Неточные совпадения
По тому времени этих денег было совершенно достаточно, чтобы одеваться прилично и иметь доступ
в скромные чиновничьи
дома.
Бахаревский
дом стоял
в конце Нагорной улицы.
Что-то добродушное и вместе уютное было
в физиономии этого
дома (как это ни странно, но у каждого
дома есть своя физиономия).
Прохожие, торопливо сновавшие по тротуарам Нагорной улицы, с завистью заглядывали
в окна бахаревского
дома, где все дышало полным довольством и тихим семейным счастьем.
Вероятно, очень многим из этих прохожих приходила
в голову мысль о том, что хоть бы месяц, неделю, даже один день пожить
в этом славном старом
доме и отдохнуть душой и телом от житейских дрязг и треволнений.
Когда вы входили
в переднюю, вас уже охватывала та атмосфера довольства, которая стояла
в этом
доме испокон веку.
Потолки были везде расписаны пестрыми узорами, и небольшие белые двери всегда блестели, точно они вчера были выкрашены; мягкие тропинки вели по всему
дому из комнаты
в комнату.
— Ах, матушка, по мне все равно… Не бывала я там никогда. Отчего же он
в свой
дом не проехал или к нам? Ведь не выгнала бы…
Дом у Привалова, конечно, свой, да ведь
в нем жильцы.
Неожиданное появление Привалова подняло переполох
в бахаревском
доме сверху донизу.
Только один человек во всем
доме не принимал никакого участия
в этом переполохе.
— А вот сейчас…
В нашем
доме является миллионер Привалов; я по необходимости знакомлюсь с ним и по мере этого знакомства открываю
в нем самые удивительные таланты, качества и добродетели. Одним словом, я кончаю тем, что начинаю думать: «А ведь не дурно быть madame Приваловой!» Ведь тысячи девушек сделали бы на моем месте именно так…
Оно было встречено и отпраздновано с царской роскошью: гремели пушки, рекой лилось шампанское, и целый месяц
в приваловском
доме угощались званый и незваный.
Громадный деревянный
дом, который выстроил себе Гуляев
в Шатровском заводе, представлял из себя и крепость, и монастырь, и богато убранные палаты.
Избыток того чувства, которым Гуляев тяготел к несуществующему сыну, естественно, переходил на других, и
в гуляевском
доме проживала целая толпа разных сирот, девочек и мальчиков.
Это «гнездо» вносило совершенно особенную струю
в гуляевский
дом.
Василий Назарыч Бахарев и Марья Степановна, известные
в гуляевском
доме под названием Васи и Маши, пользовались особенной любовью старика Гуляева.
Марья Степановна как женщина окружила жизнь
в этом
доме целым ореолом святых для нее воспоминаний.
Отношения его к зятю были немного странные: во-первых, он ничего не дал за дочерью, кроме
дома и богатого приданого; во-вторых, он не выносил присутствия зятя, над которым смеялся
в глаза и за глаза, может быть, слишком жестоко.
Гуляевский
дом в Узле был отделан с царской роскошью.
И
в то же время
в том же самом
доме в тайных молельнях совершалась постоянная раскольничья служба.
Воспитанная
в самых строгих правилах беспрекословного повиновения мужней воле, она все-таки как женщина, как жена и мать не могла помириться с теми оргиями, которые совершались
в ее собственном
доме, почти у нее на глазах.
После смерти жены Привалов окончательно задурил, и его
дом превратился
в какой-то ад: ночью шли оргии, а днем лилась кровь крепостных крестьян, и далеко разносились их стоны и крики.
Ему же достался гуляевский
дом в Узле, который был дан стариком Гуляевым
в приданое за дочерью.
Мальчик еще при жизни отца находился под руководством Бахарева и жил
в его
доме; после смерти Александра Привалова Бахарев сделался опекуном его сына и с своей стороны употребил все усилия, чтобы дать всеми оставленному сироте приличное воспитание.
Таким образом, Сережа Привалов долго жил
в бахаревском
доме и учился вместе с старшим сыном Бахарева Костей.
Жизнь
в бахаревском
доме навсегда осталась для Привалова самой светлой страницей
в его воспоминаниях. Все, что он привык уважать и считал лучшим, он соединял
в своем уме с именем Бахаревых.
Марья Степановна свято блюла все свычаи и обычаи, правила и обряды, которые вынесла из гуляевского
дома; ей казалось святотатством переступить хотя одну йоту из заветов этой угасшей семьи, служившей
в течение века самым крепким оплотом древнего благочестия.
