Неточные совпадения
Писарь сделал Вахрушке выразительный знак, и неизвестный человек исчез
в дверях волости. Мужики все время стояли без шапок, даже когда дроги исчезли, подняв облако пыли. Они постояли еще несколько времени, погалдели и разбрелись по
домам, благо уже солнце закатилось и с реки потянуло сыростью. Кое-где
в избах мелькали огоньки. С ревом и блеяньем прошло стадо, возвращавшееся с поля. Трудовой крестьянский день кончался.
Темная находилась рядом со сторожкой,
в которой жил Вахрушка. Это была низкая и душная каморка с соломой на полу. Когда Вахрушка толкнул
в нее неизвестного бродягу, тот долго не мог оглядеться. Крошечное оконце, обрешеченное железом, почти не давало света. Старик сгрудил солому
в уголок, снял свою котомку и расположился, как у себя
дома.
Весь второй этаж был устроен на отличку: зал, гостиная, кабинет, столовая, спальня, — все по-богатому, как
в первых купеческих
домах.
— Одна мебель чего мне стоила, — хвастался старик, хлопая рукой по дивану. — Вот за эту орехову плачено триста рубликов… Кругленькую копеечку стоило обзаведенье, а нельзя супротив других ниже себя оказать. У нас
в Заполье по-богатому все
дома налажены, так оно и совестно свиньей быть.
Все эти купеческие
дома строились по одному плану: верх составлял парадную половину, пустовавшую от одних именин до других, а нижний этаж делился на две половины, из которых
в одной помещался мучной лабаз, а
в другой ютилась вся купеческая семья.
Старик шел не торопясь. Он читал вывески, пока не нашел то, что ему нужно. На большом каменном
доме он нашел громадную синюю вывеску, гласившую большими золотыми буквами: «Хлебная торговля Т.С.Луковникова». Это и было ему нужно.
В лавке дремал благообразный старый приказчик. Подняв голову, когда вошел странник, он машинально взял из деревянной чашки на прилавке копеечку и, подавая, сказал...
Михей Зотыч был один, и торговому
дому Луковникова приходилось иметь с ним немалые дела, поэтому приказчик сразу вытянулся
в струнку, точно по нему выстрелили. Молодец тоже был удивлен и во все глаза смотрел то на хозяина, то на приказчика. А хозяин шел, как ни
в чем не бывало, обходя бунты мешков, а потом маленькою дверцей провел гостя к себе
в низенькие горницы, устроенные по-старинному.
Появилась
в малыгинском
доме и Евлампия Харитоновна, или, по-домашнему, «полуштофова жена».
Она посмотрела на жениха из другой комнаты, похвалила и незаметно ушла домой, точно боялась своим присутствием нарушить веселье
в отцовском
доме.
На свадьбе Галактион перезнакомился со всем Запольем, потому что теперь
в малыгинский
дом валили званый и незваный.
Из приходивших
в малыгинский
дом большинство были купцы средней руки.
Другие называли Огибенина просто «Еграшкой модником». Анфуса Гавриловна была взята из огибенинского
дома, хотя и состояла
в нем на положении племянницы. Поэтому на малыгинскую свадьбу Огибенин явился с большим апломбом, как один из ближайших родственников. Он относился ко всем свысока, как к дикарям, и чувствовал себя на одной ноге только с Евлампией Харитоновной.
Дома оставались купцы из православных, как старик Луковников, привезший почти насильно упрямившегося Михея Зотыча, да игроки
в карты.
Колобовская свадьба отозвалась
в Суслоне далеким эхом. Особенно волновались
в писарском
доме, куда вести собирались со всех сторон.
В писарском
доме теперь собирались гости почти каждый день. То поп Макар с попадьей, то мельник Ермилыч. Было о чем поговорить. Поп Макар как раз был во время свадьбы
в Заполье и привез самые свежие вести.
На счастье ему попался
в Баклановой пустовавший поповский
дом, который он и купил на снос.
Как Галактион сказал, так и вышло: жилой
дом на Прорыве был кончен к первопутку, то есть кончен настолько, что можно было переехать
в него молодым.
Вообще
в новом
доме всем жилось хорошо, хотя и было тесновато. Две комнаты занимали молодые,
в одной жили Емельян и Симон,
в четвертой — Михей Зотыч, а пятая носила громкое название конторы, и пока
в ней поселился Вахрушка. Стряпка Матрена поступила к молодым, что послужило предметом серьезной ссоры между сестрами.
