Неточные совпадения
Бобчинский. Возле будки, где продаются пироги. Да, встретившись
с Петром Ивановичем, и говорю ему: «Слышали ли вы о новости-та, которую
получил Антон Антонович из достоверного письма?» А Петр Иванович уж услыхали об этом от ключницы вашей Авдотьи, которая, не знаю, за чем-то была послана к Филиппу Антоновичу Почечуеву.
Г-жа Простакова. Полно, братец, о свиньях — то начинать. Поговорим-ка лучше о нашем горе. (К Правдину.) Вот, батюшка! Бог велел нам взять на свои руки девицу. Она изволит
получать грамотки от дядюшек. К ней
с того света дядюшки пишут. Сделай милость, мой батюшка, потрудись, прочти всем нам вслух.
4) Урус-Кугуш-Кильдибаев, Маныл Самылович, капитан-поручик из лейб-кампанцев. [Лейб-кампанцы — гвардейские офицеры или солдаты, участники дворцовых переворотов XVIII века.] Отличался безумной отвагой и даже брал однажды приступом город Глупов. По доведении о сем до сведения, похвалы не
получил и в 1745 году уволен
с распубликованием.
Известно было также, что и к мадам де Помпадур проник он отнюдь не
с помощью какой-то"особенности", а просто
с помощью денежных приношений, и при ее посредстве избавился от суда и даже
получил высшее против прежнего назначение.
Но вот солнце достигает зенита, и Угрюм-Бурчеев кричит: «Шабаш!» Опять повзводно строятся обыватели и направляются обратно в город, где церемониальным маршем проходят через «манеж для принятия пищи» и
получают по куску черного хлеба
с солью.
— Сам ли ты зловредную оную книгу сочинил? а ежели не сам, то кто тот заведомый вор и сущий разбойник, который таковое злодейство учинил? и как ты
с тем вором знакомство свел? и от него ли ту книжицу
получил? и ежели от него, то зачем, кому следует, о том не объявил, но, забыв совесть, распутству его потакал и подражал? — так начал Грустилов свой допрос Линкину.
Заметив в себе желание исправить эту погрешность и
получив на то согласие господина градоначальника, я
с должным рачением [Раче́ние — старание, усердие.] завернул голову в салфетку и отправился домой.
Все сказанное выше о благовидности градоначальников
получит еще большее значение, если мы припомним, сколь часто они обязываются иметь секретное обращение
с женским полом.
Рассказывают следующее. Один озабоченный градоначальник, вошед в кофейную, спросил себе рюмку водки и,
получив желаемое вместе
с медною монетою в сдачу, монету проглотил, а водку вылил себе в карман. Вполне сему верю, ибо при градоначальнической озабоченности подобные пагубные смешения весьма возможны. Но при этом не могу не сказать: вот как градоначальники должны быть осторожны в рассмотрении своих собственных действий!
— Что?
получил, бригадир, ответ? — спрашивали они его
с неслыханной наглостью.
Ему бы смешно показалось, если б ему сказали, что он не
получит места
с тем жалованьем, которое ему нужно, тем более, что он и не требовал чего-нибудь чрезвычайного; он хотел только того, что
получали его сверстники, а исполнять такого рода должность мог он не хуже всякого другого.
Получив письмо Свияжского
с приглашением на охоту, Левин тотчас же подумал об этом, но, несмотря на это, решил, что такие виды на него Свияжского есть только его ни на чем не основанное предположение, и потому он всё-таки поедет. Кроме того, в глубине души ему хотелось испытать себя, примериться опять к этой девушке. Домашняя же жизнь Свияжских была в высшей степени приятна, и сам Свияжский, самый лучший тип земского деятеля, какой только знал Левин, был для Левина всегда чрезвычайно интересен.
Получив письмо мужа, она знала уже в глубине души, что всё останется по-старому, что она не в силах будет пренебречь своим положением, бросить сына и соединиться
с любовником.
