Неточные совпадения
— Третие-с, — продолжал советник все более и более с озлобленными глазами, — это уж
вы сами должны хорошо
знать, и скажите,
как он собирает оброк с своих мужиков? По слухам, до смерти некоторых засекал, а
вы, земская полиция, все покрывали у него.
— А
знаете ли
вы этот романс, — продолжал Ченцов, видимо, решившийся окончательно отуманить свою даму, —
как его?..
— Эх,
какой вы, право!.. — снова воскликнул Ченцов. — Самого настоящего и хорошего
вы и не
узнали!.. Если бы меня масоны научили делать золото, я бы
какие угодно им готов был совершить подвиги и произвести в себе внутреннее обновление.
— Извольте, извольте!.. — не выдержал долее граф. — Я для
вас готов быть у старика… Он, я
знаю, не так виноват,
как говорят про него враги его.
— Но зачем же
вы играли с отцом?
Вы знаете,
какой он опытный и спокойный игрок, а
вы ребенок какой-то сравнительно с ним.
— Чтобы я дал свое мнение, или заключение, — я уж не
знаю,
как это назвать; и к
вам точно такой же запрос будет, — отвечал, усмехаясь, Крапчик.
— Поезжайте и поезжайте! — повторял он. — Это
вам говорю я… человек, который,
вы знаете,
как любит
вас, и
как высоко я ценю вашу гражданскую мощь и мудрость!
— А
вы как это
знаете? — воскликнула она, снова удивленная, что капитан
знает об Рыжовых больше, чем она.
— Вы-то пуще скудны разумом! — снова воскликнул Егор Егорыч. — А
знаете ли,
какой в обществе ходит старый об
вас анекдот, что когда
вы побывали у Аракчеева, так он, когда
вы ушли, сказал: «О, если бы к уму этого человека прибавить мою волю, такой человек много бы сделал».
—
Вы как узнали ум князя?.. В двадцать минут успели это изведать?.. — оборвал его Егор Егорыч.
Когда это объяснение было прочитано в заседании, я,
как председатель и
как человек, весьма близко стоявший к Иосифу Алексеичу и к Федору Петровичу, счел себя обязанным заявить, что от Иосифа Алексеича не могло последовать разрешения, так
как он, удручаемый тяжкой болезнью, года за четыре перед тем передал все дела по ложе Федору Петровичу, от которого Василий Дмитриевич, вероятно, скрыл свои занятия в другой ложе, потому что,
как вы сами
знаете, у нас строго воспрещалось быть гроссмейстером в отдаленных ложах.
—
Как мне
вам это сказать! — заговорила она с осторожностью. — Они подружились потому, что, если
вы только это
знаете, Егор Егорыч был масон.
—
Вы, конечно, понимаете, что по-русски оно значит каменщик, и масоны этим именем назвались в воспоминание Соломона [Соломон — царь израильский в 1020-980 годах до нашей эры.], который,
как вы тоже, вероятно, учили в священной истории, задумал построить храм иерусалимский; главным строителем и архитектором этого храма он выбрал Адонирама; рабочих для постройки этого храма было собрано полтораста тысяч, которых Адонирам разделил на учеников, товарищей и мастеров, и каждой из этих степеней он дал символическое слово: ученикам Иоакин, товарищам Вооз, а мастерам Иегова, но так, что мастера
знали свое наименование и наименование низших степеней, товарищи свое слово и слово учеников, а ученики
знали только свое слово.
— Не то что башмак, я не так выразился, — объяснил доктор. — Я хотел сказать, что
вы могли остаться для нее добрым благотворителем,
каким вы и были. Людмилы я совершенно не
знал, но из того, что она не ответила на ваше чувство, я ее невысоко понимаю; Сусанна же ответит
вам на толчок ваш в ее сердце, и скажу даже, — я тоже,
как и
вы, считаю невозможным скрывать перед
вами, — скажу, что она пламенно желает быть женой вашей и масонкой, — это мне, не дальше
как на днях, сказала gnadige Frau.