Веселье продолжалось целых три дня, так что Полуянов тоже перестал узнавать гостей и всех спрашивал, по какому делу вызваны. Он очувствовался только тогда, когда его свозили
в Суслон и выпарили
в бане. Михей Зотыч, по обыкновению, незаметно исчез из
дому и скрывался неизвестно где.
— Исправницей буду, мамаша. Чаем губернатора буду угощать, а он у меня руку будет целовать.
В благородных
домах везде такой порядок.
В карете буду ездить.
Немец чего-то не договаривал, а Галактион не желал выпытывать. Нужно, так и сам скажет. Впрочем, раз ночью они разговорились случайно совсем по душам. Обоим что-то не спалось. Ночевали они
в писарском
доме, и разговор происходил
в темноте. Собственно, говорил больше немец, а Галактион только слушал.
— Э, дела найдем!.. Во-первых, мы можем предоставить вам некоторые подряды, а потом… Вы знаете, что
дом Харитона Артемьича на жену, — ну, она передаст его вам: вот ценз. Вы на соответствующую сумму выдадите Анфусе Гавриловне векселей и
дом… Кроме того, у вас уже сейчас
в коммерческом мире есть свое имя, как дельного человека, а это большой ход. Вас знают и
в Заполье и
в трех уездах… О, известность — тоже капитал!
Харитона Артемьевича не было
дома, — он уехал куда-то по делам
в степь. Агния уже третий день гостила у Харитины. К вечеру она вернулась, и Галактион удивился, как она постарела за каких-нибудь два года. После выхода замуж Харитины у нее не осталось никакой надежды, —
в Заполье редко старшие сестры выходили замуж после младших. Такой уж установился обычай. Агния, кажется, примирилась с своею участью христовой невесты и мало обращала на себя внимания. Не для кого было рядиться.
Штофф был
дома и принял гостя с распростертыми объятиями. Он по-русски расцеловался с Галактионом из щеки
в щеку.
Штофф занимал очень скромную квартирку. Теперь небольшой деревянный домик принадлежал уже ему, потому что был нужен для ценза по городским выборам. Откуда взял немец денег на покупку
дома и вообще откуда добывал средства — было покрыто мраком неизвестности. Галактион сразу почувствовал себя легче
в этих уютных маленьких комнатах, — у него гора свалилась с плеч.
По конкурсным делам Галактиону теперь пришлось бывать
в бубновском
доме довольно часто. Сам Бубнов по болезни не мог являться
в конкурс для дачи необходимых объяснений, да и
дома от него трудно было чего-нибудь добиться. На выручку мужа являлась обыкновенно сама Прасковья Ивановна, всякое объяснение начинавшая с фразы...
В бубновском
доме Галактион часто встречал доктора Кочетова, который, кажется, чувствовал себя здесь своим человеком. Он проводил свои визиты больше с Прасковьей Ивановной, причем обязательно подавалась бутылка мадеры. Раз, встретив выходившего из кабинета Галактиона, он с улыбкой заметил...
Когда ваша Устенька будет жить
в моем
доме, то вы можете точно так же прийти к девочкам
в их комнату и сделать точно такую же ревизию всему.
— То есть как это Устенька будет жить
в вашем
доме, Болеслав Брониславич?
— Вот здесь я деловой человек, — объяснил Стабровский, показывая Луковникову свой кабинет. — Именно таким вы меня знали до сих пор. Сюда ко мне приходят люди, которые зависят от меня и которые завидуют мне, а вот я вам покажу другую половину
дома, где я самый маленький человек и сам нахожусь
в зависимости от всех.
Свидетелями этой сцены были Анфуса Гавриловна, Харитон Артемьич и Агния. Галактион чувствовал только, как вся кровь бросилась ему
в голову и он начинает терять самообладание. Очевидно, кто-то постарался и насплетничал про него Серафиме. Во всяком случае, положение было не из красивых, особенно
в тестевом
доме. Сама Серафима показалась теперь ему такою некрасивой и старой. Ей совсем было не к лицу сердиться. Вот Харитина, так та делалась
в минуту гнева еще красивее, она даже плакала красиво.
Он даже не оправдывался, а только затаил ненависть к жене, главным образом потому, что она срамила его
в чужом
доме, на людях.
Агния молча проглотила эту обиду и все-таки не переставала любить Галактиона.
