В самом деле, ходил по рукам список с адреса одного из его писем: Акулине Петровне Курочкиной, в Москве, напротив Алексеевского монастыря,
в доме медника Савельева, а вас покорнейше прошу доставить письмо сие А. Н. Р.
Неточные совпадения
Мы стояли
в местечке ***. Жизнь армейского офицера известна. Утром ученье, манеж; обед у полкового командира или
в жидовском трактире; вечером пунш и карты.
В *** не было ни одного открытого
дома, ни одной невесты; мы собирались друг у друга, где, кроме своих мундиров, не видали ничего.
«Пять лет тому назад я женился. Первый месяц, the honey-moon, [медовый месяц (англ.)] провел я здесь,
в этой деревне. Этому
дому обязан я лучшими минутами жизни и одним из самых тяжелых воспоминаний.
Он объявлял им, что нога его не будет никогда
в их
доме, и просил забыть о несчастном, для которого смерть остается единою надеждою.
Последние пожитки гробовщика Адриана Прохорова были взвалены на похоронные дроги, и тощая пара
в четвертый раз потащилась с Басманной на Никитскую, куда гробовщик переселялся всем своим
домом.
На другой день, ровно
в двенадцать часов, гробовщик и его дочери вышли из калитки новокупленного
дома и отправились к соседу. Не стану описывать ни русского кафтана Адриана Прохорова, ни европейского наряда Акулины и Дарьи, отступая
в сем случае от обычая, принятого нынешними романистами. Полагаю, однако ж, не излишним заметить, что обе девицы надели желтые шляпки и красные башмаки, что бывало у них только
в торжественные случаи.
Гробовщик подходил уже к своему
дому, как вдруг показалось ему, что кто-то подошел к его воротам, отворил калитку и
в нее скрылся.
«Видишь ли, Прохоров, — сказал бригадир от имени всей честной компании, — все мы поднялись на твое приглашение; остались
дома только те, которым уже невмочь, которые совсем развалились да у кого остались одни кости без кожи, но и тут один не утерпел — так хотелось ему побывать у тебя…»
В эту минуту маленький скелет продрался сквозь толпу и приближился к Адриану.
Он выстроил
дом по собственному плану, завел у себя суконную фабрику, утроил доходы и стал почитать себя умнейшим человеком во всем околодке,
в чем и не прекословили ему соседи, приезжавшие к нему гостить с своими семействами и собаками.
Коли
дома узнают, что я с барином
в роще болтала наедине, то мне беда будет; отец мой, Василий-кузнец, прибьет меня до смерти».
Соседи, завтракая, разговорились довольно дружелюбно. Муромский попросил у Берестова дрожек, ибо признался, что от ушибу не был он
в состоянии доехать до
дома верхом. Берестов проводил его до самого крыльца, а Муромский уехал не прежде, как взяв с него честное слово на другой же день (и с Алексеем Ивановичем) приехать отобедать по-приятельски
в Прилучино. Таким образом вражда старинная и глубоко укоренившаяся, казалось, готова была прекратиться от пугливости куцей кобылки.
Сели за стол. Алексей продолжал играть роль рассеянного и задумчивого. Лиза жеманилась, говорила сквозь зубы, нараспев, и только по-французски. Отец поминутно засматривался на нее, не понимая ее цели, но находя все это весьма забавным. Англичанка бесилась и молчала. Один Иван Петрович был как
дома: ел за двоих, пил
в свою меру, смеялся своему смеху и час от часу дружелюбнее разговаривал и хохотал.
Городничий. Я бы дерзнул… У меня
в доме есть прекрасная для вас комната, светлая, покойная… Но нет, чувствую сам, это уж слишком большая честь… Не рассердитесь — ей-богу, от простоты души предложил.
— Нет, сердце говорит, но вы подумайте: вы, мужчины, имеете виды на девушку, вы ездите
в дом, вы сближаетесь, высматриваете, выжидаете, найдете ли вы то, что вы любите, и потом, когда вы убеждены, что любите, вы делаете предложение…
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ему всё бы только рыбки! Я не иначе хочу, чтоб наш
дом был первый
в столице и чтоб у меня
в комнате такое было амбре, чтоб нельзя было войти и нужно бы только этак зажмурить глаза. (Зажмуривает глаза и нюхает.)Ах, как хорошо!
Квартальный. Прохоров
в частном
доме, да только к делу не может быть употреблен.
Не так ли, благодетели?» // — Так! — отвечали странники, // А про себя подумали: // «Колом сбивал их, что ли, ты // Молиться
в барский
дом?..» // «Зато, скажу не хвастая, // Любил меня мужик!
Мужик я пьяный, ветреный, //
В амбаре крысы с голоду // Подохли,
дом пустехонек, // А не взял бы, свидетель Бог, // Я за такую каторгу // И тысячи рублей, // Когда б не знал доподлинно, // Что я перед последышем // Стою… что он куражится // По воле по моей…»
В моей сурминской вотчине // Крестьяне все подрядчики, // Бывало,
дома скучно им, // Все на чужую сторону // Отпросятся с весны…