Неточные совпадения
Второе: женился на чучеле, на уроде, потому только, что у
той было полторы тысячи душ, и, как рассказывают, когда они еще были молодыми, с этакого
вот тоже, положим, балу, он, возвратясь с женой домой, сейчас принялся ее бить.
«Злодей, — спрашивает она, — за что?..» — «А за
то, говорит, что я
вот теперь тысячу женщин видел, и ты всех их хуже и гаже!» Мила она ему была?
— Прочтите!.. Это отличнейшая вещь!.. Сюжет ее в
том, что некто Елецкий любит цыганку Сару… Она живет у него в доме, и
вот описывается одно из их утр...
— В человеке, кроме души, — объяснил он, — существует еще агент, называемый «Архей» — сила жизни, и
вот вы этой жизненной силой и продолжаете жить, пока к вам не возвратится душа… На это есть очень прямое указание в нашей русской поговорке: «души она — положим, мать, сестра, жена, невеста — не слышит по нем»… Значит, вся ее душа с ним, а между
тем эта мать или жена живет физическою жизнию, —
то есть этим Археем.
Но он, разумеется, не замедлил отогнать от себя это ощущение и у гостиницы Архипова, самой лучшей и самой дорогой в городе, проворно соскочив с облучка и небрежно проговорив косой даме «merci», пошел, молодцевато поматывая головой, к парадным дверям своего логовища, и думая в
то же время про себя: «
Вот дур-то на святой Руси!..
— Напротив, мне кажется!.. — не унимался Ченцов. — Я
вот видал, как рисуют — Давид всегда маленький, а Голиаф страшный сравнительно с ним верзило… Удивляюсь, как не он Давида, а
тот его ухлопал!
Егор Егорыч, ожидая возвращения своего камердинера, был как на иголках; он
то усаживался плотно на своем кресле,
то вскакивал и подбегал к окну, из которого можно было видеть, когда подъедет Антип Ильич. Прошло таким образом около часу. Но
вот входная дверь нумера скрипнула. Понятно, что это прибыл Антип Ильич; но он еще довольно долго снимал с себя шубу, обтирал свои намерзшие бакенбарды и сморкался. Егора Егорыча даже подергивало от нетерпения. Наконец камердинер предстал перед ним.
— Не всегда, не говорите этого, не всегда! — возразил сенатор, все более и более принимая величавую позу. — Допуская, наконец, что во всех этих рассказах, как во всякой сплетне, есть малая доля правды,
то и тогда раскапывать и раскрывать, как
вот сами вы говорите, такую грязь тяжело и, главное, трудно… По нашим законам человек, дающий взятку, так же отвечает, как и берущий.
— Не нюхаю! — отвечал
тот отрывисто, но на табакерку взглянул и, смекнув, что она была подарок из дворцового кабинета, заподозрил, что сенатор сделал это с умыслом, для внушения вящего уважения к себе: «
Вот кто я, смотри!» — и Марфин, как водится, рассердился при этой мысли своей.
Тех, хоть недалеко
вот тут, по соседству, на каторгу ссылают, а этим что?..
— То-то-с, нынче, кажется, это невозможно, — проговорил губернский предводитель, — я
вот даже слышал, что у этого именно хлыста Ермолаева в доме бывали радения, на которые собиралось народу человек по сту; но чтобы происходили там подобные зверства — никто не рассказывает, хотя, конечно, и
то надобно сказать, что ворота и ставни в его большущем доме, когда к нему набирался народ, запирались, и что там творилось, никто из православных не мог знать.
— Но, кроме
того, ваше преосвященство, как я
вот слышал (это Крапчик начал говорить тихо), слышал, что после радений между хлыстами начинается этот, так называемый, их ужасный свальный грех!
Способ для
того такой: вы объезжайте всех соседних подрядчиков, которые
вот именно великим постом подряжают рабочих и выдают им задатки, и объявите им, чтобы крестьянам моим, на которых у меня числится недоимка, они денег на руки не выдавали, а вручали бы их вам; если же подрядчики не сделают
того, вы не выдавайте недоимщикам паспортов.
«
Вот тебе на! — подумала не без иронии Миропа Дмитриевна. — Каким же это образом адмиральша, — все-таки, вероятно, женщина обеспеченная пенсией и имеющая, может быть, свое поместье, — приехала в Москву без всякой своей прислуги?..» Обо всех этих недоумениях она передала капитану Звереву, пришедшему к ней вечером, и
тот, не задумавшись, решил...
— Клянусь, что я не нуждаюсь, и
вот вам доказательство! — продолжала адмиральша, выдвигая ящик, в котором действительно лежала довольно значительная сумма денег: она еще с неделю
тому назад успела продать свои брильянты.
— Что уж мне беречь себя! — полувоскликнула старушка. — Вы бы только были счастливы,
вот о чем каждоминутно молитва моя! И меня теперь
то больше всего тревожит, — продолжала она глубокомысленным тоном, — что Людмила решительно не желает, чтобы Егор Егорыч бывал у нас; а как мне это сделать?..