В их
доме он один являлся настоящим мужчиной, и она любила
в нем именно этого мужчину, который делает
дом. Она тянулась к нему с инстинктом здоровой, неиспорченной натуры, как растение тянется к свету. Даже грубая несправедливость Галактиона не оттолкнула ее, а точно еще больше привязала. Даже Анфуса Гавриловна заметила это тяготение и сделала ей строгий выговор.
— Э, вздор!.. Никто и ничего не узнает. Да ты
в первый раз, что ли,
в Кунару едешь? Вот чудак. Уж хуже, брат, того, что про тебя говорят, все равно не скажут. Ты думаешь, что никто не знает, как тебя дома-то золотят? Весь город знает… Ну, да все это пустяки.
Страшная тоска охватывала Галактиона, и он начинал чувствовать себя чужим человеком
в собственном
доме.
— Дурак! Из-за тебя я пострадала… И словечка не сказала, а повернулась и вышла. Она меня, Симка, ловко отзолотила. Откуда прыть взялась у кислятины… Если б ты был настоящий мужчина, так ты приехал бы ко мне
в тот же день и прощения попросил. Я целый вечер тебя ждала и даже приготовилась обморок разыграть… Ну, это все пустяки, а вот ты
дома себя дурак дураком держишь. Помирись с женой… Слышишь? А когда помиришься, приезжай мне сказать.
Да, теперь уж ему не нужно будет ездить
в бубновский
дом и принимать за это всяческие неприятности
дома, а главное — вечно бояться.
Первый, кто встретил писаря и Ермилыча
в поповском
доме, был Вахрушка.
А
в поповском
доме с раннего утра шло настоящее столпотворение.
Но
в Заполье его ожидал неожиданный сюрприз.
Дома была одна кухарка, которая и объявила, что
дома никого нет.
Его неожиданное появление
в малыгинском
доме произвело настоящий переполох, точно вошел разбойник. Встретившая его на дворе стряпка Аграфена только ахнула, выронила из рук горшок и убежала
в кухню. Сама Анфуса Гавриловна заперлась у себя
в спальне. Принял зятя на террасе сам Харитон Артемьич, бывший, по обыкновению, навеселе.
Галактион был чужим человеком
в своем
доме и говорил только при детях.
Сейчас Галактион сидел почти безвыходно
дома и все работал
в своей комнате над какими-то бумагами, которые приносил ему Штофф.
Галактион действительно прервал всякие отношения с пьяной запольской компанией, сидел
дома и бывал только по делу у Стабровского. Умный поляк долго приглядывался к молодому мельнику и кончил тем, что поверил
в него. Стабровскому больше всего нравились
в Галактионе его раскольничья сдержанность и простой, но здоровый русский ум.
В малыгинском
доме поднялся небывалый переполох
в ожидании «смотрин». Тут своего горя не расхлебаешь: Лиодор
в остроге, Полуянов пойдет на поселение, а тут новый зять прикачнулся. Главное, что
в это дело впуталась Бубниха, за которую хлопотала Серафима. Старушка Анфуса Гавриловна окончательно ничего не понимала и дала согласие на смотрины
в минуту отчаяния. Что же, посмотрят — не съедят.
Малыгинский
дом волновался. Харитон Артемьич даже не был пьян и принял гостей с озабоченною солидностью. Потом вышла сама Анфуса Гавриловна, тоже встревоженная и какая-то несчастная. Доктор понимал, как старушке тяжело было видеть
в своем
доме Прасковью Ивановну, и ему сделалось совестно. Последнее чувство еще усилилось, когда к гостям вышла Агния, сделавшаяся еще некрасивее от волнения. Она так неловко поклонилась и все время старалась не смотреть на жениха.
Помещался он на главной Московской улице
в большем двухэтажном
доме, отделанном специально для этой цели.
Под этим настроением Галактион вернулся домой.
В последнее время ему так тяжело было оставаться подолгу
дома, хотя, с другой стороны, и деваться было некуда. Сейчас у Галактиона мелькнула было мысль о том, чтобы зайти к Харитине, но он удержался. Что ему там делать? Да и нехорошо… Муж
в остроге, а он будет за женой ухаживать.
Суслонский писарь отправился к Харитине «на той же ноге» и застал ее
дома, почти
в совершенно пустой квартире. Она лежала у себя
в спальне, на своей роскошной постели, и курила папиросу. Замараева больше всего смутила именно эта папироса, так что он не знал, с чего начать.
По вечерам писарь оставался обыкновенно
дома, сохраняя деревенскую привычку, а Галактион уходил
в свой банк или к Стабровскому.