— Ты теперь помолчи! — остановила его gnadige Frau. — Я бы, Егор Егорыч, о Сусанне звука не позволила себе произнести, если бы я ее не
узнала,
как узнала в последнее время: это девушка религиозная, и религиозная в масонском смысле, потому что глубоко
вас уважает, — скажу даже более того: она любит
вас!
— Я говорю, что он влюблен в эту свою —
как ее?.. Екатерину Филипповну, и теперь скучает об ней. Он мне с первых слов стал описывать ее, но с
вами, я не
знаю почему, ни слова не заикнулся об этом!
— Ну, а я так нет!.. Я не таков! — возразил, смеясь, Ченцов. — Не
знаю, хорошее ли это качество во мне или дурное, но только для меня без препятствий, без борьбы, без некоторых опасностей, короче сказать, без того, чтобы это был запрещенный, а не разрешенный плод, женщины не существует: всякая из них мне покажется тряпкой и травою безвкусной, а с женою,
вы понимаете,
какие же могут быть препятствия или опасности?!.
— Но
как же бы повидать ее и познакомиться с ней? — расспрашивал уже задыхающимся от волнения голосом Ченцов. — Не могу же я зря ехать в деревню, не
зная, где, что и
как?..
Вы поруководствуйте меня!
— Пишите, пожалуйста,
как я
вам говорю: я
знаю,
как пишутся такие письма! — настаивала на своем Миропа Дмитриевна и стала затем прямо диктовать Аггею Никитичу: — «Его превосходительство изволил ответить, что назначение на это место зависит не от него, а от высшего петербургского начальства и что он преминет написать обо мне рекомендацию в Петербург, а также его превосходительство приказал мне…»
—
Как же я мог говорить
вам об этом, когда я вчера только сам
узнал и сообразил, что посредством пожертвования могу получить даже дворянство потомственное.
— На самом деле ничего этого не произойдет, а будет вот что-с: Аксинья, когда Валерьян Николаич будет владеть ею беспрепятственно, очень скоро надоест ему, он ее бросит и вместе с тем, видя вашу доброту и снисходительность, будет от
вас требовать денег, и когда ему покажется, что
вы их мало даете ему, он,
как муж, потребует
вас к себе: у него,
как вы хорошо должны это
знать, семь пятниц на неделе; тогда, не говоря уже о
вас, в
каком же положении я останусь?
— Почтеннейший господин Урбанович, — заговорил Аггей Никитич, —
вы мне сказали такое радостное известие, что я не
знаю,
как вас и благодарить!.. Я тоже, если не смею себя считать другом Егора Егорыча, то прямо говорю, что он мой благодетель!.. И я, по случаю вашей просьбы, вот что-с могу сделать… Только позвольте мне посоветоваться прежде с женой!..
— Но чтобы люди ваши не разгласили этого.
Вы знаете,
как они любопытны и болтливы…
— Контора у меня здесь маленькая и совершенно безвыгодная, — начал он, — но, считая себя виноватым, что не приехал к
вам в губернский город представиться, и
как супруга ваша справедливо мне приказывала через почтальона, что она и
вы очень обижаетесь, что все мы, почтмейстера, точно будто бы
знать не хотим своего начальника, но видит создатель, что это я по робости моей сделал и что я готов с полным моим удовольствием исполнить всегда, что следует…
—
Как христианку, я, будучи отцом вашим духовным,
знаю вас и стану с
вами беседовать,
как со страждущей и ищущей. Егор Егорыч, может быть, говорил
вам о краеугольном камне, на коем основан и утвержден наш орден…
—
Как и всякому масону, если
вы долговременным и прилежным очищением себя приуготовитесь к тому. Орден наш можно уподобить благоустроенному воинству, где каждый по мере усердия и ревности восходит от низших к высшим степеням. Начальники
знают расположение и тайну войны, но простые воины обязаны токмо повиноваться, а потому число хранителей тайны в нашем ордене было всегда невелико.