— История такого рода, — продолжал он, — что
вот в
том же царстве польском служил наш русский офицер, молодой, богатый, и влюбился он в одну панночку (слово панночка капитан умел как-то произносить в одно и
то же время насмешливо и с увлечением).
—
Вот, буде вы встретитесь у нас с этим моим родственником Марфиным,
то не говорите, пожалуйста, о масонах.
Но
вот однажды, часу в седьмом теплого и ясного июньского вечера (в
тот год все лето стояло очень хорошее), над Москвой раздавался благовест ко всенощной.
— А на
то, как говорит Бенеке [Бенеке Фридрих-Эдуард (1798—1854) — немецкий философ.], — хватил уж
вот куда Егор Егорыч, — что разум наш имеет свой предел, и
вот, положим, его черта…
—
Вот Михаил Михайлыч так сейчас видно, что человек государственный, умнейший и гениальный! Это, извините вы меня, не
то, что ваш князь.
— Ах, это вы!..
Вот кто приехал! — произнесла как бы с удивлением Муза, но вряд ли она искренно удивилась. — Подождите тут, я предуведомлю об вас мамашу и Сусанну! — присовокупила она, но и тут ей, кажется, предуведомлять было не для чего, — по крайней мере Сусанну, — потому что
та, услыхав от сестры, кто приехал, не выразила никакого недоумения касательно приезда неожиданного гостя, а сейчас же и прежде всего пошла к Егору Егорычу.
—
Вот видите, прелесть моя,
то, что я вам уже рассказывала и буду дальше еще говорить, мы можем сообщать только лицам, желающим поступить в масонство и которые у нас называются ищущими; для прочих же всех людей это должно быть тайной глубокой.
— Теперь, моя прелесть, довольно поздно, — сказала в ответ на это gnadige Frau, — а об этом придется много говорить; кроме
того, мне трудно будет объяснить все на словах; но лучше
вот что… завтрашний день вы поутру приходите в мою комнату, и я вам покажу такой ковер, который я собственными руками вышила по канве.
— Gnadige Frau, еще одно слово!.. Если бы предложение мое почему-либо показалось Сусанне Николаевне странным,
то вот отдайте ей это мое стихотворение, в котором я, кажется, понятно выразил свои стихийные стремления и, пожалуй, прорухи.
—
Вот плоды существующих у вас порядков! — сказал он, обращаясь к совершенно растерявшемуся помощнику почтмейстера и спешившему подписать расписку, которую он и преподнес губернатору, а
тот передал ее управляющему.
— Это, конечно, что не обидим, — подхватил Ченцов, — но я желал бы за
то, что вы
вот так умно распорядились с похоронами и с наследством Петра Григорьича, отдельно от жалованья поблагодарить вас.
— А я ее
вот чем смажу, — подхватила
та и прямо же хватила попавшею ей под руку метлою Маланью по шее.
Вы
вот изволите говорить, как я позволяю сыну не сходить в деревню, — продолжал Власий, видимо, тронутый за самую слабую струну, — а как мне и что сделать супротив
того?..
— Барон, — сказала на это Катрин, потупляя свои печальные глаза, — вы так были добры после смерти отца, что, я надеюсь, не откажетесь помочь мне и в настоящие минуты: мужа моего, как
вот говорил мне Василий Иваныч… — и Катрин указала на почтительно стоявшего в комнате Тулузова, — говорил, что ежели пойдет дело,
то Ченцова сошлют.
— Потом
вот что, — продолжала она, хлопнув перед
тем стакана два шампанского и, видимо, желая воскресить
те поэтические ужины, которые она когда-то имела с мужем, —
вот что-с!.. Меня очень мучит мысль… что я живу в совершенно пустом доме одна… Меня, понимаете, как женщину, могут напугать даже привидения… наконец, воры, пожалуй, заберутся… Не желаете ли вы перейти из вашего флигеля в этот дом, именно в кабинет мужа, а из комнаты, которая рядом с кабинетом, вы сделаете себе спальню.
— Ты там как знаешь будь, — перебил его строго Тулузов, — а мы
вот повидаем твоего отца, который поумнее тебя, и с
тем рассудим, как лучше распорядиться.
— На самом деле ничего этого не произойдет, а будет
вот что-с: Аксинья, когда Валерьян Николаич будет владеть ею беспрепятственно, очень скоро надоест ему, он ее бросит и вместе с
тем, видя вашу доброту и снисходительность, будет от вас требовать денег, и когда ему покажется, что вы их мало даете ему, он, как муж, потребует вас к себе: у него, как вы хорошо должны это знать, семь пятниц на неделе; тогда, не говоря уже о вас, в каком же положении я останусь?
— Почтеннейший господин Урбанович, — заговорил Аггей Никитич, — вы мне сказали такое радостное известие, что я не знаю, как вас и благодарить!.. Я тоже, если не смею себя считать другом Егора Егорыча,
то прямо говорю, что он мой благодетель!.. И я, по случаю вашей просьбы,
вот что-с могу сделать… Только позвольте мне посоветоваться прежде с женой!..