Испуганный тем отчаянным выражением,
с которым были сказаны эти слова, он вскочил и хотел бежать за нею, но, опомнившись, опять сел и, крепко сжав зубы, нахмурился. Эта неприличная, как он находил, угроза чего-то раздражила его. «Я пробовал всё, — подумал он, — остается одно — не обращать внимания», и он стал собираться ехать в город и опять к матери, от которой надо было
получить подпись на доверенности.
Чрез месяц Алексей Александрович остался один
с сыном на своей квартире, а Анна
с Вронским уехала за границу, не
получив развода и решительно отказавшись от него.
И вдруг вместо этого жизнь его
с женою не только не сложилась особенно, а, напротив, вся сложилась из тех самых ничтожных мелочей, которые он так презирал прежде, но которые теперь против его воли
получали необыкновенную и неопровержимую значительность.
К вечеру этого дня, оставшись одна, Анна почувствовала такой страх за него, что решилась было ехать в город, но, раздумав хорошенько, написала то противоречивое письмо, которое
получил Вронский, и, не перечтя его, послала
с нарочным.
Левин вошел в залу,
получил беленький шарик и вслед за братом Сергеем Ивановичем подошел к столу, у которого стоял
с значительным и ироническим лицом, собирая в кулак бороду и нюхая ее, Свияжский.
—
Получили наконец? — проговорил Степан Аркадьич, закладывая пальцем бумагу. — Ну-с, господа… — И присутствие началось.
Левин говорил теперь совсем уже не
с тем ремесленным отношением к делу,
с которым он разговаривал в это утро. Всякое слово в разговоре
с нею
получало особенное значение. И говорить
с ней было приятно, еще приятнее было слушать ее.
Потом надо было еще раз
получить от нее подтверждение, что она не сердится на него за то, что он уезжает на два дня, и еще просить ее непременно прислать ему записку завтра утром
с верховым, написать хоть только два слова, только чтоб он мог знать, что она благополучна.
— Я вчера сказала, что мне совершенно всё равно, когда я
получу и даже
получу ли развод, — сказала она покраснев. — Не было никакой надобности скрывать от меня. «Так он может скрыть и скрывает от меня свою переписку
с женщинами», подумала она.
Еще в первое время по возвращении из Москвы, когда Левин каждый раз вздрагивал и краснел, вспоминая позор отказа, он говорил себе: «так же краснел и вздрагивал я, считая всё погибшим, когда
получил единицу за физику и остался на втором курсе; так же считал себя погибшим после того, как испортил порученное мне дело сестры. И что ж? — теперь, когда прошли года, я вспоминаю и удивляюсь, как это могло огорчать меня. То же будет и
с этим горем. Пройдет время, и я буду к этому равнодушен».
Когда я
получил телеграмму, я поехал сюда
с теми же чувствами, скажу больше: я желал ее смерти.
Еще в феврале он
получил письмо от Марьи Николаевны о том, что здоровье брата Николая становится хуже, но что он не хочет лечиться, и вследствие этого письма Левин ездил в Москву к брату и успел уговорить его посоветоваться
с доктором и ехать на воды за границу.
Николай сказал, что он приехал теперь
получить эти деньги и, главное, побывать в своем гнезде, дотронуться до земли, чтобы набраться, как богатыри, силы для предстоящей деятельности. Несмотря на увеличившуюся сутуловость, несмотря на поразительную
с его ростом худобу, движения его, как обыкновенно, были быстры и порывисты. Левин провел его в кабинет.
И,
получив утвердительный ответ, Степан Аркадьич, забыв и о том, что он хотел просить Лидию Ивановну, забыв и о деле сестры,
с одним желанием поскорее выбраться отсюда, вышел на цыпочках и, как из зараженного дома, выбежал на улицу и долго разговаривал и шутил
с извозчиком, желая привести себя поскорее в чувства.