Гуляевский дух еще жил
в бахаревском
доме, им держался весь строй семьи и, по-видимому, вливал
в нее новые силы
в затруднительных случаях.
Сергей Привалов прожил
в бахаревском
доме до пятнадцати лет, а затем вместе с своим другом Костей был отправлен
в Петербург, где и прожил безвыездно до настоящего времени, то есть больше пятнадцати лет.
За этот промежуток времени
в бахаревском
доме произошли очень крупные перемены.
Они уже вносили с собой новую струю
в жизнь бахаревского
дома; одно их присутствие говорило о другой жизни.
С этого времени и произошло разделение бахаревского
дома на две половины: Марья Степановна
в этой форме заявила свой последний и окончательный протест.
Это практическое направление с годами настолько развилось и окрепло, что
в шестнадцать лет Верочка держала
в своих ручках почти целый
дом, причем с ловкостью настоящего дипломата всегда умела остаться
в тени,
в стороне.
— Деньги держат
в банке… Понимаешь?.. — объясняла Хиония Алексеевна. —
Дома украдут, а там еще проценты заплатят…
— Опять… — произносила Хиония Алексеевна таким тоном, как будто каждый шаг Привалова по направлению к бахаревскому
дому был для нее кровной обидой. — И чего он туда повадился? Ведь
в этой Nadine, право, даже интересного ничего нет… никакой женственности. Удивляюсь, где только у этих мужчин глаза… Какой-нибудь синий чулок и… тьфу!..
Хионию Алексеевну начинало задевать за живое все, что она теперь видела
в бахаревском
доме; она даже подозревала, не думает ли обойтись Марья Степановна совсем без нее.
Не отдавая себе отчета
в том, что его тянуло
в бахаревский
дом, Привалов скучал
в те свободные промежутки, которые у него оставались между двумя визитами к Бахаревым.
Раз они вдвоем особенно долго гуляли по бахаревскому саду; Марья Степановна обыкновенно сопровождала их
в таких случаях или командировала Верочку, но на этот раз к ней кто-то приехал, а Верочки не было
дома.
— Мне тяжело ехать, собственно, не к Ляховскому, а
в этот старый
дом, который построен дедом, Павлом Михайлычем. Вам, конечно, известна история тех безобразий, какие творились
в стенах этого
дома. Моя мать заплатила своей жизнью за удовольствие жить
в нем…
Все эти богатства достались моленной Марьи Степановны как наследство после смерти матери Привалова из разоренной моленной
в приваловском
доме.
Однажды, когда Привалов сидел у Бахаревых, зашла речь о старухе Колпаковой, которая жила
в своем старом, развалившемся гнезде, недалеко от бахаревского
дома.
Дом Колпаковой представлял собой совершенную развалину; он когда-то был выстроен
в том помещичьем вкусе, как строили
в доброе старое время Александра I.
Они обошли
дом кругом, спустились по гнилым ступеням вниз и очутились совсем
в темноте, где пахнуло на них гнилью и сыростью. Верочка забежала вперед и широко распахнула тяжелую дверь
в низкую комнату с запыленными крошечными окошечками.
Этот старинный
дом, эти уютные комнаты, эта старинная мебель, цветы, лица прислуги, самый воздух — все это было слишком дорого для него, и именно
в этой раме Надежда Васильевна являлась не просто как всякая другая девушка, а последним словом слишком длинной и слишком красноречивой истории,
в которую было вплетено столько событий и столько дорогих имен.
— Они дома-с… — почтительно докладывал он, пропуская Привалова на лестницу с бархатным ковром и экзотическими растениями по сторонам. Пропустив гостя, он захлопнул дверь под носом у мужиков. — Прут, сиволапые, прямо
в двери, — ворчал он, забегая немного вперед Привалова.
Пролетка остановилась у подъезда низенького деревянного
дома в один этаж с высокой крышей и резным коньком.
— Вот это так мило: хозяин сидит
в ванне, хозяйки нет
дома…
Когда подул другой ветер, Половодов забросил свой Helmet — Веревкин прозвал его за этот головной убор пожарным — и перевернул весь
дом в настоящий его вид.
Женитьба на Антониде Ивановне была одним из следствий этого увлечения тайниками народной жизни: Половодову понравились ее наливные плечи, ее белая шея, и Антонида Ивановна пошла
в pendant к только что отделанному
дому с его расписными потолками и синими петухами.