подобно всем прочим, одно мечтание представляет, но недолго пришлось им
в сей сладкой надежде себя утешать".
Ввел
в употребление игру ламуш [Игра ламуш — карточная игра.] и прованское масло; замостил базарную площадь и засадил березками улицу, ведущую к присутственным местам; вновь ходатайствовал о заведении
в Глупове академии, но, получив отказ, построил съезжий
дом.
Конечно, он не был настолько решителен, как Бородавкин, то есть не выстроил съезжего
дома вместо академии, но решительность, кажется, вообще не была
в его нравах.
Княгиня Бетси, не дождавшись конца последнего акта, уехала из театра. Только что успела она войти
в свою уборную, обсыпать свое длинное бледное лицо пудрой, стереть ее, оправиться и приказать чай
в большой гостиной, как уж одна за другою стали подъезжать кареты к ее огромному
дому на Большой Морской. Гости выходили на широкий подъезд, и тучный швейцар, читающий по утрам, для назидания прохожих, за стеклянною дверью газеты, беззвучно отворял эту огромную дверь, пропуская мимо себя приезжавших.
Но вспомнив, что ожидает ее одну
дома, если она не примет никакого решения, вспомнив этот страшный для нее и
в воспоминании жест, когда она взялась обеими руками за волосы, она простилась и уехала.
— Да, да, прощай! — проговорил Левин, задыхаясь от волнения и, повернувшись, взял свою палку и быстро пошел прочь к
дому. При словах мужика о том, что Фоканыч живет для души, по правде, по-Божью, неясные, но значительные мысли толпою как будто вырвались откуда-то иззаперти и, все стремясь к одной цели, закружились
в его голове, ослепляя его своим светом.
Машкин Верх скосили, доделали последние ряды, надели кафтаны и весело пошли к
дому. Левин сел на лошадь и, с сожалением простившись с мужиками, поехал домой. С горы он оглянулся; их не видно было
в поднимавшемся из низу тумане; были слышны только веселые грубые голоса, хохот и звук сталкивающихся кос.
Очень может быть, что благовидное лицо бабы
в калошках много содействовало тому впечатлению благоустройства, которое произвел на Левина этот крестьянский
дом, но впечатление это было так сильно, что Левин никак не мог отделаться от него. И всю дорогу от старика до Свияжского нет-нет и опять вспоминал об этом хозяйстве, как будто что-то
в этом впечатлении требовало его особенного внимания.
Это выражение
в лице предводителя было особенно трогательно Левину, потому что вчера только он по делу опеки был у него
дома и видел его во всем величии доброго и семейного человека.
Левин
в душе осуждал это и не понимал еще, что она готовилась к тому периоду деятельности, который должен был наступить для нее, когда она будет
в одно и то же время женой мужа, хозяйкой
дома, будет носить, кормить и воспитывать детей.
И за обедом расспрашивают, кто живет наверху
в этом
доме.
Теперь, когда лошади нужны были и для уезжавшей княгини и для акушерки, это было затруднительно для Левина, но по долгу гостеприимства он не мог допустить Дарью Александровну нанимать из его
дома лошадей и, кроме того, знал, что двадцать рублей, которые просили с Дарьи Александровны за эту поездку, были для нее очень важны; а денежные дела Дарьи Александровны, находившиеся
в очень плохом положении, чувствовались Левиными как свои собственные.
С бодрым чувством надежды на новую, лучшую жизнь, он
в девятом часу ночи подъехал к своему
дому.
Неприятно мне входить
в этот
дом.
Когда она кончила, все опять благодарили ее и пошли пить чай. Кити с Варенькой вышли
в садик, бывший подле
дома.
Прислуга, стены, вещи
в этом
доме — всё вызывало
в ней отвращение и злобу и давило ее какою-то тяжестью.
Анна была хозяйкой только по ведению разговора. И этот разговор, весьма трудный для хозяйки
дома при небольшом столе, при лицах, как управляющий и архитектор, лицах совершенно другого мира, старающихся не робеть пред непривычною роскошью и не могущих принимать долгого участия
в общем разговоре, этот трудный разговор Анна вела со своим обычным тактом, естественностью и даже удовольствием, как замечала Дарья Александровна.
Когда она родила, уже разведясь с мужем, первого ребенка, ребенок этот тотчас же умер, и родные г-жи Шталь, зная ее чувствительность и боясь, чтоб это известие не убило ее, подменили ей ребенка, взяв родившуюся
в ту же ночь и
в том же
доме в Петербурге дочь придворного повара.