Если же назначение жалованья отступает от этого закона, как, например, когда я вижу, что выходят из института два инженера, оба одинаково знающие и способные, и один
получает сорок тысяч, а другой довольствуется двумя тысячами; или что в директоры банков общества определяют
с огромным жалованьем правоведов, гусаров, не имеющих никаких особенных специальных сведений, я заключаю, что жалованье назначается не по закону требования и предложения, а прямо по лицеприятию.
Одна треть государственных людей, стариков, были приятелями его отца и знали его в рубашечке; другая треть были
с ним на «ты», а третья — были хорошие знакомые; следовательно, раздаватели земных благ в виде мест, аренд, концессий и тому подобного были все ему приятели и не могли обойти своего; и Облонскому не нужно было особенно стараться, чтобы
получить выгодное место; нужно было только не отказываться, не завидовать, не ссориться, не обижаться, чего он, по свойственной ему доброте, никогда и не делал.
Его товарищ
с детства, одного круга, одного общества и товарищ по корпусу, Серпуховской, одного
с ним выпуска,
с которым он соперничал и в классе, и в гимнастике, и в шалостях, и в мечтах честолюбия, на-днях вернулся из Средней Азии,
получив там два чина и отличие, редко даваемое столь молодым генералам.
Как бы то ни было, когда он простился
с ним на седьмой день, пред отъездом его в Москву, и
получил благодарность, он был счастлив, что избавился от этого неловкого положения и неприятного зеркала. Он простился
с ним на станции, возвращаясь
с медвежьей охоты, где всю ночь у них было представление русского молодечества.
Она нашла Николая Дмитриевича, опять сошлась
с ним в Москве и
с ним поехала в губернский город, где он
получил место на службе.
— Это Сорокина
с дочерью заезжала и привезла мне деньги и бумаги от maman. Я вчера не мог
получить. Как твоя голова, лучше? — сказал он спокойно, не желая видеть и понимать мрачного и торжественного выражения ее лица.
Получив ее согласие, он заговорил
с женой по-французски о том, что ему еще менее, чем курить, нужно было говорить.
― Ах, невыносимо! ― сказал он, стараясь уловить нить потерянной мысли. ― Он не выигрывает от близкого знакомства. Если определить его, то это прекрасно выкормленное животное, какие на выставках
получают первые медали, и больше ничего, ― говорил он
с досадой, заинтересовавшею ее.
Он испытывал в первую минуту чувство подобное тому, какое испытывает человек, когда,
получив вдруг сильный удар сзади,
с досадой и желанием мести оборачивается, чтобы найти виновного, и убеждается, что это он сам нечаянно ударил себя, что сердиться не на кого и надо перенести и утишить боль.
Навстречу Печорина вышел его лакей и доложил, что сейчас станут закладывать, подал ему ящик
с сигарами и,
получив несколько приказаний, отправился хлопотать. Его господин, закурив сигару, зевнул раза два и сел на скамью по другую сторону ворот. Теперь я должен нарисовать его портрет.
Александра Степановна как-то приезжала раза два
с маленьким сынком, пытаясь, нельзя ли чего-нибудь
получить; видно, походная жизнь
с штабс-ротмистром не была так привлекательна, какою казалась до свадьбы.
— Вот он вас проведет в присутствие! — сказал Иван Антонович, кивнув головою, и один из священнодействующих, тут же находившихся, приносивший
с таким усердием жертвы Фемиде, что оба рукава лопнули на локтях и давно лезла оттуда подкладка, за что и
получил в свое время коллежского регистратора, прислужился нашим приятелям, как некогда Виргилий прислужился Данту, [Древнеримский поэт Вергилий (70–19 гг. до н. э.) в поэме Данте Алигьери (1265–1321) «Божественная комедия» через Ад и Чистилище провожает автора до Рая.] и провел их в комнату присутствия, где стояли одни только широкие кресла и в них перед столом, за зерцалом [Зерцало — трехгранная пирамида
с указами Петра I, стоявшая на столе во всех присутственных местах.] и двумя толстыми книгами, сидел один, как солнце, председатель.
