Неточные совпадения
Городничий (робея).Извините, я, право,
не виноват. На рынке у меня говядина всегда хорошая. Привозят холмогорские купцы, люди трезвые и поведения хорошего. Я уж
не знаю, откуда он берет такую. А если что
не так, то…
Позвольте мне предложить вам переехать со мною на другую квартиру.
Бобчинский. Э, нет,
позвольте, уж я…
позвольте,
позвольте… вы уж и слога такого
не имеете…
Анна Андреевна. Но
позвольте, я еще
не понимаю вполне значения слов. Если
не ошибаюсь, вы делаете декларацию насчет моей дочери?
Если
позволите мне сказать мысль мою, я полагаю истинную неустрашимость в душе, а
не в сердце.
Издатель
позволяет себе думать, что изложенные в этом документе мысли
не только свидетельствуют, что в то отдаленное время уже встречались люди, обладавшие правильным взглядом на вещи, но могут даже и теперь служить руководством при осуществлении подобного рода предприятий.
Но в том-то именно и заключалась доброкачественность наших предков, что как ни потрясло их описанное выше зрелище, они
не увлеклись ни модными в то время революционными идеями, ни соблазнами, представляемыми анархией, но остались верными начальстволюбию и только слегка
позволили себе пособолезновать и попенять на своего более чем странного градоначальника.
— Впрочем, — нахмурившись сказал Сергей Иванович,
не любивший противоречий и в особенности таких, которые беспрестанно перескакивали с одного на другое и без всякой связи вводили новые доводы, так что нельзя было знать, на что отвечать, — впрочем,
не в том дело.
Позволь. Признаешь ли ты, что образование есть благо для народа?
Когда графиня Нордстон
позволила себе намекнуть о том, что она желала чего-то лучшего, то Кити так разгорячилась и так убедительно доказала, что лучше Левина ничего
не может быть на свете, что графиня Нордстон должна была признать это и в присутствии Кити без улыбки восхищения уже
не встречала Левина.
Левин видел этот взгляд. Он побледнел и с минуту
не мог перевести дыхания. «Как
позволить себе смотреть так на мою жену!» кипело в нем.
— Отчего же? Я
не вижу этого.
Позволь мне думать, что, помимо наших родственных отношений, ты имеешь ко мне, хотя отчасти, те дружеские чувства, которые я всегда имел к тебе… И истинное уважение, — сказал Степан Аркадьич, пожимая его руку. — Если б даже худшие предположения твои были справедливы, я
не беру и никогда
не возьму на себя судить ту или другую сторону и
не вижу причины, почему наши отношения должны измениться. Но теперь, сделай это, приезжай к жене.
— Это Гриша? Боже мой, как он вырос! — сказала Анна и, поцеловав его,
не спуская глаз с Долли, остановилась и покраснела. — Нет,
позволь никуда
не ходить.
— Костя! сведи меня к нему, нам легче будет вдвоем. Ты только сведи меня, сведи меня, пожалуйста, и уйди, — заговорила она. — Ты пойми, что мне видеть тебя и
не видеть его тяжелее гораздо. Там я могу быть, может быть, полезна тебе и ему. Пожалуйста,
позволь! — умоляла она мужа, как будто счастье жизни ее зависело от этого.
Она была порядочная женщина, подарившая ему свою любовь, и он любил ее, и потому она была для него женщина, достойная такого же и еще большего уважения, чем законная жена. Он дал бы отрубить себе руку прежде, чем
позволить себе словом, намеком
не только оскорбить ее, но
не выказать ей того уважения, на какое только может рассчитывать женщина.
Муж спросил:
позволит ли она курить, очевидно
не для того, чтобы курить, но чтобы заговорить с нею.
Кити еще более стала умолять мать
позволить ей познакомиться с Варенькой. И, как ни неприятно было княгине как будто делать первый шаг в желании познакомиться с г-жею Шталь, позволявшею себе чем-то гордиться, она навела справки о Вареньке и, узнав о ней подробности, дававшие заключить, что
не было ничего худого, хотя и хорошего мало, в этом знакомстве, сама первая подошла к Вареньке и познакомилась с нею.
— Нет,
позволь; но если ты считаешь, что это неравенство несправедливо, то почему же ты
не действуешь так…
—
Позволь, я понимаю, — перебил Степан Аркадьич. — Но, разумеется… Одно:
не надо торопиться.