— На этот вопрос
вам можно будет ответить, когда
вы сами удостоитесь
узнать хотя часть этих тайн, а теперь могу
вам объяснить одно, что я и тем более Егор Егорыч,
как люди, давно подвизающиеся в масонстве, способны и имеем главной для себя целью исправлять сердца ищущих, очищать и просвещать их разум теми средствами, которые нам открыты, в свою очередь, нашими предшественниками, тоже потрудившимися в искании сего таинства.
— Нет, он заснул, и
вы знаете,
как он с поступления вашего в ложу стал спокойно почивать.
—
Вы ошибаетесь!.. Это не предрассудок! Тогда
какое же это будет дворянское сословие, когда в него может поступить каждый, кто получит крест, а кресты стали давать нынче за деньги… Признаюсь, я не понимаю правительства, которое так поступает!.. Иначе уж лучше совсем уничтожить дворянское сословие, а то где же тут будет какая-нибудь преемственность крови?.. Что же касается до вашего жертвователя, то я не
знаю,
как на это взглянет дворянство, но сам я лично положу ему налево.
— Все до малейших подробностей, но я только желал бы поточнее
узнать от
вас,
какого рода содействия
вы желаете иметь от меня?
— Кроме всего этого, — продолжал он, — есть еще одно, по-моему, самое важное для
вас и для меня обстоятельство.
Вы теперь вдова, вдова в продолжение десяти месяцев. Все очень хорошо
знают, что
вы разошлись с мужем, не бывши беременною, и вдруг
вас постигнет это, что весьма возможно, и
вы не дальше
как сегодня выражали мне опасения ваши насчет этого!
—
Вы думаете или нет, но это необходимо заранее иметь в виду, потому что когда это случится, так поздно поправлять.
Вы знаете,
как нынешний государь строго на это смотрит, — он на ходатайствах об усыновлении пишет своей рукой: «На беззаконие нет закона».
— Так, одно странное совпадение!.. — отвечал, видимо, не договорив всего, Сверстов. — А не
знаете ли
вы, из
какого собственно звания господин Тулузов: попович ли он, дворянин ли, чиновник ли? — добавил он, обращаясь к Аггею Никитичу.
— Вижу, — произнес с многодумчивым выражением в лице Егор Егорыч, — и потому вот я
какой имел бы план… Не
знаю, понравится ли он
вам…
Вы останетесь погостить у меня и напишете вашей жене, чтобы она также приехала в Кузьмищево, так
как я желаю поближе с ней познакомиться… Приедет она?
— Нет-с, не гонку, — принялся объяснять Янгуржеев, — но Феодосий Гаврилыч,
как, может быть,
вам небезызвестно, агроном и любит охранять не травы, нам полезные, а насекомых, кои вредны травам; это я
знаю давно, и вот раз, когда на вербном воскресеньи мы купили вместе вот эти самые злополучные шарики, в которые теперь играли, Феодосий Гаврилыч приехал ко мне обедать, и вижу я, что он все ходит и посматривает на окна, где еще с осени лежало множество нападавших мух, и потом вдруг стал меня уверять, что в мае месяце мухи все оживут, а я, по простоте моей, уверяю, что нет.
—
Вы извольте думать или нет, это
как вам угодно, но отец мне все рассказывал; я даже
знаю, о чем они теперь беседуют.
—
Как не верите! Разве
вы знаете мои чувства?
— Однако донос не показывает его благородства; и главное, по
какому поводу ему мешаться тут? А потом, самое дело повел наш тамошний долговязый дуралей-исправник, которого — все очень хорошо
знают — ваш муж почти насильно навязал дворянству, и неужели же Егор Егорыч все это
знает и также действует вместе с этими господами? Я скорей умру, чем поверю этому. Муж мой, конечно, смеется над этим доносом, но я,
как женщина, встревожилась и приехала спросить
вас, не говорил ли
вам чего-нибудь об этом Егор Егорыч?
— Мне говорил это прежде отец мой, который,
вы знаете,
какой правдивый и осторожный человек был; потом говорил и муж мой! — объяснила Екатерина Петровна, все это, неизвестно для чего, выдумав от себя: о месте родины Тулузова ни он сам, ни Петр Григорьич никогда ей ничего не говорили.