— Если это так, — заговорил он с сильным волнением, — так
вот к вам от меня не просьба, нет, а более
того, мольба: когда вы приедете в Петербург,
то разузнайте адрес Ченцова и пришлите мне этот адрес; кроме
того, лично повидайте Ченцова и скажите, что я ему простил и прощаю все, и пусть он требует от меня помощи, в какой только нуждается!
— Да, — отвечал Егор Егорыч, — и
вот поэтому я так и жаждал вас скорей видеть!.. Сегодня ночью я думал, что жив не останусь, а между
тем на мне лежит главнейшее дело моей жизни, не совершив которого я умру неспокойно!.. Я еще прежде вам говорил, что жена моя, по своим мыслям и по своим действиям, давно масонка!.. Но ни она, ни я не желаем ограничиваться этим и хотим, чтобы она была принята в ложу!..
— И сделайте, не робейте!.. — бормотал Егор Егорыч. — Возьмем самое дурное предположение, что вас за совершение масонского обряда лишили бы вашего сана,
то —
вот вам бог порукой — я обеспечиваю вас и вашу семью на всю вашу жизнь; верите вы мне?
—
Вот я спрошу мужа, — проговорила она и, проворно войдя к
тому, сказала...
— И этот Сен-Мартен, — продолжал
тот, —
вот что, между прочим, сказал: что если кто почерпнул познания у Бема, считаемого мудрецами мира сего за сумасшедшего,
то пусть и не раскрывает никаких других сочинений, ибо у Бема есть все, что человеку нужно знать!
— Вообразите, у вас перед глазами целый хребет гор, и когда вы поднимаетесь,
то направо и налево на каждом шагу видите, что с гор текут быстрые ручьи и даже речки с чистой, как кристалл, водой… А сколько в них форелей и какого вкуса превосходного — описать трудно.
Вот ты до рыбы охотник, — тебе бы там следовало жить! — отнеслась gnadige Frau в заключение к мужу своему, чтобы сообща с ним развлекать Егора Егорыча.
—
То же самое писал Егору Егорычу и Мартын Степаныч, —
вот его письмо, прочитайте! — проговорила Сусанна Николаевна и с нервною торопливостью подала письмо отцу Василию, который прочел его и проговорил, обращаясь к Егору Егорычу...
—
Вот эти господа коронные чиновники!.. Для
того, чтобы подделаться к министру, они готовы целое сословие очернить.
— Я думал, Егор Егорыч, много думал, но справедливо говорят, что женщины хитрее черта… Хоть бы насчет
тех же денег… Миропа Дмитриевна притворилась такой неинтересанткой, что и боже ты мой, а тут
вот что вышло на поверку. Вижу уж я теперь, что погиб безвозвратно!
— Очень хорошо помню, и
вот этот долг! — сказал Феодосий Гаврилыч и, вынув из бокового кармана своего чепана заранее приготовленную тысячу, подал ее Янгуржееву, который после
того, поклонившись всем общим поклоном и проговорив на французском языке вроде
того, что он желает всем счастья в любви и картах, пошел из комнаты.
—
Вот видишь, как я угадал твое желание! — произнес опять-таки с своей горькой улыбкой Лябьев, хотя, правду говоря, он пригласил Углакова вовсе не для удовольствия
того, но дабы на первых порах спрятаться, так сказать, за него от откровенных объяснений с женой касательно не дома проведенной ночи; хотя Муза при такого рода объяснениях всегда была очень кротка, но эта-то покорность жены еще более терзала Лябьева, чем терзал бы его гнев ее.
— Виноват, если я тут в чем проговорился; но, как хотите, это
вот я понимаю, что отец мой в двадцать лет еще сделался масоном, мать моя тоже масонка; они поженились друг с другом и с
тех пор, как кукушки какие, кукуют одну и
ту же масонскую песню; но чтобы вы… Нет, я вам не верю.
Я
вот тебя сейчас и прихлопну!» Прихлопывать ей, разумеется, не часто удавалось, но что она в душе постоянно к
тому стремилась, — это несомненно!
— Почему же неумным? Бог есть разум всего, высший ум! — возразила Зинаида Ираклиевна, вероятно, при этом думавшая: «А я
вот тебя немножко и прихлопнула!». В
то же время она взглянула на своего молодого друга, как бы желая знать, одобряет ли он ее; но
тот молчал, и можно было думать, что все эти старички с их мнениями казались ему смешны: откровенный Егор Егорыч успел, однако, вызвать его на разговор.
— Но что же такое и фантазия, если она хоть сколько-нибудь сознана, как не мысль?.. Вы
вот изволили упомянуть о религиях, — Гегель вовсе не отделяет и не исключает религии из философии и полагает, что это два различных способа познавать одну и
ту же истину. Философия есть ничто иное, как уразумеваемая религия, вера, переведенная на разум…
Билет им в бельэтаж еще заранее достал Углаков; сверх
того, по уговору, он в день представления должен был заехать к Музе Николаевне, у которой хотела быть Сусанна Николаевна, и обеих дам сопровождать в театр; но
вот в сказанный день седьмой час был на исходе, а Углаков не являлся, так что дамы решились ехать одни.