Не надо,
не надо торопиться!
—
Позволь мне
не верить, — мягко возразил Степан Аркадьич. — Положение ее и мучительно для нее и безо всякой выгоды для кого бы то ни было. Она заслужила его, ты скажешь. Она знает это и
не просит тебя; она прямо говорит, что она ничего
не смеет просить. Но я, мы все родные, все любящие ее просим, умоляем тебя. За что она мучается? Кому от этого лучше?
Кто
не знал ее и ее круга,
не слыхал всех выражений соболезнования, негодования и удивления женщин, что она
позволила себе показаться в свете и показаться так заметно в своем кружевном уборе и со своей красотой, те любовались спокойствием и красотой этой женщины и
не подозревали, что она испытывала чувства человека, выставляемого у позорного столба.
— Нисколько, — сказал он, —
позволь. Ты
не можешь видеть своего положения, как я.
Позволь мне сказать откровенно свое мнение. — Опять он осторожно улыбнулся своею миндальною улыбкой. — Я начну сначала: ты вышла замуж за человека, который на двадцать лет старше тебя. Ты вышла замуж без любви или
не зная любви. Это была ошибка, положим.
— Нет,
позволь, — продолжала мать, — и потом ты сама мне
не хотела
позволить переговорить с Вронским. Помнишь?
—
Позволь, — перебил с улыбкой Сергей Иванович, — личный интерес
не побуждал нас работать для освобождения крестьян, а мы работали.
Первое время Анна искренно верила, что она недовольна им за то, что он
позволяет себе преследовать ее; но скоро по возвращении своем из Москвы, приехав на вечер, где она думала встретить его, a его
не было, она по овладевшей ею грусти ясно поняла, что она обманывала себя, что это преследование
не только
не неприятно ей, но что оно составляет весь интерес ее жизни.
Вошел Сережа, предшествуемый гувернанткой. Если б Алексей Александрович
позволил себе наблюдать, он заметил бы робкий, растерянный взгляд, с каким Сережа взглянул на отца, а потом на мать. Но он ничего
не хотел видеть и
не видал.
—
Позволь, дай договорить мне. Я люблю тебя. Но я говорю
не о себе; главные лица тут — наш сын и ты сама. Очень может быть, повторяю, тебе покажутся совершенно напрасными и неуместными мои слова; может быть, они вызваны моим заблуждением. В таком случае я прошу тебя извинить меня. Но если ты сама чувствуешь, что есть хоть малейшие основания, то я тебя прошу подумать и, если сердце тебе говорит, высказать мне…
—
Позвольте мне познакомиться с вами, — сказала она с своею достойною улыбкой. — Моя дочь влюблена в вас, — сказала она. — Вы, может быть,
не знаете меня. Я…
Но ради Бога
не думайте, — прибавлял ее взгляд, — что я
позволяю себе навязываться в знакомые.
Но зато Варенька, одинокая, без родных, без друзей, с грустным разочарованием, ничего
не желавшая, ничего
не жалевшая, была тем самым совершенством, о котором только
позволяла себе мечтать Кити.
—
Не может продолжаться. Я надеюсь, что теперь ты оставишь его. Я надеюсь — он смутился и покраснел — что ты
позволишь мне устроить и обдумать нашу жизнь. Завтра… — начал было он.
— Да, но в таком случае, если вы
позволите сказать свою мысль… Картина ваша так хороша, что мое замечание
не может повредить ей, и потом это мое личное мнение. У вас это другое. Самый мотив другой. Но возьмем хоть Иванова. Я полагаю, что если Христос сведен на степень исторического лица, то лучше было бы Иванову и избрать другую историческую тему, свежую, нетронутую.
— Господин Печорин! — закричал драгунский капитан, — вы здесь
не для того, чтоб исповедовать,
позвольте вам заметить… Кончимте скорее; неравно кто-нибудь проедет по ущелью — и нас увидят.
—
Позвольте! — сказал я, — еще одно условие; так как мы будем драться насмерть, то мы обязаны сделать все возможное, чтоб это осталось тайною и чтоб секунданты наши
не были в ответственности. Согласны ли вы?..