Молодого человека этого очень хорошо
знал доктор Сверстов и даже производил следствие об убийстве его, вместе с чинами полиции; но
каким образом билет этого убитого мещанина очутился в руках вашего супруга,
вы уж его спросите; он, конечно, объяснит
вам это!
— Но
как их, тетенька, поймать-то?.. Поймать я не
знаю как!.. Научите
вы меня тому!
— Ты глуп после этого, если не понимаешь разницы! Тогда Екатерина Петровна действовала из ревности, а теперь разве она
узнает о том, что
вы мне говорите… Теперь
какая к кому ревность?
Прямо из трактира он отправился в театр, где,
как нарочно, наскочил на Каратыгина [Каратыгин Василий Андреевич (1802—1853) — трагик, актер Александринского театра.] в роли Прокопа Ляпунова [Ляпунов Прокопий Петрович (ум. в 1611 г.) — сподвижник Болотникова в крестьянском восстании начала XVII века, в дальнейшем изменивший ему.], который в продолжение всей пьесы говорил в духе патриотического настроения Сверстова и, между прочим, восклицал стоявшему перед ним кичливо Делагарди: «Да
знает ли ваш пресловутый Запад, что если Русь поднимется, так
вам почудится седое море!?» Ну, попадись в это время доктору его gnadige Frau с своим постоянно антирусским направлением, я не
знаю, что бы он сделал, и не ручаюсь даже, чтобы при этом не произошло сцены самого бурного свойства, тем более, что за палкинским обедом Сверстов выпил не три обычные рюмочки, а около десяточка.
— Для Тулузова хуже всего то, что он — я не
знаю, известно ли
вам это, — держался на высоте своего странного величия исключительно благосклонностию к нему нашего добрейшего и благороднейшего князя, который, наконец, понял его и,
как мне рассказывал управляющий канцелярией, приказал дело господина Тулузова, которое хотели было выцарапать из ваших мест, не требовать, потому что князю даже от министра по этому делу последовало весьма колкого свойства предложение.
— А
вы и того не
знаете? — произнес
как бы с укором камер-юнкер, шлявшийся обыкновенно всюду и все знавший. — Он в связи с madame Марфиной.
—
Как я
вам благодарен, что
вы познакомили меня с прекрасным произведением отца Василия, тем более, что он,
как узнаю я по его фамилии, товарищ мне по академии.
— Я пришел к
вам, отец Василий, дабы признаться, что я, по поводу вашей истории русского масонства, обещая для
вас журавля в небе, не дал даже синицы в руки; но теперь, кажется, изловил ее отчасти, и случилось это следующим образом: ехав из Москвы сюда, я был у преосвященного Евгения и, рассказав ему о вашем положении, в коем
вы очутились после варварского поступка с
вами цензуры,
узнал от него, что преосвященный — товарищ ваш по академии, и,
как результат всего этого, сегодня получил от владыки письмо, которое не угодно ли будет
вам прочесть.
— Да он и не
узнает о том! — возразила откупщица. — Это только будет известно Теофилу Терентьичу (имя откупщика), мне и
вам, и мы
вас просим об одном: растолковать Аггею Никитичу, что нельзя же так поступать,
как он поступает с Василием Ивановичем Тулузовым; согласитесь: генерал, откупщик стольких губерний, посажен им в острог, и это, по словам мужа моего, может кончиться очень дурно для Аггея Никитича.
— Скажите,
вам нравится,
как его?.. Пан, пан… ну, не
знаю! Пан откупщик? — сказала она.
— Даже не
знаю из
какой, и это был,
как мне потом рассказывали, какой-то венгерский авантюрист, который,
узнав, что я русский, подошел ко мне и сказал: «
Вы дерзко взглянули на даму, с которой я вчера шел, а потому
вы…» и, хотел, конечно, сказать «dummer Junge!», но я не дал ему этого договорить и мгновенно же воскликнул: «
Вы dummer Junge, а не я!»