Покой был известного рода, ибо гостиница была тоже известного рода, то есть именно такая, как бывают гостиницы в губернских городах, где за два рубля в сутки проезжающие
получают покойную комнату
с тараканами, выглядывающими, как чернослив, из всех углов, и дверью в соседнее помещение, всегда заставленною комодом, где устраивается сосед, молчаливый и спокойный человек, но чрезвычайно любопытный, интересующийся знать о всех подробностях проезжающего.
Разговор сначала не клеился, но после дело пошло, и он начал даже
получать форс, но… здесь, к величайшему прискорбию, надобно заметить, что люди степенные и занимающие важные должности как-то немного тяжеловаты в разговорах
с дамами; на это мастера господа поручики и никак не далее капитанских чинов.
Цитует немедленно тех и других древних писателей и чуть только видит какой-нибудь намек или просто показалось ему намеком, уж он
получает рысь и бодрится, разговаривает
с древними писателями запросто, задает им запросы и сам даже отвечает на них, позабывая вовсе о том, что начал робким предположением; ему уже кажется, что он это видит, что это ясно, — и рассуждение заключено словами: «так это вот как было, так вот какой народ нужно разуметь, так вот
с какой точки нужно смотреть на предмет!» Потом во всеуслышанье
с кафедры, — и новооткрытая истина пошла гулять по свету, набирая себе последователей и поклонников.
Казалось, как будто он хотел взять их приступом; весеннее ли расположение подействовало на него, или толкал его кто сзади, только он протеснялся решительно вперед, несмотря ни на что; откупщик
получил от него такой толчок, что пошатнулся и чуть-чуть удержался на одной ноге, не то бы, конечно, повалил за собою целый ряд; почтмейстер тоже отступился и посмотрел на него
с изумлением, смешанным
с довольно тонкой иронией, но он на них не поглядел; он видел только вдали блондинку, надевавшую длинную перчатку и, без сомнения, сгоравшую желанием пуститься летать по паркету.
— Невыгодно! да через три года я буду
получать двадцать тысяч годового дохода
с этого именья. Вот оно как невыгодно! В пятнадцати верстах. Безделица! А земля-то какова? разглядите землю! Всё поемные места. Да я засею льну, да тысяч на пять одного льну отпущу; репой засею — на репе выручу тысячи четыре. А вон смотрите — по косогору рожь поднялась; ведь это все падаль. Он хлеба не сеял — я это знаю. Да этому именью полтораста тысяч, а не сорок.
В довершение хорошего, портной в это время принес <платье>. <Чичиков>
получил желанье сильное посмотреть на самого себя в новом фраке наваринского пламени
с дымом.
— Могу сказать, что
получите первейшего сорта, лучше которого <нет> в обеих столицах, — говорил купец, потащившись доставать сверху штуку; бросил ее ловко на стол, разворотил
с другого конца и поднес к свету. — Каков отлив-с! Самого модного, последнего вкуса!
Прежде он не хотел вступать ни в какие сношения
с ними, потому что был не более как простой пешкой, стало быть, немного
получил бы; но теперь… теперь совсем другое дело: он мог предложить какие угодно условия.
В других домах рассказывалось это несколько иначе: что у Чичикова нет вовсе никакой жены, но что он, как человек тонкий и действующий наверняка, предпринял,
с тем чтобы
получить руку дочери, начать дело
с матери и имел
с нею сердечную тайную связь, и что потом сделал декларацию насчет руки дочери; но мать, испугавшись, чтобы не совершилось преступление, противное религии, и чувствуя в душе угрызение совести, отказала наотрез, и что вот потому Чичиков решился на похищение.
— Это первый хозяин, какой когда-либо бывал на Руси. Он в десять лет
с небольшим, купивши расстроенное имение, едва дававшее двадцать тысяч, возвел его до того, что теперь он
получает двести тысяч.
Во все время пребывания в училище был он на отличном счету и при выпуске
получил полное удостоение во всех науках, аттестат и книгу
с золотыми буквами за примерное прилежание и благонадежное поведение.