Он был среднего роста; стройный, тонкий стан его и широкие плечи доказывали крепкое сложение, способное переносить все трудности кочевой жизни и перемены климатов,
не побежденное ни развратом столичной жизни, ни бурями душевными; пыльный бархатный сюртучок его, застегнутый только на две нижние пуговицы,
позволял разглядеть ослепительно чистое белье, изобличавшее привычки порядочного человека; его запачканные перчатки казались нарочно сшитыми по его маленькой аристократической руке, и когда он снял одну перчатку, то я был удивлен худобой его бледных пальцев.
— Так как моя бричка, — сказал Чичиков, —
не пришла еще в надлежащее состояние, то
позвольте мне взять у вас коляску. Я бы завтра же, эдак около десяти часов, к нему съездил.
— Признаюсь, я тоже, — произнес Чичиков, —
не могу понять, если
позволите так заметить,
не могу понять, как при такой наружности, как ваша, скучать. Конечно, могут быть причины другие: недостача денег, притесненья от каких-нибудь злоумышленников, как есть иногда такие, которые готовы покуситься даже на самую жизнь.
— Ах, Павел Иванович!
позвольте мне с вами наконец поговорить. Вас нигде
не встретишь. Я был несколько раз — все вас нет и нет.
— Но
позвольте: зачем вы их называете ревизскими, ведь души-то самые давно уже умерли, остался один неосязаемый чувствами звук. Впрочем, чтобы
не входить в дальнейшие разговоры по этой части, по полтора рубли, извольте, дам, а больше
не могу.
— Да время-то было… Да вот и колесо тоже, Павел Иванович, шину нужно будет совсем перетянуть, потому что теперь дорога ухабиста, шибень [Шибень — выбоины.] такой везде пошел… Да если
позволите доложить: перед у брички совсем расшатался, так что она, может быть, и двух станций
не сделает.
— Уж извините, Софья Ивановна! Уж
позвольте вам сказать, что за мной подобных скандальозностей никогда еще
не водилось. За кем другим разве, а уж за мной нет, уж
позвольте мне вам это заметить.
— Вас может только наградить один Бог за такую службу, Афанасий Васильевич. А я вам
не скажу ни одного слова, потому что, — вы сами можете чувствовать, — всякое слово тут бессильно. Но
позвольте мне одно сказать насчет той просьбы. Скажите сами: имею ли я право оставить это дело без внимания и справедливо ли, честно ли с моей стороны будет простить мерзавцев.
— Уму непостижимо! — сказал он, приходя немного в себя. — Каменеет мысль от страха. Изумляются мудрости промысла в рассматриванье букашки; для меня более изумительно то, что в руках смертного могут обращаться такие громадные суммы!
Позвольте предложить вам вопрос насчет одного обстоятельства; скажите, ведь это, разумеется, вначале приобретено
не без греха?
—
Позвольте вам доложить, ваше сиятельство, что я
не очень понимаю это дело.
Со своей стороны Чичиков оглянул также, насколько
позволяло приличие, брата Василия. Он был ростом пониже Платона, волосом темней его и лицом далеко
не так красив; но в чертах его лица было много жизни и одушевленья. Видно было, что он
не пребывал в дремоте и спячке.
— О! помилуйте, ничуть. Я
не насчет того говорю, чтобы имел какое-нибудь, то есть, критическое предосуждение о вас. Но
позвольте доложить,
не будет ли это предприятие или, чтоб еще более, так сказать, выразиться, негоция, [Негоция — коммерческая сделка.] — так
не будет ли эта негоция несоответствующею гражданским постановлениям и дальнейшим видам России?
—
Позвольте,
позвольте! — сказал Собакевич,
не выпуская его руки и наступив ему на ногу, ибо герой наш позабыл поберечься, в наказанье за что должен был зашипеть и подскочить на одной ноге.
И
позвольте вам наконец сказать по искренности, что детей-то своих вы
не в состоянии воспитать.
— Это другое дело, — сказал Тентетников. — Если бы он был старик, бедняк,
не горд,
не чванлив,
не генерал, я бы тогда
позволил ему говорить мне ты и принял бы даже почтительно.
Позвольте узнать вашу квартиру, вам и заботиться
не нужно самим, все будет принесено к вам на дом».
— Ну,
позвольте, а как вам показался полицеймейстер?
Не правда ли, что очень приятный человек?
«Кто бы такой был этот Чичиков? — думал брат Василий. — Брат Платон на знакомства неразборчив и, верно,
не узнал, что он за человек». И оглянул он Чичикова, насколько
позволяло приличие, и увидел, что он стоял, несколько наклонивши голову и сохранив приятное выраженье в лице.